А вас там – где по двое, где по трое… Воспитателей, правда, мне доверили подобрать. А остальное – все в руках вояк, все делалось только через солдатиков…"
5
Магнолия невольно оглянулась в сторону стеллажа. Все-таки они бедные, эти солдаты… Представить только – лежишь без дыхания, в клинической смерти – и то мороз по коже продирает. Как же Виктор бросил их в таком состоянии?..
– Я, Доктор, вот что хочу понять… – начала Магнолия и осеклась.
Доктор лежал перед ней, спиной привалившись к куче книг, голова его была запрокинута, как у спящего, рот приоткрыт – но глаза распахнуты.
– Доктор, миленький, не надо… – ужасаясь, попросила она.
Доктор не слышал. Она попробовала потрясти его за плечо. Раздался треск, разряд стукнул руку – и Доктор очнулся.
Очумело потер глаза, выпрямился, спросил:
– Что случилось, девочка моя, что произошло?
– Я, кажется, тебя… заступорила, – промямлила Магнолия. Доктор хмыкнул.
– И зачем, девонька? Кстати, надолго ли? Чего мне теперь от себя ждать? Скорой деменции, ретроградной амнезии – чего, радость моя? – Доктор проговаривал свои мысли вслух, и Магнолии приходилось дважды выслушивать каждое его слово.
– Я не знаю… – сказала она, совсем запуганная незнакомыми медицинскими терминами, – я не хотела… Я только подумала: как трудно бездыханным лежать и… ой!!
Доктор медленно, как тряпичная кукла, повалился навзничь.
После секундной беспомощности она сообразила подхватить его под плечи. И хотя не удержала – стукнувший по рукам разряд заставил разжать пальцы – но Доктор ожил… Вскочил, неловко опираясь ладонями о расползающиеся книги, с некоторой натугой раздышался, яростно потер переносицу щепотью и удивленно спросил:
– Ты что же это творишь, девонька-подруженька?
– Не знаю я… – чуть не плача, воскликнула Магнолия. – Я только…
– Сто-оп! – рявкнул Доктор. И добавил чуть тише: – Вот объяснять – не надо. А то ты только начинаешь свои объяснения – так мне сразу конец приходит. Лучше вот что скажи, чтобы вывести из этого состояния – ну, рассту-порить, – ты прикасаешься рукой?
– Да, – поспешно кивнула Магнолия.
– Ну так мы вот что сделаем. Держи руку, – он протянул Магнолии свою пухлую ладошку, как для рукопожатия. – Крепче держи. И не отпускай. А теперь можешь начинать рассказывать.
– Что рассказывать? – оторопело глядя на их черно-белое рукопожатие, спросила Магнолия. И неуверенно подергала руку к себе.
– Нет уж, – Доктор не выпустил ее руку и даже придержал локоть. – Ты это… давай пока что так постоим. Я попробую тебя как громоотвод использовать.
– Чего-чего? – переспросила Магнолия.
– А того. Очень уж это как-то неорганизованно у тебя получается. Собралась вроде рассказывать, а вместо этого – единственного слушателя ступоришь. Виктор, конечно, пацан жестокий, но он хотя бы свое дело знал. Меня во время беседы, во всяком случае, не вырубал вот так – ни с того ни с сего. Так что давай-ка примем хоть какие-то меры безопасности. Оно, может, правда, и без толку будет… Ну-ну-ну, девочка, это еще что такое?
Магнолия отвернулась, ссутулившись, прикрыв свободной рукой глаза. Губы предательски дрожали.
– Ничего, – буркнула она, отворачиваясь еще больше, поспешно растирая по щекам теплые потеки. Ей не хотелось обижать Доктора, но она чувствовала себя такой беспросветно-беспомощной и неумелой, что только и оставалось – расплакаться. Жуткой завистью завидовала она Доктору – мог спокойно, достойно разговаривать, еще и ее успокаивал. И это стоя на краю клинической смерти. Какую это волю надо иметь. А она – ни богу свечка, ни черту кочерга. Гонялись военные за ней, под замок посадили, обманула она их, выбралась – а зачем? Чтоб попасть в Викторову организацию – людей запугивать – простых, обычных, таких, как Доктор? И всякий от нее хочет чего-то, всякий делает на нее ставку – а она не знает даже, что в следующую секунду натворить может… Да ей бы сначала от себя самой защититься! Спрятаться бы… Да куда ж от себя, от дурехи такой, спрячешься?..
… Она давилась слезами и говорила, рассказывала о своих мытарствах – а Доктор слушал и молчал.
«А чего я, собственно, жду от него? – спохватилась наконец Магнолия. – Он хороший человек, добрый – но что он может?» И запнулась. И смолкла.
А Доктор медленно погладил ее черную, как горелая головешка, руку («И как он испачкаться не боится?» – мелькнуло у Магнолии). Горестно вздохнул и сказал:
– Бедная моя девочка…
Помолчал. Продолжил мысленно:
«Ничего. Прорвемся. Тебе, конечно, тяжелей. Я-то всего лишь меж двух огней оказался. Между двумя организациями попался, затеявшими свару: между вашей, суперовской, и военной машиной. А ты, похоже, со своей физиологией – меж многих огней… Значит, появление у себя новых свойств ты контролировать никак не можешь? А знаешь, детка, у меня создалось впечатление, что свойств этих у тебя побольше будет, чем у Виктора и его компании. Они, я так понял, могут в основном три вещи: мгновенно перемещаться в пространстве, принимать каким-то неведомым образом облик других и, третье – воздействовать чем-то – неким полем, что ли – и затормаживать жизнедеятельность обычных людей почти до уровня клинической смерти. Для боевой единицы и этого более чем достаточно. Но ты явно выходишь за эти пределы. Может, и правда – ты, как Виктор выразился, недоделок? Но только не в том смысле, как он это понимает. Не недоделок очередной боевой единицы, а недоделок чего-то нового? Существа более высокого порядка? А, девонька? Кто теперь скажет – что у вашего создателя на уме было? Ты ведь, кажется, не подчиняешься командам пресловутого всемогущего Пульта? Я правильно понял?»
– Да вроде… – неуверенно согласилась Магнолия. И съеживаясь, добавила: – Не знаю. Я их совсем не слышу, этих команд…
«Девонька моя! Дорогая! Это ж дает тебе шанс! А может, и не только тебе. Да – не только! Слушок был одно время, что Петька Горищук вашей пятидесяткой не ограничился, что еще одна партия была. И есть. Где-то в совсем уж секретной лаборатории. Чуть ли не в центре какой-то горы… И там-то уж настоящие волшебники. Эх, деваха дорогая! Нам бы, как говорится, только ночь простоять да день продержаться, а там, глядишь, выяснится что-нибудь пользительное. Про вас, детишки мои, или про ваш зловредный Пульт».
– Ночь и день? – с удивлением переспросила Магнолия.
– Ну это поговорка такая, – разъяснил Доктор, растягивая губы в довольной улыбке. И тут же охнул, прикрываясь рукой.
– Осторожно! – запоздало воскликнула Магнолия.
Бедный Доктор! Чтоб хоть как-то отвлечь его, она пожаловалась:
– Непонятно все-таки. Почему нас только пятьдесят? Ну или сто? Если где-то, как ты говоришь, есть еще секретная лаборатория. Почему такое ограниченное число? Почему сам-то ты не сделаешь себе тоже войско? Чтоб никакие военные тебя не могли колотить.
– Детонька, дорогая, что ты! – всплеснул ладошками Доктор (как-то так всплеснул уютно, по-домашнему, что Магнолия даже прыснула в кулачок). И мысленно продолжил:
«Да ведь такое действо еще никогда, нигде в мире, ни одному человеку не удавалось. Ваш творец первым был. И что-то мне кажется – последним. Секретность – секретностью, но, по всему видно, наши приятели в погонах так и не смогли ничего понять в его записях. А то бы, и правда, стояло б сейчас вокруг нас еще одно войско молодцов наподобие Виктора. Только под командованием золотопогонных вояк. То-то бы они славно задрались!»
И в такой восторг привела Доктора такая перспектива, что он прямо закашлялся от смеха, прижимая окровавленный бинт к губам.
Надо же – такой хороший, добрый человек – а смеется, представляя, как люди избивают друг друга… Нет, тот, кто их создал, – он бы не смеялся. Он был настоящим человеком.
А Доктор уже не смеялся – он объяснял: «В том-то и фокус, детка, что создать нечто живое из неживого при нынешнем уровне науки практически невозможно. Уже только для этого надо быть не знаю каким гением. И вдвойне гением надо быть, чтобы сделать не просто живое, но – человека. Венец природы, понимаешь! А ваш-то, Горищук – он, получается, должен был быть даже не вдвойне гением, а втройне: мало того, что вас, человеков моих разумных, насоздавал, так ведь еще и с какими-то, понимаешь, совершенно невероятными свойствами!»
– И что? – недоуменно спросила Магнолия, чувствуя подвох. – Разве он не был втройне гением?
– Не был! – сморщился Доктор.
«Не был он трижды гением, ПетькаГорищук! Ну не был. Он прикладник был, скорее, но не теоретик. А такую штуковину, как ты, девочка моя, просто так – за здорово живешь – конструированием, перебором вариантов – не получишь. Нет. Здесь нужно для начала разработать новую научную дисциплину – да и не одну! – новую физику, новую биологию, новую физиологию человека… И только потом уж можно приступать к технологической проверке всех этих новых наук. Да на это не одно поколение первоклассных ученых нужно! И то – неизвестно еще, получится ли… А у него – раз, понимаешь, и целое супервойско! Нет, детка, не клеится все это так».
– А как клеится?
«Как? Да вот так, что создать вас Петька мог только по чужим, уже готовым технологическим разработкам – по чертежам, образно говоря. Только в этом случае. Я много думал – и другого варианта, ты уж извини, не придумал. Хотя, конечно, при этом варианте положение только еще больше запутывается: если вас не Горищук придумал, то кто? Мы ж только что доказали, что такого человека, который мог бы подкинуть Горищуку чертежи ваши, – такого просто не может существовать в природе… Ну, в самом деле – не пришельцы же их ему подкинули? Я лично ни в каких пришельцев не верю – так что?!»
Доктор развел руками – в том числе и той, которая сжимала левую ладонь Магнолии, – и вид открывшейся этой ладони был столь неожиданным, что он даже выпустил ее из своей руки. Даже, можно сказать, отбросил подальше от себя. Испугался…
Зрелище, и правда, было малоаппетитное.
6
Черная кожа лопнула в нескольких местах, разошлась глубокими трещинами, и лоскуты топорщились над розовато-кровавыми, как свежее мясо, обнажившимися участками ладоней.
Ой, и на второй руке то же самое!
Боли при этом не было никакой. Но уж лучше бы боль – так стыдно, так неловко стало Магнолии! Покраснев, она запрятала противные конечности за спину, прикусила губку.
– Ну, ладно, девочка, что ты… – пробормотал Доктор с таким жалостливым удивлением – просто хоть сквозь землю проваливайся!
И сразу стало так темно-темно. И тихо-тихо… А воздух стал сырой, холодный. И только тихонько: кап, кап, кап…
– Доктор! – шепотом позвала Магнолия.
Шепот вернулся к ней негромким эхом. Ой, откуда здесь возьмется Доктор! Похоже, это какая-то пещера. Подземный грот.
Она осторожно поводила руками в темноте вокруг себя – ничего, пусто! Уж не провалилась ли она сдуру опять в какое-нибудь иное измерение?
Присев на корточки, Магнолия потрогала ладонями землю.
Если это была земля. А это явно было не земля. Холодный, довольно гладкий и ровный камень, чудовищно ледяной на ощупь.
Так. Ну хотя бы есть твердое основание.
Разогнувшись, она сделала несколько неуверенных шагов вперед.
Нет, все-таки очень холодно. Как-то поначалу она даже не придала этому значения, а теперь сырой холод, заполняющий все вокруг, продрал вдруг до костей, и все тело прямо-таки затряслось. Аж зубы заклацали. Или это нервное?
Продолжая идти, она обхватила себя руками, пытаясь хоть чуть согреться, и чуть лоб не расшибла, наткнувшись на стену.
Стена была каменная и очень твердая.
Это столкновение так озадачило ее, что на несколько мгновений даже дрожь прекратилась. Однако, только лишь Магнолия начала шарить ладонями по неровной поверхности стены, дрожь возобновилась с прежней силой. Дергающиеся руки так и стукались о каменные выступы.
Время от времени проверяя прыгающей рукой – есть ли еще слева стена, не повернула ли? – Магнолия двинулась дальше.
Не потеряв направления, она прошла довольно крутой поворот, но дальше произошло непредвиденное – ойкнув, она наткнулась на дверь.
То, что именно на дверь – несомненно: на ровной поверхности присутствовала дверная ручка – и Магнолия за нее тут же подергала.
Безрезультатно. Холодная, вроде как железобетонная, дверная плита, влажно-шершавая на ощупь, не поддалась.
Осторожно переступая вдоль нее, Магнолия нашла край двери – рубеж, после которого начинались неровности стены. Потрогала руками внизу, вверху – насколько могла дотянуться – и со вздохом отступила: ни щелочки не нашлось. Пути дальше просто не было. Оставалось только поворачивать и искать выход в противоположном направлении.
Но Магнолия этого не сделала. По двум причинам. Во-первых, она ясно ощущала, что может выбраться из этого подземелья гораздо быстрее тем же способом, каким попала. Стоило лишь захотеть. И сделать при этом ма-аленькое усилие. Для описания этого усилия слова, которые Магнолия знала, не годились, но – чуть захотеть – и она вернется назад, к Доктору, в яркий, горячий от солнца летний полдень. Магнолия ясно чувствовала направление, в котором следовало возвращаться. Вернее, даже не направление, а некий след, оставленный ею же по пути сюда. Некую тропинку в окружающем мраке. И по этой тропинке в мгновение ока можно было махнуть домой.
Ну и вторая причина: она ведь перенеслась в эту темень вовсе не просто так. В этом перемещении проявилась чья-то воля. Магнолии нравилось, что эта воля была не злонамеренная, не категорически-императивная, а мягкая, неотчетливая, с ласково-просительной интонацией. Чего от Магнолии нужно – это было не совсем понятно. Но и торопиться домой не хотелось.
Магнолия еще разок подергала массивную дверную ручку. Нет, так просто эта дверь не откроется, нечего и рассчитывать… В задумчивости Магнолия оперлась ладонью на бункерно-влажную поверхность.
Ну – думай, удалая головушка, думай. Что-то ведь надо делать? Какие-то действия предпринимать?..
Негромко, резко чмокнув – так, что Магнолия вздрогнула всем телом, плита разошлась под ее ладонью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31