Они опирались на твердую почву здравого смысла и были весьма далеки от воздушных замков, воздвигнутых Гауссом и Литтровом. Ведь если земным астрономам видны Деймос и Фобос, то почему же астрономам Марса не разглядеть сигналов Земли? Диаметры спутников Марса наука того времени исчисляла в девять верст, а Циолковский – сейчас мы знаем это точно – получил по поводу этих спутников исчерпывающую информацию от С. В. Щербакова.
То, что предлагает Циолковский, выглядит одновременно абсолютной реальностью и чистейшей фантастикой. Его предложения реальны, ибо основаны на расчетах, вытекают из фактов. Но замысел их фантастичен: шутка ли, установить на весенней черной пахоте ряд щитов площадью в одну квадратную версту, окрашенных яркой белой краской! «Маневрируя с нашими щитами, кажущимися с Марса одной блестящей точкой, мы сумели бы прекрасно заявить о себе и о своей культуре».
Ничего себе задачка! Попробуйте точками и тире рассказать что-то тому, кто не знает родного вам языка. Безнадежно? Ан нет! Все зависит от умения. И когда Циолковский взялся за это дело, оказалось, что лаконичный язык точек и тире не так уж скуп. Более того, он может стать понятным тем неведомым обитателям Марса, которые явно не знают земных изречений.
Мысль созрела. И Циолковский публикует ее. Для начала понадобится ряд одинаковых сигналов. Их необходимо посылать через равные промежутки времени. Они прозвучат как позывные – свидетельство того, что Земля преднамеренно вызывает на разговор всю вселенную, а дальше... Впрочем, стоит ли пересказывать то, что написал Циолковский? Не проще ли предоставить слово ему самому:
«Другой маневр: щиты убеждают марситов в нашем уменье считать. Для этого щиты заставляют сверкнуть раз, потом 2, 3 и т. д., оставляя между каждой группой сверканий промежуток в секунд 10.
Подобным путем мы могли бы щегольнуть перед нашими соседями полными арифметическими познаниями: показать, например, наше умение умножать, делить, извлекать корни и и проч. Знание разных кривых могли бы изобразить рядом чисел. Так, парабола – рядом 1, 4, 9, 16, 25... Могли бы даже показать астрономические познания; например, соотношения объемов планет... Следует начать с вещей, известных марситам, каковы астрономические и физические данные.
Ряд чисел мог бы даже передать марситам любую фигуру: фигуру собаки, человека, машины и проч.
В самом деле, если они, подобно людям, знакомы хотя бы немного с аналитической геометрией, то им нетрудно будет догадаться понимать, эти числа...»
Таким выглядел «разговор с марситами» в представлении Константина Эдуардовича. Наивно по форме, но достаточно точно по существу заглядывал Циолковский в суть проблемы, и сегодня волнующей человечество. Да, связь с внеземными цивилизациями – одна из интереснейших и весьма таинственных проблем XX века.
«Возможна ли связь с разумными существами других планет?» – так озаглавил свою статью в журнале «Природа» известный советский астроном, профессор И. С. Шкловский. В этой статье (название ее на редкость схоже с заглавием статьи Циолковского) Шкловский подчеркивает удивительную быстроту, с которой наука не только подтвердила принципиальную возможность космической связи, но и сделала первые шаги по ее реализации.
Аналогичную точку зрения высказали в лондонском научном еженедельнике «Нейчур» Ф. Моррисон и Д. Коккони. «Лишь немногие, – пишут они, – будут отрицать глубокую практическую и философскую важность обнаружения межзвездной сигнализации. Мы полагаем поэтому, что поиски этой сигнализации заслуживают приложения всех усилий науки».
В том же 1896 году, когда чудаковатый учитель арифметики и геометрии размышлял в Калуге над системой сигнализации Марсу, изобретатель А. С. Попов провел в Петербурге блестящие опыты беспроволочной радиосвязи. Циолковский, разумеется, никак не предполагал, что спустя много лет пути великих задумок пересекутся, что межпланетная сигнализация воспользуется успехами радиотехники, что родится новая наука – радиоастрономия.
Глядя на радиотелескоп Пулковской обсерватории, я не мог не вспомнить о Циолковском. Изогнутая огромной дугой, составленная из отдельных щитов, лента Пулковского радиотелескопа растянулась едва ли не на полкилометра.
Но дело, разумеется, не только во внешнем сходстве щитов из Пулкова с непостроенными щитами Циолковского. Интереснее другое: методика подачи сигналов, способ «завязывания знакомств» во вселенной, принятый современной нам наукой, принципиально схожи с тем, за что ратовал Циолковский. Ученые наших дней разделяют его мысль, что основой интернационального межпланетного языка станет математика. Из ведения романистов межпланетная сигнализация перешла в ведение инженеров, математиков и физиков. Они уверенно обещают: скоро сигналы Земли умчатся на расстояния порядка десяти световых лет.
Радиоастрономия очень молода, но темпы ее развития разительны. Поначалу физики увеличивали размеры антенн, затем стали применять так называемые разнесенные антенны. А впереди еще более удивительная возможность – разнести радиоантенну на два небесных тела. Надо заметить, что такое увеличение антенн сулит исключительно высокую разрешающую способность радиотелескопам. Иными словами, дальнозоркость средств космической связи, вероятно, не будет иметь себе равных.
Но оставим радиоастрономию. Не меньшие успехи сулит другой прибор – квантовый генератор, способный создать световой луч богатырской силы. «В настоящее время, – сказал академик Арцимович, – становится очевидным, что новые атомные радиостанции могут привести к подлинной революции в технике связи. С их помощью, по-видимому, удастся создать тонкие, как иголка, и вместе с тем чрезвычайно мощные пучки электромагнитных волн и световых лучей, пользуясь которыми можно будет передавать сигналы далеко за пределы солнечной системы на многие миллиарды километров. Для любителей научной фантастики я хочу заметить, что игольчатые пучки атомных радиостанций представляют собой своеобразную реализацию идеи „гиперболоида инженера Гарина“.
О том, насколько важно решить проблему космической связи, свидетельствует любопытная деталь: для обычного радиотелефонного разговора между Землей и Марсом понадобилась бы мощность в миллион ватт. Использование для такой беседы квантового генератора снизит затраты мощности до одного ватта, то есть ровно в миллион раз.
Разумеется, Циолковский не мог угадать грандиозных успехов современной науки. Но идея световой сигнализации не была мимолетным случаем в его творческой биографии. В книге «Вне Земли», опубликованной спустя четверть века после статьи о сигналах на Марс, ученый предлагал зеркала, чтобы посылать на Землю сообщения с летящей ракеты. По его расчетам, площадь такого зеркала должна была составить квадрат со стороной 200 метров.
Оптический телеграф еще не начал работать в космосе, но космическая почта уже абсолютная реальность. Первой корреспонденцией был вымпел, доставленный на Луну советской ракетой. Второе «письмо» – сферический вымпел, символ нашей Земли с контурами материков, – умчалось в сторону Венеры. Внутри этой сферы из титанового сплава лежит памятная медаль. На одной стороне – Герб Советского Союза, на обороте – план солнечной системы с орбитами Меркурия, Венеры, Земли и Марса. Земля уже заговорила со вселенной иероглифами астрономии, очень родственными языку математики.
Квантовая радиофизика открывает еще одну возможность космической связи – межпланетное и межзвездное телевидение. Разумеется, оно может существенно облегчить беседу с ракетой, приблизившейся к нашей планете, или передачу изображений на какую-то иную планету. «Оно, – пишет профессор Н. Басов, – позволяет передавать чрезвычайно большой объем информации: один передатчик световых волн может вести одновременную передачу десятка тысяч телевизионных программ».
В первые мгновения «межзвездного знакомства» способ математических сигналов, предлагавшийся Константином Эдуардовичем, вероятно, окажется просто незаменимым. Но если математика выяснит, что в космосе есть и другие разумные существа, принявшие наши сигналы и сообщившие о себе ученым Земли, все станет иначе. Дело в том, что успехи в области электронно-вычислительных машин подготовили математике другую, еще более почетную роль – роль универсального переводчика.
«Есть основания надеяться. – писал академик Соболев, – что если в один прекрасный день радиостанциями будут приняты сигналы из глубин вселенной, посланные какими-нибудь разумными существами, то разгадке их помогут методы, схожие с теми, – которыми пользуются математики сегодня для расшифровки древних письменностей».
Ну не чудо ли, право! Прошлое работает не только для настоящего, но и для будущего. Изучение древности, обогащающее нашу культуру, раскрывает путь и для знакомства с еще неведомыми внеземными цивилизациями. Расшифровка письменности народа майя, чтение таинственных «ронго-ронго» с острова Пасхи и языка неведомой страны тангутов, найденной четверть века назад в Китае Козловым, – все это можно рассматривать и как тренировку, подготовку к переводческой работе, неизбежной во время грядущих космических встреч.
Известный польский писатель Станислав Лем написал остроумный рассказ «Пришельцы с Альдебарана». В сюжете этого рассказа почетное место занимал чудесный переводчик-автомат, переводивший со 196 тысяч языков. Столь образованный полиглот пока еще не создан, но наука математическая лингвистика – абсолютная реальность. Лингвисты-математики уже сегодня добились многого. Они поймут и марсиан и венерианцев. Даже язык живых существ, прилетевших из иной звездной системы, пожалуй, не поставит их в тупик.
Проблема универсального языка волнует ученых, разделяющих мысль Циолковского о том, что в основе этого языка должна лежать математика. Одна из наиболее интересных попыток, предпринятых в этом направлении, – «линкос», лингвистика космоса, как назвал свой труд о построении языка для космической связи голландский ученый Ганс Фройденталь.
«Объяснив правила математики, – читаем мы в журнале „Знание-сила“, – Фройденталь в следующей главе своей книги вводит понятие времени... и только лишь после того, когда объяснено понятие времени, Фройденталь переходит к главе „Поведение“... Формулой E=mv2 кончается первый том книги... Во втором, еще не завершенном томе Фройденталь намерен рассказать на „линкосе“ о материи, жизни и человеческом поведении – вернее, о его более тонких и человечных аспектах, чем в главе „Поведение“ первого тома...»
Работы, которые ведут лингвисты, готовясь завязать космические связи, привели к возникновению семиотики – науки о знаковых системах, включающих в себя не только все языки мира, но и специализированные языки и морские коды. Пользуясь теорией информации, семиотика сводит их в одну – единственную систему знаков, предназначенных для общения в человеческом обществе.
Но Земля не только ловит голоса вселенной, не только ищет язык для связи с разумными существами. Она подает и свой голос. Группа советских ученых под руководством академика В. А. Котельникова послала пучки направленных волн на Венеру и на Меркурий. Посылая сигналы, советские исследователи точно измерили время путешествия радиоволн, уточнив благодаря этому расстояние до этих планет, изучили их поверхность, а затем послали радиосигналами к Венере три слова: «СССР, МИР, ЛЕНИН...»
В том же 1896 году, когда Циолковский опубликовал свою статью о возможности космической связи, петербургский физик Александр Степанович Попов передал без проводов два первых слова: «Генрих Герц», воздав должное своему замечательному предшественнику. И кто знает, быть может, моргая вспышкой в миллион раз более яркой, нежели Солнце, алое пламя квантового генератора пронесет через черноту космоса другое имя – «Константин Циолковский».

12. Первый старт

Ничто не приходит само собой. Не были исключением из этого правила и размышления Циолковского о технике космического полета. Они возникли почти одновременно с идеей послать сигналы на Марс после того, как Константин Эдуардович прочитал брошюру петербургского изобретателя А. П. Федорова с длинным, но точным названием «Новый способ полета, исключающий атмосферу как опорную среду».
Ссылка Циолковского на эту брошюру общеизвестна. Общеизвестно и то, что Константин Эдуардович сравнивал ее с яблоком, толкнувшим Ньютона к открытию всемирного тяготения. Но, сознаюсь, лишь приступив к работе над подробным жизнеописанием Циолковского, я прочитал эту тоненькую книжицу. Ее страницы объясняют многое, и прежде всего заставляют задуматься о сходстве судеб двух людей, никогда не знавших друг друга. Несмотря на то, что Федоров жил в Санкт-Петербурге, столичному изобретателю было ничуть не легче, нежели провинциальному,
«Дело воздухоплавания, – писал Федоров, – серьезное дело, требующее для своего осуществления громадного труда, громадных материальных издержек и, во всяком случае, по выражению нашего знаменитого поэта, „не по плечу одному“. Поэтому-то целью настоящей брошюры и является желание ознакомить с сущностью моего изобретения всех интересующихся делом воздухоплавания и найти средство для этих последних в осуществлении моего проекта.
Лишь худое дело боится света, а для хорошего чем больше его, тем лучше. И потому я с благодарностью приму всякое указание на ошибки и темные стороны в моем проекте, могущие найтись в нем, как и во всяком деле, и на каждое замечание отвечу, по возможности, письменно или печатно. Также, сознавая невозможность одному справиться с осуществлением моего проекта, я буду глубоко признателен каждому, кто выразит желание поддержать мое дело своим авторитетом, влиянием, познанием, опытностью, материальными средствами или даже простым выражением сочувствия, так как и оно дает уверенность, что результат, достигнутый многолетним упорным трудом, не пропадет бесплодно и что я «не один в поле воин».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42