Следует признать, что по сравнению с событиями, происходящими в 1918 году, годы царствования Николая II уже представлялись чем-то средним между Царством Божьим и коммунизмом, который обещал Ленин. Соответственно росла и популярность царя, особенно среди тех слоев, которые традиционно считались антимонархическими. Все это, наряду с постоянно ухудшающейся обстановкой на Западном фронте, побудило немцев к решительным действиям. В Екатеринбурге вечно пьяного Андреева сменяет холодный и выдержанный Юровский — знаменитый комендант Дома Особого Назначения, как в истории теперь его называют. Пьяные издевательства над семьей бывшего царя прекращаются, и наступает некоторая пауза. Кого же все ждут? А ждут нашего знакомого капитана Фокса, который со взводом немецких солдат — ветеранов боев в Петрограде и на Пулковских высотах — едет в Екатеринбург. Мы об этом узнали из захваченных американцами документов германского МИДа после окончания второй мировой войны. Из них (копии мы добыли с большим трудом, поскольку американцы почти ничего не предают гласности) стало ясно, что после убийства немецкого посла фон Мирбаха в Москве советское правительство не могло уже так сопротивляться немецким требованиям, как раньше, хотя и раньше эти возможности были очень ограниченными. Приходилось прибегать к хитростям, даже к грубому обману с единственной целью — выиграть время.В начале июля принимается решение направить в Екатеринбург капитана Фокса для передачи непосредственно государю ультиматума: или он соглашается на подтверждение Брестского мира и немецкими штыками восстанавливается на престоле, или Фокс при содействии местных властей ликвидирует Николая и всю семью, чтобы у немцев больше не болела голова по этому поводу. Сегодня все немецкие мотивы, возможно, выглядят не слишком убедительными, но тогда для немцев этот вопрос имел чрезвычайную важность.Что касается большевиков, то они как раз не были в тот момент склонны к крайним мерам. Троцкий и Свердлов мечтали о показательном процессе над царем по образцу процесса над Людовиком XVI, а более практичный Ленин считал, что царскую семью лучше бы сохранить в качестве заложников на случай, как он часто тогда выражался, «если мы слетим, и придется возвращаться в Цюрих».16 июля 1918 года капитан Фокс со своей командой прибывает в Екатеринбург. В городе — почти осадное положение. Слышна артиллерийская канонада. Армия директории и части чехословацкого корпуса подходят к столице Урала с трех сторон. Всем ясно, что удержать город нет никакой возможности. В этих условиях Фокс проводит совещание с Юровским, Голощекиным и Белобородовым, затем часа два беседует с «царем. Что произошло потом, до конца не ясно. Судя по тому письму Юровского, что отыскал Болдин в архиве, приговор привести в исполнение, а затем куда-то увезти трупы, мог только капитан Фокс со своей командой. Юровский и его люди разве что замывали кровь и, возможно, переносили трупы на грузовик, хотя и это выглядит сомнительным.— Так что же в итоге мы имеем? — спросил Горбачев. — Где захоронены останки этой несчастной семьи?— В итоге мы имеем очень странную историю, — сказал Климов. — Ни капитана Фокса, ни царя, ни одного из членов его семьи, ни одного человека из его свиты с тех пор никто не видел ни живыми, ни мертвыми. Но, если предположить, что Фокс куда-то увез трупы и где-то их либо сбросил, либо закопал, то куда подевался он сам и его команда? Никаких следов в Москве обнаружить не удалось. Не появился он и в Германии после окончания первой мировой войны.Все это заставляет думать, что он погиб на обратном пути в Москву. При тогдашнем положение дел в России погибнуть, как Вы понимаете, было очень легко.Конечно, возможен и другой вариант. Уничтожив царскую семью, Фокс просто скрылся, понимая ту ответственность, которую взял на себя. Знал он и то, что собственный кайзер орденом его за это не наградит. Возможно, он сменил фамилию, покинул Россию, не заезжая в Москву. Впрочем, возвращаться в Германию тоже было не обязательно. Поскольку Фокс дезертировал в военное время, мог осесть и натурализоваться в любой другой стране Европы или Америки. В пользу этой версии говорит тот факт, что вместе с царем пропали и ценности, принадлежавшие его семье, а также ряд очень важных документов. Убив и ограбив царя, Фокс попросту удрал, несмотря на всю любовь к фатерлянду и кайзеру. Такие возможности представляются раз в столетие, а то и реже. Кроме того, исчезнув с трупами, он поставил в идиотское положение весь Екатеринбургский Совет прежде всего перед местными рабочими, которым пришлось рассказывать сказки про бочку с серной кислотой. Мне эксперты говорили: чтобы растворить одиннадцать трупов, потребовалось бы не менее железнодорожной цистерны с кислотой. Но нашему народу, что не ври — во все поверит. В этом его сила. И наша.— Насколько я понял, — сказал Горбачев, — точное место захоронения царской семьи никому неизвестно и обнаружено оно быть не может?— Будем искать, — пообещал Климов. — Никто еще этим делом серьезно не занимался. Кое-какие зацепки есть. Попробуем. «Сказать ему про мальчика или нет? — подумал генерал. — Нет, не поймет, или скажет что-нибудь вроде: „Вам уже на пенсию пора, Виктор Иванович, а вы заноситесь в такие сферы. Впрочем, этот вопрос можно обсудить на Пленуме“. Или все такие рассказать?»— Да, — вздохнул Горбачев. — Как у нас в стране все сложно. Я-то думал, что уж в вашем ведомстве знают, где кто похоронен. Оказывается, и у вас такой же порядок, как везде.Климов хотел что-то ответить, но в этот момент раздалась нежная трель телефонного звонка. Генсек взял трубку и услышал голос жены.— Ты где, — спросил Горбачев, — в Женеве? — он бросил настороженный взгляд на Климова. — Да. Ну и что? В воскресенье вечером вернусь в Бонн. Что? Без меня обойдутся. Ну, конечно, покупай, если нравится. Дорого? Ну, я не знаю. Решай сама. Что значит дорого, если кредит не ограничен? Что как? Хорошо, я вернусь и все улажу.Горбачев повесил трубку и, улыбаясь, сказал Климову:— Вечно женщины со своими проблемами! Такие дела происходят, а они ничего, кроме своих безделушек, знать не хотят. Глава 6 I К чести Куманина, он редко терялся. Неожиданности, какими бы они ни были, никогда не повергали его в состояние растерянности, и даже напротив, заставляли работать более четко и собранно, мобилизуя все скрытые резервы для принятия наиболее оптимального решения.Обнаружив пропажу папки с диссертацией Нади, которую он столь опрометчиво оставил на столе посреди комнаты, Куманин не застыл в вопросительной позе, не стал рыться в шкафах и ящиках в надежде, что сам куда-то эту папку переложил, а сразу подошел ко входной двери в свою квартиру и внимательно ее осмотрел.Дом, в котором жил майор Куманин, был ведомственным, заселенным разноликой мелкотой с Лубянки, от старослужащих прапорщиков до молодых полковников. В старые добрые времена во всех подъездах были развернуты милицейские круглосуточные посты, где дежурные сержанты играли роль часового или консьержки. Они останавливали посетителей, вежливо спрашивали к кому кто направляется, проверяли этот факт по внутреннему телефону, а неугодных задерживали и отправляли в ближайшее отделение милиции для установления личности. Наряду с очевидными преимуществами, подобная система причиняла много неудобств, поскольку все посетители дома должны были регистрироваться в специальном журнале, провести к себе домой, скажем, любовницу в отсутствии жены было совершенно невозможно.Однако еще задолго до того, как Леонид Ильич Брежнев сформулировал свой гениальный тезис о том, что «экономика должна быть экономной», дежурные сержанты при таинственных обстоятельствах постепенно исчезали один за другим. На их месте появились отставники-прапорщики, как правило, проживающие в тех же домах. Отставники, в прошлом служившие либо тюремными надзирателями, либо контролерами и выводными, оказались не лучше своих предшественников, поскольку «стучали» вдохновенно и с большим знанием дела, свидетельствующим об огромном опыте. В силу всего того же брежневского эпохального экономического открытия оплачивать их «работу» приходилось за счет жильцов, что никого особенно не радовало. Против отставников молча зрела оппозиция. Поскольку они дежурили по месту собственного проживания, то позволяли себе часто отсутствовать на своих постах: то по причине собственного нездоровья, то по причине болезни внучков. Этим воспользовались, и «институт отставных прапорщиков» был упразднен.Дежурные посты пустовали непродолжительное время. Помещение дежурного в том подъезде, где жил Куманин, то ли купил, то ли арендовал какой-то кооператив, заключивший взаимовыгодный договор с Лубянкой, которая, подобно ледоколу, пробивала своей стране путь в новые рыночные отношения. Появился огромный замок на дверях, а на застекленной стене — решетка, и помещение стало заполняться коробками и ящиками с надписями на корейском языке. Только международные маркировочные знаки в виде зонтика говорили о том, что содержимое ящиков хрупко и боится сырости. Ликвидация сторожевых постов никак не повлияла на «криминогенную» обстановку в ведомственном доме: и квартирные воры и простые алкаши, ищущие место для распития бутылки, отлично знали, в какие дома и подъезды можно соваться, а в какие — нет. В ведомственный дом КГБ их было не заманить никакими коврижками. Даже легенды о том, что все квартиры дома буквально завалены электронной аудио-видео аппаратурой западного и японского производства, не смущали домушников, хотя в других домах Москвы вырезали целые семьи исключительно для того, чтобы похитить какой-нибудь штампованный «видик» южнокорейского производства.В результате двери «чекистских» квартир украшали до предела примитивные замки, вставленные еще строителями дома. Единственное, что позволяли себе некоторые съемщики, это обить дверь дерматином с красивыми медными кнопками.Куманин вовсе не был исключением. На его двери стоял обычный «английский» замок, который можно было при желание открыть канцелярской скрепкой, выбить плечом или отжать отверткой. «Видика» у Куманина не было, хотя он мог купить его в магазинах так называемого конфиската. Как раз в это время два отдела на Лубянке вели во всесоюзном масштабе беспощадную войну с видеомагнитофонами и видеопродукцией, которая, естественно, была на сто процентов западной (поскольку в СССР эта сфера деятельности находилась в эмбрионально-зачаточном состоянии) и поэтому подпадала под статьи уголовного кодекса или бесчисленных подзаконных секретных инструкций. Любую видеокассету легко можно было классифицировать как откровенно антисоветскую, как пропагандирующую войну и насилие, как порнографическую или просто как идеологически вредную. Поначалу владельцам видеоматериалов давали сроки с обязательной конфискацией аппаратуры и кассет. По мере «либерализации» и распространения «нового мышления» сроки давать перестали, ограничивались предостережениями, но аппаратура и видеоматериалы продолжали изымать. Все это привело к резкому повышению цен на данную продукцию у перекупщиков. Расцвел «черный видеорынок», куда лихие ребята из КГБ сдавали оптом некоторую часть конфиската, насаждая таким образом новые экономические отношения.Из ценных вещей у Куманина были лишь телевизор и западногерманский магнитофон, купленный с благородной целью возобновить занятия музыкой в свободное время. Поэтому Куманин посчитал, что вряд ли кому-то придет в голову лезть к нему в квартиру в надежде найти там что-либо достойное внимания. Осмотрев дверь, Куманин убедился, что она была отжата автомобильной монтировкой, след от которой остался на косяке. «Грешить» на своих коллег не приходилось. Сергею и самому доводилось приходилось в чужие квартиры, чтобы разместить там подслушивающую аппаратуру или провести негласный обыск (до официального). Как любой оперативник, он знал, как это сделать без использования таких грубых вещей, как монтировка или стамеска. Когда же нужно было имитировать квартирную кражу, использовали особые методы.Куманин решил продолжить следствие и вышел на улицу. Около дома владельцы машин своими силами оборудовали нечто вроде охраняемой стоянки, хотя «экстерьер» дома пользовался той же славой, что и его интерьер. Даже спортивного вида молодые люди в черных куртках, работавшие в кооперативе, шли к долгу осторожно, как в церковь, а, войдя в подъезд, как-то испуганно вертели головами, собираясь, видимо, увидеть нечто страшное.Стоянку охранял «дядя Паша», в прошлом отстоявший тридцать лет на вахте в центральной проходной на Лубянке. В последнее время он стал подозрительно часто прикладываться к бутылке (поговаривали, с самогоном) и засыпал на вверенном ему посту, в специально сколоченной небольшой будке. Но поскольку с машинами ничего не случалось, на столь злостное нарушение устава караульной службы смотрели сквозь пальцы и с некоторой долей здорового юмора. Дядя Паша оказался на посту. Настроение его по ряде причин было повышенным.— Слыхал? — спросил он Куманина. — Ветеранам органов теперь водку будут выдавать без талонов?— Точно, — поддакнул Куманин, не желая портить настроение ветерану. — Ты мне, дядя Паша, скажи: с поста сегодня днем надолго никуда не отлучался?— Ты что, начальник караула? — обиделся старик, — отлучался — не отлучался, какое тебе дело? Я перед председателем кооператива отчитываюсь…— Да я не про это, — отмахнулся Куманин. — Что ты сразу в бутылку лезешь? К нашему подъезду какая-нибудь чужая машина не подъезжала? Не заметил? И он указал рукой на подъезд, находящийся от стоянки примерно в сорока метрах.Перевод разговор в привычное служебно-розыскное русло согнал с лица дяди Паши обиженное выражение. Профессиональный взгляд старого вахтера такие вещи фиксировал автоматически.— Было, — доложил он, внутренне поднявшись, — только не прямо у вашего подъезда, а как бы между вашим и соседним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54