В зале собрались все беженцы из Гадринсетта, лица их были радостными и оживленными. Кое-где Саймону приходилось останавливаться, выслушивать поздравления и заздравные тосты, так что только через четверть часа он достиг, наконец, главного стола — массивного каменного постамента, который служил еще древним ситхи. Здесь сидели принц Джошуа и его ближайшие соратники.— Добро пожаловать, сир Сеоман, — сказал принц Джошуа, знаком указывая Саймону на место слева от себя. — Наши друзья, жители Нового Гадринсетта, приложили все усилия, чтобы сегодняшняя трапеза получилась роскошной и праздничной. Вот кролик и жареные куропатки; это, я так полагаю, цыплята; а вот отличная серебряная форель из Стефлода. — Последние несколько недель были относительно спокойными, но лицо принца показалось Саймону смертельно усталым и осунувшимся. — Приятного аппетита всем! Постарайтесь забыть, что нас ждет свирепая зима и мы будем жить впроголодь или сосать лапу, как медведи.— Новый Гадринсетт, вы сказали? — спросил Саймон.— Да, — с гордостью кивнула Джулой, — принц справедливо решил дать нашему лагерю имя этого священного места.— Из Гадринсетта к нам толпами вдут люди, к тому же название очень подходит — в переводе с древнеэркинландского наречия оно означает «Место собраний». Вот я и назвал так наш лагерь. — Принц поднял кубок с изящной чеканкой: — За Новый Гадринсетт!Этот тост все приняли с воодушевлением.Дары равнины и леса пользовались большим успехом. Саймон за обе щеки уписывал изысканные яства. У него не было во рту ни крошки со времени вчерашней полуденной трапезы, так что большую часть ночного бдения он предавался недостойным рыцаря размышлениям о еде. Голод немного притупился во время церемонии посвящения в рыцари, зато сейчас аппетит вырос вдвое.Джеремия стоял за спиной Саймона, наполняя его кубок, как только это становилось необходимо. Саймона смущало, что хейхолтский приятель так прислуживает ему, но Джеремия гордился своим положением и не променял бы его ни на что.Джеремия явился к Сесуадре, привлеченный слухами о растущей армии Джошуа. Саймон никак не ожидал такой встречи и был очень удивлен переменами, которые произошли во внешности и характере мальчика свечника. И если Саймон удивлялся, то Джеремия просто долго не мог поверить, что Саймон действительно цел и невредим, и восхищался его великолепными приключениями. Он считал божьим чудом то, что Саймон уцелел, пережив столько опасностей, и стал его оруженосцем, как будто это было чем-то само собой разумеющимся. Сначала это раздражало Саймона, но потом он понял, что дружбе это не помеха, и успокоился.Джеремия в отличие от Саймона очень мало говорил о себе. Он сказал только, что работал в литейной Хейхолта и что Инч, бывший помощник доктора Моргенса, стал теперь мастером литейщиков. Саймон подозревал, что Джеремия о многом умалчивает, недоумевал, но молчал. Он никого не собирался уличать во лжи и скрытничестве, но теперь-то он рыцарь…— Ты о чем-то задумался, Саймон? — спросила леди Воршева, отрывая его от размышлений. Уже становилось заметно, что в ней растет новый человек, но она оставалось все такой же прекрасной и молчаливой. Такими иногда бывают птицы или лошади, которые позволяют человеку ласкать себя, но никогда не становятся по-настоящему ручными. Саймон помнил, как впервые увидел ее в Наглимунде. Еще тогда он поражался, почему у такой красивой женщины такое злое и печальное лицо. В последнее время она повеселела, но в темных глазах все еще оставалась непонятная тоска.— Простите, леди, я думал… о прошлом. — Он вспыхнул. Кем он стал? Сама леди Воршева запросто говорит с ним. — В мире много странного.— Да. Странного и жестокого.Джошуа встал и поднял кубок, постукивая по нему в ожидании тишины. Грязные, исхудавшие лица повернулись к столу принца, и Саймон вдруг понял удивительную вещь, которая так поразила его, что он чуть не вскрикнул от удивления. Все эти беженцы из Гадринсетта, разинувшие рты от восхищения при виде живого принца, — это все он! Они такие же, каким он был раньше. Это он с разинутым ртом всегда завистливо смотрел на важных господ и знатных рыцарей, сидящих за главным столом. А теперь — невероятно, но факт — он стал онним из рыцарей и сидит за одним столом с принцем, а другие глядят на него с почтением и гордостью. Он ведь остается все тем же Саймоном! Что же это такое?— По многим причинам собрались мы здесь сегодня, — начал принц. — Во-первых, это самое главное, мы приносим благодарность Господу зато, что мы живы и хорошо защищены от наших врагов. Кроме того, мы встречаем День святого Граниса, который надлежит проводить в посте и смиренной молитве, но встретить его нужно ночью хорошим вином и угощением. — Принц снова постучал но кубку, прерывая бурные аплодисменты. Когда шум стих, он продолжал: — Наконец, мы празднуем сегодня посвящение в рыцари юного Саймона, нареченного отныне сир Сеоман. — Снова взрыв аплодисментов и радостных криков. — Мы все вндели, как он стал рыцарем, как принял он меч и дал клятву. Но мы еще не видели его знамени!В молчании поднялись Гутрун и Воршсва и вытащили из-под стола сверток, который, как выяснилось, с начала вечера лежал у ног Саймона. Изорн подошел помочь женщинам, и втроем они развернули знамя.— Это герб сира Сеомана из Нового Гадринсета, — провозгласил принц.На сером и червленом поле — цвета принца Джошуа — был выведен контур черного меча. Поверх него — белый дракон, чьи зубы, глаза и чешуя были тщательно вышиты алым шелком.Толпа захлопала и загудела.— Ура-а-а победителю дракона! — закричал один из воннов, и тут хс множество голосов присоединились к нему. Саймон почувствовал, как наливаются краской лицо и уши, вскочил, поднял свой кубок и разом осушил его. Все было прекрасно и торжественно, но в глубине души он понимал, что во всем этом что-то не так. Дело было не в драконе, хотя на самом деле Саймон и не убивал его. И не в Торне, хотя этот меч и не принадлежал Саймону. Что-то не так… Святое Древо! с раздражением подумав он. Когда же ты перестанешь ныть, простак несчастный!Джошуа снова стучал по кубку.— Это еще не все! Не все!Принц был возбужден и весел. Он ужасно радовался, что наконец случилось что-то хорошее.— Есть еще, — кричал принц. — Еще один подарок для Саймона! — Он взмахнул рукой, и Деорнот отправился в глубь зала. Люди снова загудели, обсуждая подвиги Саймона и щедрость принца. Саймон выпил еще вина и принялся благодарить Воршеву и Гутрун за труд над его знаменем. Он в таких красочных выражениях описывал свое восхищение рисунком, что дамы польщенно заулыбались. Вдруг сидевшие у самой двери засвистели и громко захлопали. Саймон обернулся и увидел, что возвращается Деорнот. Рыцарь вел под уздцы лошадь.Саймон уставился на нее, не веря своим глазам:— Это…?!Опрокинув кубок, он пулей рванулся вперед, скользя по гладкому полу. Обвив руками шею кобылы, он задыхался от восторга, а она ласково обнюхивала его голову и плечи.— Я боялся, что она погибла!Деорнот и сам чуть не плакал от умиления.— Когда Бинабика и Слудига настигли великаны, им пришлось отпустить лошадей на волю, чтобы спасти их от смерти. Наши разведчики нашли ее у развалин старого города ситхи по ту сторону равнины. Может быть, это ситхи помогли ей, ведь ты говорил, что она некоторое время жила с ними.Саймон был счастлив. Эта лошадь была для него лучшим другом, и трудно было описать горе, которое он испытал, узнав, что она пропала, как многое и многие в этот ужасный год.После непродолжительного молчания заговорил Деорнот:— Ну, давай я отведу ее обратно. Мы оторвали ее от еды, а ты еще навестишь ее завтра утром.— Спасибо, Деорнот, спасибо тебе! — Саймон потрепал лошадь по холке, поцеловал ее в морду и вернулся к столу принца.Пока он усаживался и принимал горячие поздравления Бинабика, Сангфугол вышел вперед и попросил у Джошуа слова.— Сегодня мы поздравляем Саймона с его вступлением в ряды рыцарей. Все, что можно было сказать по этому поводу, уже было сказано принцем. — Арфист поклонился Джошуа. — Но Саймон не один был в походе, не один совершал подвиги и показывал чудеса Храбрости. Принц сказал уже о Бинабике и Слудиге, но и это не все члены отряда. Их было шестеро смельчаков, и только трое возвратились к нам. Я сочинил песню о них и хотел бы, чтобы ни один из этих шести славных воинов не был незаслуженно забыт.Джошуа кивнул, Санфгугол настроил арфу, поданную ему одним из солдат, и запел:Милый дом оставив вдали,Сон забыв и лица друзей,Шестеро смелых к краю землиНеслись, не щадя лошадей.По зову принца ринулись вмиг,Редкой отваги явив пример,Гримрик, Хейстен и Бинабик,Слудиг, Саймон и Этельберн.Мчались, не зная планов и карт,Были готовы не есть, не спать,Чтобы спасти родной Светлый Ард,Черный Торн в снегах отыскать.Сангфугол играл и пел. Шепот смолк, в зале воцарилась тревожная тишина. Джошуа печально смотрел на арфиста, вслушиваясь в грустные слова. Саймон выпил еще вина. Пламя факелов легонько подрагивало.Было уже совсем поздно. Несколько музыкантов еще наигрывали тихую мелодию. Сангфугол сменил арфу на лютню, а Бинабик пустился в пляс, чем очень развеселил сонную публику. Саймон, поглотивший огромное количество вина, лихо отплясывал сразу с двумя девушками из Гадринсетта — низкорослой толстушкой и ее смешливой худенькой подружкой. Целый вечер они таинственно перешептывались, обсуждая удачу, привалившую Саймону, его внешность и манеры. Когда он пытался заговорить с ними, они только краснели и смеялись, подталкивая друг друга локтями. Наконец, утомленный и запыхавшийся Саймон пожелал им спокойной ночи и поцеловал руки, как это всегда делают настоящие рыцари. Это окончательно смутило девушек, и Саймон снисходительно подумал, что они совеем еще дети.Джошуа отвел Воршеву спать и вернулся, чтобы завершить праздник. Теперь он сиделки о чем-то тихо переговаривался с Деорнотом. Оба выпщдели утомленными и озабоченными. Джеремня прикорнул в уголке, твердо решив не уходить раньше Саймона, хотя его друг успел отлично выспаться после бессонной ночи. Когда Саймон подумал, что пожалуй, пора бы и ложиться, в дверях появился Бинабик. Рядом с троллем, заинтересованно принюхиваясь, стояла Кантака. Бинабик оставил волчицу ждать у входа, подозвал Саймона и направился к креслу Джошуа.— .Так они уложили его спать? Хорошо. — Принц повернулся к подошедшему Саймону: — Бинабик принес новости. Очень неплохие новости.Тролль кивнул.— Я никогда не имел знания об этом человеке, но Изорн говорит, что он имеет огромную важность. Это граф Эолер из Эрнистира. — Бинабик повернулся к Саймону. — Он переправлялся сюда при помощи лодки. Он привозил в Новый Гадриисетт, — тролль улыбнулся непривычному названию, — новости очень большой важности. Граф испытывает сильную усталость, но завтра утром, получив соизволение принца, он будет говорить о своих известиях.— О да, — Джошуа выпрямился и вздохнул. — Нам очень нужы новости из Эрнистира. Надеюсь, что Эолер порадует нас.— Имеет возможность… Насколько я понимал Изорна, — Бинабик понизил голос и наклонился к принцу, — Эолер говаривал, что имеет важное знание о… Великих Мечах.— Боже! — воскликнул Деорнот.Джошуа на мгновение замер.— Итак, — проронил он наконец, — завтра, в День святого Граниса, мы, быть может, узнаем, надеждой или отчаянием кончится наше изгнание. А сейчас — спать! Завтра я пошлю за вами.Принц повернулся и пошел к выходу. По каменной стене скользнула его тень.— Теперь быстро ложиться в постели, как говаривал принц. — Бинабик улыбнулся. Кантака рванулась вперед и радостно ткнулась носом ему в бок. — Не скоро мы будем забывать сегодняший день, правда, друг Саймон?Саймон молча кивнул в ответ. 2 ТЯЖЕСТЬ ЦЕПЕЙ Принцесса Мириамель глядела на океан. Когда она была совсем маленькой, няньки говорили ей, что море — древняя колыбель гор, что все земли вышли из воды и когда-нибудь вернутся туда. Таким был океан, чьи волны бились о крутые скалы перед дворцом в Меремунде, сглаживая выступы и острые углы.Другие говорили, что океан породил ужасных чудовищ, злобных русалок, прожорливых уруков и морских великанов. Мириамель знала, что его черные бездны кишат отвратительными тварями. Не раз на скалистый берег Меремунда выползала погреться на солнышке огромная бесформенная туша и шарила плошками глаз по обрыву берега и каменным стенам замка, пока прилив не смывал ее с камней и не уносил обратно впучину. У принцессы не было сомнений, что немало еще более ужасных существ скрывалось на дне моря.Когда погибла мать Мириамели, а Элиас после ее смерти ожесточился и замкнулся в своем горе, океан стал для маленькой принцессы чем-то вроде наставника и покровителя. Несмотря на капризное непостоянство, бесконечные шторма и бури, океан был Другом одинокого детства Мириамели. Вечером ее убаюкивал монотонный гул прибоя, а утром плеск волн и пронзительные крики чаек поднимали девочку с постели. Она глядела в окно и видела, что океан улыбался ей.Тогда океан был ее жизнью. Теперь же, стоя на корме «Облака Эдны», она думала, что он может быть и тюрьмой, ловушкой, безжалостной и непреодолимой, как и те, что построены из камня и железа.Чем больше удалялся от Винитты корабль графа Аспитиса, двигаясь на юго-восток к бухте Ферракоса и цепи островов, тем лучше Мириамель осознавала, что океан впервые в жизни стал ее врагом и держит ее крепче, чем дворцовая стража отца, которая всегда даже на прогулках, окружала ее плотным кольцом. От всего этого она избавилась. Но как преодолеть тысячи миль открытого моря? Оставалось только сдаться без борьбы. Принцесса устала хитрить и нападать, она не хотела больше быть сильной. Каменные скалы веками стоят нерушимо, но в конце концов и их поглощает океан. Теперь она доверится течению и поплывет туда, куда несут ее волны. Граф Аспитис неплохой человек. Конечно, теперь он не обращается с ней так почтительно и ласково, как в первые дни их совместного плавания, но все же любезен и приветлив при условии, что она беспрекословно выполняет все его желания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65