https://wodolei.ru/catalog/installation/dlya-podvesnogo-unitaza/Geberit/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Пьянее, похабнее, более отдаленным. Коктейль имел место в здании Министерства Иностранных Дел на Зубовском бульваре. Вход (Индиана уже привык) охраняли милиционеры.
Он еще раз намылил голову, выскальзывающим из руки кубом. Настолько он был мал… Вслед за привезшим его вторым шофером организации, не Василий Ивановичем, Индиане привелось пройти через три зоны привилегированности в одном и том же здании Министерства. НИЗШАЯ: самообслуживание и бар. Столы без скатертей, бумажные салфетки. Шумно и накурено в зале. Все места заняты. СРЕДНЯЯ: просторные несколько залов со столами, накрытыми белыми скатертями, салфетки накрахмалены. И зона их назначения: ВЫСШАЯ. (Соленов не мог принимать своих акционеров и гостей в низшей или средней. Только по высшему разряду!) В высшей: иностранные напитки, русская водка, рыба, икра, шампанское…
«Поздравьте нас! — сказал Индиане улыбающийся Яша. — Мы выбили себе 33 и 1/3 процентов. Раньше мы имели 25 от прибыли».
«Да, старик Индиана, — прохрипел из-за плеча Яши Соленов (в куртке хаки со многими карманами), — мы сумели выебать наших французских коллег. На хитрую жопу нашелся им хуй с винтом!»
«Поздравляю!» — воскликнул Индиана. И он выпил рюмку водки за процветание ОРГАНИЗАЦИИ… Позже он выпил еще множество рюмок. Впрочем, в целом он вел себя вчера очень хорошо, молодцом. И грудь у него не болела. И черный костюм сидел на нем очень ОК. Он испугал мсье Гийома отличным, по мнению мсье Гийома, французским. Он сумел вежливо отвязаться от пьяной жены этого пьяного мужика, он выбивает для публикации Организации бумагу, как его звали? Андрей? Антон? В памяти всплыло его московских лет формалистическое произведение, двустишие.
«Антон и Андрей — австралийские аборигены
А Артур — американский авиатор!»
Когда-то много лет назад жена Антона/Андрея присутствовала на чтении его стихов. Они звали его к себе, эта пара. Непонятно, с какой целью. Скорее всего по причине пьяной дружественности. Похоже, что жена задает курс семье. Она властно услала мужа погулять пока она поговорит с Индианой — «наедине». Наедине она стала произносить совершенно пьяные бессмысленности. К счастью для Индианы, явился журналист Артем Боровик, рослый, с опухшим лицом молодой человек. Он сказал, проходя мимо: «Вы, если я не ошибаюсь, Индиана?» Индиана охотно покинул пьяную жену мужчины, достающего бумагу. Тем более, что Боровик его интересовал. Он помнил куски из афганистанских репортажей Боровика, процитированные «Интэрнэшнл Херальд Трибюн». Они разговорились… Курьезно, что Боровик оценил костюм Индианы. Настоящий 1965 года производства американский Воррэн Хэндрикс, сделанный для «Сирс энд Врубэк». Весь остаток вечера он пил и разговаривал с Боровиком и его женой. Совсем девочкой. С журналистом было интереснее беседовать, ибо можно было пользоваться нормальным языком повидавших немало городов и стран интернациональных бродяг… Хорошо, что Индиана разумно не сел с пьяными «бумажными» мужем и женой в их машину. Не говоря уже о том, что ехать с пьяным шофером по снежному скользкому городу — занятие опасное, он не добрался бы в отель, наверняка не попал бы ранее утра. У пьяной жены, может быть, была задняя мысль, затащив Индиану в дом, затащить его и к себе в постель. Услав мужа на полчаса, как она услала его на коктейле. «Когда Соленов станет печатать вашу книгу, скажите, что я обещал вам бумагу. Пусть делают миллионный тираж, я найду бумагу для вас в Сибири!» — говорил ему муж, держа его за пуговицу.
Визг телефона явственно прорвался сквозь сладкие звуки утренней передачи для детей. Индиана вынул тело из ванны, прикрыл грудь полотенцем и пошел, оставляя за собой мокрые следы. Снял красную трубку с красного телефона. «Да, я слушаю». Кто-то глубоко дышал в трубку, словно ее приблизили к пасти большой собаки. «Я вас слушаю. Говорите!» Последовали неопределенного происхождения звуки, Индиана интерпретировал их как «некто переворачивается в кровати, устраиваясь поудобнее». Смех, лишенный согласных, защекотал его ухо. «Говорите. Не то я положу трубку». Связь прервалась… Это она, — подумал Индиана. Грудь заныла. Он вернулся в ванну и открыл горячую воду. Относительно горячую воду.
Это был ее подлый приём: тревожить и держать его в напряжении. В Париже он спасался, выдергивая телефон из сети. Здесь выдернуть телефон невозможно. Откуда она узнала, что Индиана в Москве и в отеле «Украина»? Проще простого узнала: он звонил ее матери… Куда больше вероятности, что это не она. Кто угодно другой. Русская подруга богатого армянина, ошиблась номером, названивает ему с утра, похмельная: «Приезжай, Хачик, и выеби меня…» Ленивая рука не дотянула диск…
Молочная новая вода была ненамного горячее, чем вода в ванной. Ему захотелось его подругу. Он вспомнил ее большое своевольное лицо, зад, крупные руки с длинными пальцами. Стерва. «Любовь зла, полюбишь и козла». Русская народная пословица. Имеет она в виду, что и к страшному как козел партнеру толкает нас неумолимый секс. То есть желание. Его подруга не была страшна. Напротив, красива этакой дикой красотой. Животной. Вот где связь с козлом. То есть полюбишь и дикое животное. И тем более его-то может и полюбишь сильнее. Диспропорциональна: лицо сбито чуть на сторону. Татарские скулы, широко расставленные глаза с желтоватыми пленочками, много раз разбитый крупный нос. Плечи хрупкие и ненормально широкие, как бы надставленные дополнительными отрезками косточек… Когда вспоминающий взгляд его достиг интимной анатомии его любимой женщины, он выскочил из ванной. Стал на резиновый коврик и принялся энергично растирать себе грудь. Стерва!
Обыкновенно после нескольких подлых «немых» звонков она все же вспоминала язык человеческий. «Это я. Я хочу вернуться. Ты меня не выгонишь, если я приеду?» (Вариант: «Мне стыдно… Ты не отказываешься от меня? Может быть, я могу приехать?») Глухим, замогильным голосом. Возможно, и сейчас она поступит таким же образом. По шаблону психологического поведения.
Впереди его беженец из Баку (возможно, грудастый молодой восточный человек таковым не был, но Индиана представил его себе беженцем) получил в принесенную банку килограмм развесной икры. Красной. Позавидовав, Индиана тоже взял себе икры. Сто грамм. Масло. Два яйца. Черный хлеб. Большую пиалу чая. В большой пиале, он сообразил уже, чай был крепче и горячее. Благодаря его за четкий заказ, на него благосклонно поглядела буфетчица и положила, он заметил, лишний пакетик сахара. Так что он быстро осваивался.
Завтрак с икрой стоил ему в восемь раз дороже, чем вчерашний, с колбасой, но ему в любом случае некуда было девать деньги. Вчера на коктейле (!) бухгалтер Организации, отведя его в сторону, выдал ему наличными еще тысячу рублей. И где их держать, эти деньги? Оставлять в отеле ясно что нельзя. Брать с собой? Расхаживать по московским улицам с полутора тысячами рублей? Следует найти в рассыхающейся комнате щель. Где-нибудь над дверью, скажем. Или спрятать деньги внутрь радио?
«Бонжур, мсье Индиана». Не спрашивая его разрешения, соотечественник выложил потертый черный портфель на свободный стул. Напротив Индианы. «Кавьяр… опять кавьяр. Придется взять кавьяр».
Режиссер отошел к прилавку. Индиана вздохнул. Он ничего не имел против мсье, однако ему хотелось побыть одному. И по утрам ему было сложно общаться с людьми. Привыкнув к молчанию за рабочим столом, по утрам Индиана одинаково плохо говорил на всех языках, не исключая русский. Он собирался молчать сегодня до половины третьего. Только в половине третьего он должен был присоединиться к компании Соленова.
«Как протекает ваш сежур?» Витэз все же не взял икру. Взял сухой колбасы и яиц. Чашку чая.
«Са ва. И ваш?»
«Самая большая беда этой страны состоит в том…»
«Самая большая беда этой страны состоит в том, что у нее нет никаких бед. Но она верит в то, что они у нее есть».
«…состоит, во всяком случае мне так кажется, во многовластии. Добраться наконец до человека, который имеет право принять решение, необычайно сложно. Подписав контракт с театром, обнаруживаешь, что следует… По вашим глазам вижу, что вам мои злоключения неинтересны. Расскажите мне о ваших, если хотите…»
«Я выполняю моральные обязательства перед пригласившей меня организацией. Присутствую на массовых собраниях, произношу короткие речи перед читателями. Сегодня буду показан пятнадцати тысячам потенциальных читателей в концертном зале «Лужников». Индиана отпил большой глоток чая и неожиданно для себя добавил: «Выполнив официальную часть визита, займусь персональной проблемой — поисками любимой женщины. Представляете она… она сбежала от меня».
Режиссер, казалось, только и ждал признания. И знал, что оно последует. Разумеется, не знал и не ждал, но относился к категории людей всегда готовых к выслушиванию чужих тайн. «Однако каким образом ваша жена оказалась в Москве?»
«Моя конкубин, если следовать терминологии французской бюрократии, русская. Уехала из Империи в возрасте шестнадцати лет. Явилась сюда в октябре. Это был ее первый визит на Родину после пятнадцати лет отсутствия».
«Ой, мой Бог, какому же шоку она подвергалась! Уехав девочкой, вернулась взрослой женщиной. Она попросила советский паспорт?»
«Это не ее стиль. Хуже. Она исчезла из квартиры матери, пропала в снегах. Я предполагаю, что она спит с каким-нибудь здешним бандитом. Ей всегда нравились бандиты».
«Но возможно, с ней действительно случилось несчастье? Вы уже обращались в милицию?»
«Несчастье — ее способ жизни. Она жива, уже после исчезновения звонила матери. Ее не украли, она сама украла себя».
«Вот вам будет история для следующей книги! И какая история!» — восхищенно воскликнул режиссер. Индиана пассивно отметил, что, начав раскалываться, трудно заставить себя остановиться. Ему захотелось расплакаться на плече режиссера. Судьба в любом случае больше никогда не столкнет их в одном отеле на берегу ледяной реки. И он раскололся еще чуть-чуть.
«Моя подруга — нимфоманка и алкоголичка. Тяжелый случай. Вся моя жизнь с ней — история болезни. Может быть, не только ее. Моя тоже».
Поверх чашки чая очки Витэза настороженно поймали блик лампы под потолком и потухли. «Очевидно вы ее любите. И потому согласны переживать с нею историю ее болезни».
«За определением «ЛЮБИТЕ» скрывается клубок жирных червей, мсье. Всегда. Никем никогда еще не разгадана формула этого ЛЮБИМ, ЛЮБОВЬ, не определены и не перечислены черви в клубке. К числу червей относятся особый рисунок разреза половой щели дамы, которую мы предпочитаем, и даже ее манера пожирать шоколад».
«Я собирался было вам посочувствовать, но понимаю теперь, что это мне следует посочувствовать. Черный ЗИЛ ждет меня внизу, чтобы отвезти на очередное заседание со скушными бюрократами, а вы отправитесь Орфеем на поиски Эвридики…»
«В подземное царство», — Индиана встал.
«Желаю удачи. Если вам нужна моя помощь, можете без колебаний…»
Возвращаясь в свою комнату по коридору, Индиана думал о том, что он сделался холодным и бесстрастным типом. Даже РАСКАЛЫВАЯСЬ, он, как опытный преступник в безвыходном положении, раскололся чуть-чуть, не выдав основных преступлений и фамилий самых близких подельников. На самом деле ему хотелось говорить о том, что она делает сейчас. Строить догадки. Верно и то, что беседа получилась бы неприлично порнографической.
Теле-терапия и мракобесие

Он был наслышан о теле-терапии. И заранее занял враждебную позицию. Определив свою позицию полузабытым советским словом МРАКОБЕСИЕ. Включил теле и сел, скептический, в громоздкое кресло. Должно было начаться шоу Кашпировского, но пока была сладкая музыка и геометрические фигуры. Почему они так любят здесь сиропную музыку?
В комнате не было холодно, но ему хотелось бы больше тепла. Сдвинув решетку-чехол с радиатора, он нашел кран и отвернул его до упора. И оставил радиатор без чехла.
Гуру оказался круглоголовым, коротко остриженным спортсменом лет 35–40. Синяя куртка с мао-воротником, два зиппера на груди, прилизанная ровная челка а ля Серж Лама в роли Наполеона, над лбом. Гуру сидел за столом, плотно уложенным бумагами. Стол помещался на авансцене вместительной студии, заполненной народом. В основном дамами в возрасте увядания.
Опуская серые глаза к столу, Кашпировский стал читать приветственные телеграммы, адресованные Кашпировскому.
«Моей маме — 90 лет. Вот уже десять лет как она потеряла волосы. После двух ваших сеансов из ее скальпа вытеснился волосяной покров. Спасибо вам, Анатолий Михайлович».
Кашпировский прокашлялся.
«Также мы имеем среди полученных писем много свидетельств о том, что уходит седина… Все-таки седина идет…»
На экране крупным планом появилась пухлая пачка телеграмм в руках гуру.
«Рассосались рубцы у многих… вот тут Лидия Петрова из Краснодара пишет, что ее рубец рассосался… Да, рубцы у нас тоже пошли все лучше и быстрее».
До Индианы дошло наконец, что гуру-исцелитель претендует на то, что его сеансы теле-терапии превращают седые волосы в неседые, заставляют волосы пробиваться из лысых скальпов, чудесным образом заменяют уродливые шрамы здоровой мягкой кожей. «Претензии как у Христа!» — сказал себе Индиана.
Чужеземца, его интересовал сеанс теле-терапии как таковой. Ибо он не видел ничего подобного ни в Соединенных Штатах, ни во Франции. Кашпировский же продолжал восхвалять Кашпировского. Косвенно, зачитывая телеграммы и с помощью живых свидетелей. Две дамы в возрасте увядания, с черными, как китайская тушь, волосами, свидетельствовали, что волосы их вновь выросли (после того, как они выпали в результате многих сеансов химиотерапии), благодаря Кашпировскому и телевидению. (Да как же, «хуюшки!» — пробормотал Индиана раздраженно.)
«Многие не верят нам, — сказали дамы, как бы услышав это скептическое «хуюшки!» Индианы, — но мы готовы дать письменные свидетельства, заверенные нотариусом!» Кашпировский пробурчал, что это лишнее, имеющий очи да увидит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38


А-П

П-Я