А уж на вкус…
Рхиоу смотрела вокруг, терпеливо дожидаясь, пока Сааш кончит умываться, чесаться и стряхивать с себя порошок. Рхиоу полагала, хоть и держала свои мысли при себе, что страдает Сааш вовсе не от блох. Скорее это была аллергия, и зуд вызывала она, а не паразиты: Сааш была просто не в состоянии не вылизываться через каждые несколько шагов. В начале их знакомства Рхиоу думала, что постоянный уход Сааш за своей шкуркой – просто тщеславие, и даже несколько раз подралась с Сааш из-за этого, но теперь она понимала что к чему.
Сааш еще раз встряхнулась и наконец уселась спокойно.
– Ну вот, – сказала она. – Извини, Рхи. Я с тобой как следует не поздоровалась.
– Ты получила вызов?
– Да, со мной связались, – ответила Сааш своим тихим шелестящим голосом, – как раз во время завтрака. Вот так всегда!
– Мне и самой сообщили, когда я спала. Урруах еще не появлялся?
Сааш с отвращением поморщилась.
– Должно быть, он еще храпит в своем мусорном контейнере, который с таким восторгом вчера описывал. – Она презрительно втянула воздух – как будто принюхивалась к чему-то, скорее пригодному в пищу хоуфф, чем уважающей себя кошке.
– Сааш, – сказала Рхиоу, – ради всего святого, не цепляйся ты к нему снова. Мне и других забот хватает. Да, кстати: может быть, тебе сообщили какие-то подробности? Я поняла только, что с северными воротами снова неполадки.
Сааш оглянулась через плечо и лизнула шерсть у себя на спине.
– Нуда, так и есть. Похоже, кто-то воспользовался ими в нерабочие часы, забыв, что нужно выровнять суточный ритм на входе и выходе. Так что теперь ворота заклинило.
– И как раз после того, как мы привели все в порядок, хихх! Хихх {айлурин.) – ругательство, более сильное выражение, чем «вау». – Примеч. авт.

– Рхиоу раздраженно взмахнула хвостом.
– Вот именно.
– Но кому могло прийти в голову воспользоваться воротами в нерабочие часы, не проверив сначала суточный ритм? Это же элементарно. Даже эххифы понимают необходимость такой проверки перед переходом, – а ведь они не видят струн.
– Ну, того, кто через ворота прошел, не волновало, что с ними будет, – ответила Сааш. – А теперь, пока мы не устраним неполадку, ворота не встанут на место и дневная смена не сможет приступить к работе. Чтобы привести все в порядок, нам придется заново сплести весь вхай Вхай (айлурин.) – дерьмовый. – Примеч. авт.

портал, чтобы расположение струн на выходе соответствовало сети на входе.
Рхиоу вздохнула.
– Заниматься этим, когда вчера мы целый день потратили именно на такую работу! Вот Урруах обрадуется!
– Если только проснется… – сухо сказала Сааш, снова принимаясь чесаться; однако то, что еще она могла бы добавить к этому, осталось несказанным: из гаража вышел один из работавших там в ночную смену эххифов.
– Ах, бедная киска, ты все еще чешешься! Придется обработать тебя снова. – Абад начал рыться в глубоких карманах своего покрытого пятнами синего комбинезона. Абад был живой иллюстрацией к старой поговорке: эххифы или рождаются похожими на кошек, или через несколько лет становятся такими. Он напоминал тощего уличного кота, на морде которого написана вечная озабоченность. Когда наконец он вытащил из кармана бутылочку со средством от блох, Сааш прошипела: «Ну нет!», выскочила из ведущего в гараж туннеля и бросилась бежать по тротуару. К тому времени, когда Абад вышел на улицу и стал высматривать Сааш, она уже сделала «шаг вбок». Рхиоу поднялась и не спеша пошла за ними. Абад стоял на тротуаре и смотрел то в одну сторону, то в другую, но Сааш не видел. Рхиоу, конечно, сразу ее заметила: Сааш остановилась у стены дома, оглянулась на Абада, потом села и стала умываться.
– Ну вот, спряталась, – огорченно сказал Абад и наклонился, чтобы погладить Рхиоу: она по крайней мере не исчезла. – Очень рад тебя видеть, мисс Черная Кошка. Моя маленькая подружка сбежала, а куда – ума не приложу. Ты приходи еще: когда она вернется, вы с ней поиграете, верно?
– Конечно, – ответила Рхиоу и мурлыкнула, чтобы утешить эххифа. – Я обязательно приду еще. – Встав на задние лапки, она потерлась о ногу Абада, а потом двинулась туда, где сидела Сааш. Та виновато на нее посмотрела.
– Ты часто так с ним обходишься? – спросила Рхиоу. – Мне было бы стыдно.
– Все мы делаем «шаг вбок», когда другого выхода нет, – ответила Сааш. – Ты и сама бы так поступила, если бы твой мех был такой на вкус, как сейчас мой. Кстати, нам все же придется сейчас воспользоваться тем же приемом: на улицах уже полно народа, и нас здорово задержат, если увидят.
Рхиоу вздохнула.
– Пожалуй. Времени уже совсем не остается.
Сааш, прищурившись, посмотрела на солнце.
– Я сказала бы, что сейчас без десяти минут шесть – как говорят эххифы.
Рхиоу нахмурилась.
– Первый поезд из Северного Уайт-Плейнс Уайт-Плейнс – жилой пригород Нью-Йорка. – Примеч. авт.

прибывает в шесть тридцать четыре, и нельзя допустить, чтобы он прошел через открытые ворота. Где тот мусорный контейнер, о котором говорил Урруах?
– На углу Пятьдесят третьей и Лексингтон-авеню, – сказала Сааш. – Между строящимся новым домом и «Макдоналд-сом» – рабочие выбрасывают туда свои недоеденные гамбургеры.
Рхиоу оглянулась через плечо, выясняя, что делает Абад. Он все еще смотрел прямо на них, но, видя одну только Рхиоу, со вздохом повернулся, сунул бутылочку со средством от блох в карман и пошел к себе в гараж.
Рхиоу поднялась и тоже сделала «шаг вбок», чувствуя знакомую легкую вибрацию в кончиках ушей, усах и коготках – как всегда при переходе в другую реальность, где физические законы не предполагали отражения видимого света от предметов. Потом они с Сааш осторожно и не спеша двинулись по Лексингтон-авеню в сторону Пятьдесят третьей. Невидимость имела тот недостаток, что другие пешеходы – особенно эххифы и хоуифф – постоянно натыкались на вас; кроме того, поскольку свет по-прежнему отражался от всего остального, при дневном освещении у вас начинали болеть глаза. В состоянии «шага вбок» вы видели еще и струны и прочие нематериальные объекты, так что они заполняли ваше поле зрения, и мир становился странной путаницей ослепительно ярких эххифов и зданий и мягко сияющих световых струн, силовых линий и других проявлений физических полей и структур, существующих в обычно невидимом мире. Никто по доброй воле долго в этом состоянии не оставался – особенно в разгар дня. Ночью было легче – ну так ночью и все прочее облегчалось; недаром Народ был создан ночью.
Рхиоу и Сааш спешили по Лексингтон-авеню, уворачиваясь от слоняющихся по тротуарам, разгружающих грузовики и тележки, выгуливающих собак эххифов; особенно трудно оказалось пересечь мостовую: автомобили мчались с сумасшедшей скоростью. Даже в воскресенье ни днем, ни ночью эти улицы совсем не пустели; если вы стремились к одиночеству, искать его нужно было не здесь. Приходилось отскакивать в сторону, прижиматься к стенам, маневрировать, чтобы не попасть под ноги неожиданно появляющимся из-за угла эххифам.
Несмотря на все препятствия, Рхиоу и Сааш продвигались достаточно быстро; лишь одно неприятное происшествие их несколько задержало. Неожиданно пришел в движение погрузочный механизм у одной из лавок; металлические дверцы люка начали расходиться как раз в тот момент, когда по ним шла Сааш. Бедняжка от неожиданности чуть из шкурки не выпрыгнула и метнулась к краю тротуара, врезавшись прямо в болонку на поводке. Опасности в этом не было: собачка была крохотная, клубок длинной шерсти с тоненьким голоском, но перепуганная внезапным лязгом механизма Сааш, шерсть которой встала дыбом, вцепилась когтями ей в мордочку. Кошка помчалась со всех ног дальше, а собачка в панике кинулась в другую сторону, оглашая улицу воплями о том, что ее убивают, что на нее напало привидение, и увлекая за собой ничего не понимающую хозяйку.
Рхиоу едва не задохнулась от с трудом сдерживаемого смеха. Она побежала вдогонку за Сааш, но смогла догнать ее только на углу Пятьдесят третьей, когда Сааш уже совершенно выбилась из сил, уселась у стены и принялась яростно вылизываться. Рхиоу воздержалась от комментариев: она понимала, что это ххейх Ххейх (айлурин.) – успокаивающее вылизывание шкурки. – Примеч. авт.

– успокаивающая нервы процедура, в которую, за исключением чрезвычайных обстоятельств, вмешиваться не следовало. Рхиоу уселась рядом – спина к спине, – следя, чтобы на них не налетели, и стала ждать.
К чести Сааш, она быстро закончила ххейх и поднялась.
– Ненавижу, – процедила она сквозь зубы, – этих маленьких собачек. И голоса у них противные.
– Я понимаю, – откликнулась Рхиоу. Они подождали, пока на светофоре зажегся зеленый свет, и быстро перебежали улицу, обогнув двоих эххифов с прогулочными колясками. – Мне они тоже действуют на нервы. Только разве лучше было бы, окажись это одна из больших собак?
– Нечего иронизировать, – буркнула Сааш. – Я и так чувствую себя глупо: надо же было вцепиться в эту бедняжку. Она ни в чем не была виновата: это я сделала «шаг вбок». Болонки и так не очень крепки на голову; если из-за меня она совсем свихнется…
– Вряд ли, – успокоила ее Рхиоу, снова начиная смеяться. – Но если бы ты видела удивление, которое было написано у нее на морде…
Рхиоу внезапно умолкла и прислушалась, насторожив уши. Откуда-то неподалеку, заглушая уличный шум, доносились лай, визг, яростные вопли. Кошки замерли на месте и переглянулись – один из голосов был им хорошо знаком.
– Милосердная Иау-Прародительница, – выдохнула Сааш, – что это он затеял?
Они побежали на шум, отпрыгивая в сторону, если навстречу попадались эххифы, с утра пораньше отправившиеся за покупками. Свернув за угол, Рхиоу и Сааш увидели стоящую у обочины машину со спущенным колесом. Чтобы лучше видеть, Рхиоу вскочила на капот, а потом и на крышу; Сааш последовала за ней, скрежеща когтями по металлу. От толчка включилась охранная сигнализация. Кошки не обратили на это внимания, зная, что к унылым завываниям все кругом давно привыкли.
В ближайшем квартале шли ремонтные работы: фасады двух реконструируемых особняков скрывались за лесами, вдоль левой стороны улицы выстроилось несколько облезлых желтых контейнеров для строительного мусора. Около среднего из них – крышка его оказалась поднята – столпилась группа рабочих в заляпанных известкой куртках и касках. Еще двое мужчин, охранников, дежурящих на стройплощадке, из-за спин строителей удивленно смотрели на что-то, что происходило рядом с контейнером. Когда включилась охранная сигнализация, оба они взглянули в сторону машины, не заметили ничего необычного и снова повернулись к контейнеру.
Лай и рычание сменились жалобным визгом, полным ужаса. Рабочие попятились – некоторые к лесам, другие – на тротуар. На мостовую выскочила огромная немецкая овчарка, серая с черным. Обычно стоящие торчком уши собаки как-то странно повисли, хвост был поджат. Овчарка, дрожа, стала бегать кругами, но никак не могла сбросить вцепившегося ей в загривок здоровенного полосатого кота. Кот пронзительно завывал – но только не от страха и не от боли: Урруах от души развлекался.
– Ох, везет же нам сегодня… – простонала Рхиоу. – Пошли, Сааш, нужно что-то сделать: с воротами нельзя медлить!
– Это ты ему скажи, – ядовито ответила та; несчастный пес с оседлавшим его страшилищем несся в их сторону. Глаза Урруаха горели огнем, пасть была широко открыта, передними лапами он вцепился не то в ошейник, не то в шкуру свой жертвы, а задними драл ее, как будто считал, что поймал кролика и должен, по охотничьей традиции, его освежевать. Овчарка продолжала визжать, подпрыгивать и вертеться, но никак не могла избавиться от своего мучителя. Теперь уже она скулила не только от страха, но и от боли. На морде Урруаха застыла глупая ухмылка; его бессмысленные вопли явно были рассчитаны только на то, чтобы произвести впечатление на публику.
Рхиоу заметила, что один из охранников потянулся к револьверу.
Не настолько же он глуп! – подумала она. Впрочем, некоторые эххифы были, на кошачий взгляд, круглыми идиотами; например, этот болван, похоже, считал, что ему удастся пристрелить кота, который напал на сторожевую собаку, хотя было ясно, что он с тем же успехом может попасть в овчарку.
Рхиоу взглянула на леса над головами столпившихся людей.
– Сааш, – шепнула она, – вон там ведро…
Сааш проследила за ее взглядом.
– Вижу. Куда его – перед контейнером?
– Точно. – Рхиоу снова переключила внимание на Урруаха и его хоуффа.
Раздался оглушительный удар. Ведро с влажной смесью цемента и песка упало как раз перед тем охранником, который схватился за револьвер. Охранник отскочил назад, громко вскрикнув от неожиданности: теперь его больше заботила не участь пса, а пятна разбрызгавшегося цемента на одежде. Все люди задрали головы, пытаясь разглядеть виновника неприятности, но никого, конечно, не увидели. Несколько рабочих и второй охранник устремились на строительную площадку; первый охранник продолжал смотреть вверх.
Рхиоу тем временем дождалась, пока собака подбежит к ней достаточно близко – кричать ей не хотелось, – и, выбрав нужный момент, отчетливо произнесла ахоуфрив. Ахоуфрив (айлурин.) – «собачье слово»: ключ к заклинаниям, обращенным на собак или других представителей собачьих. – Примеч. авт

Ей нечасто случалось им пользоваться, хотя такое умение являлось составной частью образования, необходимого для ее работы, В своем состоянии «шага вбок» Рхиоу могла видеть, как «собачье слово» устремилось к хоуффу, подобно хищной птице, и поразило собаку; собственно, так и было задумано, когда собаки создавались. Ахоуфрив заставило мускулы одеревенеть, заморозило все мысли в мозгу пса, приостановило все команды к действию, передававшиеся по нервам. Хоуфф рухнул на асфальт и остался лежать, вывалив язык, с остекленевшими глазами. Урруах тоже оказался на мостовой; через секунду он поднялся на ноги и с растерянным видом огляделся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9