Язычник ты! И глаз у тебя дурной, того и гляди от твоего глаза порча заведется.
В сглаз, порчу, домовых и кикимор Людмила Васильевна уверовала одновременно со своим приходом к Богу.
А Денис слушал. Кикимора – это слишком примитивно, конечно, и нечисть на четырех ножках по дому не бегает; да и зачем суетиться кикиморам с домовыми, если Бог может справиться Сам? Бог справляется – и Дениса своими милостями не обходит. Денис постоянно замечает по мелким признакам внимание к себе Высших Сил. Он, например, идёт по улице и думает о каком-нибудь важном деле, и в это время мимо проезжает машина с номером 777 – явный сигнал, что всё у Дениса получится. Или берет книгу, чтобы найти нужную цитату из Лермонтова – и книга сразу открывается именно на заказанном месте. Несколько раз бывали такие случаи и со словарями – в толстом томе, может быть, тысяча страниц, а захотел посмотреть слово summit, которое сейчас постоянно треплется в прессе, и на этом самом слове сразу открылся старый испытанный словарь!
Бывает, конечно, что и книги открываются не там, и машины со счастливыми номерами долго не попадаются, но этого Денис не замечает, а всякий знак благоволения Бога и Судьбы запоминается на несколько дней или даже недель – и поднимает дух.
Денис всегда с интересом слушает родительские прения и слегка презирает отца, не умеющего защититься от мамочкиных обличений. На Дениса материнские припадки никогда не разряжаются. Он слушал и думал: «Есть же пьеса – „Стакан воды“. В ней вообще в развязке всем полный звездец выходит – и тоже из-за одного стакана воды, а даже не пива». Денис – мальчик образованный. Ведь «Стакан воды» в школе не проходят. Хотя он учится в очень продвинутой школе с усиленным английским.

* * *
Между прочим, провинциалка, пробивавшаяся к выходу из троллейбуса с пятилетним мальчиком наперевес, приезжала из Ярославля. Куда и вернулась, совершив в Ленинграде успешные покупки, как водилось в те милые годы.
Мальчик рос по имени Виталий. Родители и не знали, что в переводе с латинского имя их сына означает – «жизненный»: просто красиво прозвучало в ЗАГСе.
Виталик вырос и стал прапорщиком.
Прапорщик-контрактник уже не живет в казарме как солдат, и Виталик захотел жениться. Но сначала он нормально влюбился. её звали Клавой, она была не только красивая, но и кандидат в мастера по женскому самбо. А он тоже кандидат – но по боксу.
Спортсмены всё делают сильно. И любят тоже. Виталик носил Клаве букеты охапками.
У них давно ухожен и унавожен садовый участок всего в получасе от города, где мать выращивает цветы на продажу.
Раза два она выделила ему букет ради красивых чувств, но потом запретила:
– Ты мне со своей любовью все грядки обдерешь. На рынке знаешь сколько одна порция твоей любви стоит?!
Тогда Виталик приспособил рано спившегося одноклассника и тот таскал ему шикарные букеты за четверть цены.
Один Бог всё секёт, как любит повторять его Клава, и Виталик не догадывался, что друг-алкаш подбирает стильные букеты на свежих могилах. Виталик не знал, и потому происхождение букетов не подрывало его красивых чувств. Клаве тоже льстило, что вот у всех подруг вокруг женихи и просто хахали если притащат, то только поллитры, а её Виталик – отборные астры. Особенно часто верный друг доставлял Виталику именно астры.
– Между прочим, означает «звезда», – объяснил однажды алкоголик. – Так и скажи своей, что твоя любовь – звёздная.
Виталик сказал – и Клаве очень понравилось. Всюду сейчас пошлости, а у нее с Виталиком – красивое чувство. Звёздное.
Именно познав небесное значение даренных астр, Клава впервые разрешила Виталику всю полноту любви. И себе тоже.
Всяких приспособлений она стыдилась, но знала от бабок и подруг, что есть безопасные сроки. Так что звёздный букет алкаш подгадал вовремя.

* * *
Насмотрелось Оно на любови: бабочки и пчелы переносят пыльцу с цветка на цветок, глухари токуют, забыв даже про страх смерти, люди бросаются в бесчисленные безумства по мере своей фантазии.
Всё это разнообразие поступков совершается по гениальному замыслу, с помощью которого Оно заставляет живые существа множиться, забывая себя ныне сущего ради ещё неродившегося потомства. Поистинне, в какие-то моменты возлюбленного ближнего своего обезумевшие от любовной страсти олени и человеки любят больше самих себя.
Но глядя на безотказное действие Своего же изобретения, Оно иногда задумывается о Собственном неизменном состоянии:
Оно – едино и неделимо, но следовательно – и одиноко. И не знает тех безумных припадков счастья, которые доступны не то что последнему бродяге, но и влюбленной трижды в год бездомной кошке.
Назвать ли такую задумчивость завистью? Смешно, конечно, чтобы всесильное Божество завидовало Собственным слабым творениям. И все-таки, все-таки… Ничтожным тварям дано это счастье, а Ему – нет. То есть, Оно-то и дало ничтожным тварям мимолетные мгновения счастья – но то, что позволено тварям, непозволительно Ему, Всевышнему. Кем не позволено? Никто не может и не смеет что-то запретить Ему, на то Оно и Всевышнее. Но «непозволительно» и «не позволено» – понятия разные. Животное счастье Ему именно непозволительно. Влюбленных богов, попадающих в смешные и жалкие положения, нужно оставить в древнегреческих мифах. Опустившись до влюбленности, Оно сравнялось бы со Своими творениями. И все-таки любопытно бы – испытать. Видеть Ему приходится слишком многое, чтобы не сказать – подглядывать, да только это – совсем другое. Оно бы и радо – отвернуться в определенные моменты, но лишено Оно головы, которую можно повернуть, и глаз, которые можно закрыть. Оно вынуждено видеть и видеть бесчисленные соития, слышать любовные стоны. Множество раз Оно презрительно и насмешливо улыбалось, невольно видя любовный обморок очередной пары, но и насмешки надоели. Потому и не могла когда-то не промелькнуть зависть – просто по контрасту с презрением.
Никак нельзя сказать, что вот преподнесенный Виталиком очередной букет (могильное происхождение которого Оно вынуждено знать) явился той самой последней каплей. Просто, Оно взглянуло с невольным вздохом: вот и Клава с Виталиком туда же. Прапорщику можно, а Ему со всем Его всемогуществом – нельзя.

* * *
Денис, приходя с нарядным папой и просветленной мамой в храм, слушая распевные слова златоустого отца Леонтия да и всех окружающих богомольцев, задумывался, будучи мальчиком пытливым, почему же добрый и всесильный Бог создал такой злой мир?! Почему даже мама удерживается от скандалов только здесь в храме, а выйдя за церковную ограду, только что наделив посильным подаянием нищих, осененная их благодарностями: «Храни тебя Господь!», словно бы вдыхает вместе с бензиновым воздухом (взамен благостного, ладанного) злость и раздражение, переполняющие город? И в шаге за линией, где кончается Божественная экстерриториальность, Господь уже не хранит от греха гневливости.
А ведь мама Дениса в душе-то хорошая, просто показывается плохой стороной, особенно отцу. А сколько таких, кто плох насквозь – изнутри и снаружи! В собственной школе, в собственном классе.
С одним из частных воплощений общего мирового зла Денис столкнулся довольно рано.
Денис – мальчик домашний, он боится двора, боится хулиганов. В двенадцать лет с ним был страшный и незабываемый случай: его прижали в закоулке школьного двора, стали вытряхивать карманы. Происшествие вообще-то довольно обычное, но именно с ним такого прежде не случалось. Известный всей школе хулиган и второгодник Петренко по прозвищу Буйвол вынул нож и пощекотал Денису под подбородком. В таком крайнем действии не было абсолютно никакой необходимости, потому что Денис не сопротивлялся и не кричал, он желал в тот момент одного: чтобы группа школьных товарищей поскорей забрала всё, что её интересует, и отпустила бы его в класс – где светло, где защитит учитель! Но Буйволу мало было забрать мелкую добычу, ему почему-то захотелось покуражиться, выпустить на свет безжалостную сталь. Дениса пронзил жуткий страх, пронзил всё существо подобно электрическому удару.
Это нужно почувствовать: холодный стальной несгибаемый нож у своего такого мягкого беззащитного горла! Маленькое движение стали вперед – и конец. От страха Денис на какой-то миг вообще ослеп, оглох, отключился – выпал из сознания. И с тех пор у него начались странные припадки: во время сильного волнения – не обязательно страха, часто даже наоборот от радостного волнения – он на какое-то время словно бы совсем забывает себя, хотя и не падает при этом в судорогах, как настоящие эпилептики. Потом, очухавшись, чувствует жар в щеках и потеет. Сколько времени длятся его малые припадки – сам он не знает, а со стороны видно, что они продолжаются полминуты или минуту не больше. В этих припадках он находит даже странное удовольствие: словно бы нырнул куда-то в глубину – и вынырнул. И потом долго ходит с покрасневшим горящим лицом, а по подмышкам льется пот.
Врачи сомневались, ставить ему эпилепсию или не ставить, но пока решили воздержаться, хотя и находили, что припадки эти похожи на petit mal – то есть малые эпилептические. Ну а проявилась тут все та же наследственная слабость синапсов, которая наблюдается и у его матушки. Денис сам про наследственность не задумывается, он задумывается о том, почему хорошо и привольно живется злобным хулиганам?!
Сами люди виноваты? Но ведь Бог и создал людей – почему же Он создал злых? Он же добрый!
А если Он хотел создать добрых, как же люди могли Его не послушаться и стать злыми?! Ведь Он же всемогущий! Почему Адам и Ева Его не послушались?!
Пока Денис просто слушал наставления отца Леонтия и отца родного, всё было совершенно понятно: как плохие ученики не слушаются своего учителя, так и Адам с Евой не послушались Господа Бога. Понятно бывало до того момента, когда Денис начинал догадываться, что Бог – не учитель, Он гораздо больше и могущественнее, чем любой школьный учитель! Учитель не знает толком, что прячут ребята под партами прямо у него перед носом. Но Бог-то всё видит и знает насквозь и даже глубже!
А тогда становилось непонятно.
Папу он однажды спросил, почему всесильный Бог не сумел создать послушных Адама и Еву, но папа так разнервничался, стал занудно повторять известную историю о первородном грехе и Христовом искуплении, что спрашивать во второй раз не захотелось. Если люди своевольны, то получается, что Бог – очень слабый! Ведь даже строгого учителя – слушаются, хотя самый строгий учитель не может видеть насквозь мысли всех классных хулиганов. И все-таки хулиганы боятся. А Бог – Он видит насквозь! Или – не видит? Или видит – но помешать не может? Или может помешать – но не хочет? А если Он испытывает на моральную прочность те самые существа, которых Сам же и создал, получается вроде лаборатории: вывел Бог породу как делает обыкновенный селекционер-генетик и смотрит – какова жирность молока, какова устойчивость к коровьим болезням, а какова – к искушениям дьявола? Но ведь генетик не наказывает неудачные гибриды, а тем более – не обижается, если вывелись бодливые коровы! Генетик принимает полученный результат к сведению и вставляет ещё один нужный ген. А Бог, как учит отец Леонтий и все остальные – взял да и обиделся на Собственное творение! Неужели простой генетик умнее?!
К восьмому классу эти вопросы оформились совершенно четко. Зато ответы – не оформлялись.
Гордясь своими философскими сомнениями, Денис рассуждал вслух, гуляя с Галочкой Смольниковой, которую встречал около катка, где Галочка даже слишком фигурно каталась. Так фигурно, что уже стала мастером спорта, и конечно, вряд ли могла плениться со своих высот обыкновенным одноклассником. Вот Денис и старался, пытаясь возместить недостаток ранних регалий блеском ума.
Однако успеха у Галочки его вольнодумство не имело.
– Очень даже глупо! Бог нас испытывает, вот и всё. Или помогает, если очень зажмуриться и попросить. Без Божьей помощи программу никак не откатать, особенно произволку. Тройной сорвешь обязательно. А попросишь, перекрестишься – и получится. Я так и чувствую.
Денис говорил глупости, но все равно он в принципе умный, и Галочке нравилось, что он в нее влюблен. Тем более, что Денис – красавчик, таких она видела на картинках в бабушкиных книжках: локоны золотые, ресницы длинные – про таких раньше говорили: «ангелочек». И странная отключенность, которая временами на него нападает, вполне уместна для умника и красавчика – не боксер же он какой-нибудь! Вообще-то она предпочитает другой тип: чтобы мужественный мужчина, а не ангелочек с картинки, но как запасной влюбленный Денис ей нравился. Ей нравились все, кто в нее влюблялся. А когда они начинали ревновать между собой – нравилось вдвойне. Левон ещё умнее Дениса, и очень смешно, когда они готовы вцепиться друг в друга. Жалко, оба слишком интеллигентные и не дерутся напрямую – совсем было бы весело!
А по-настоящему Галочка влюблена в Рема, который катает пару с этой задавакой Весниной. Но Рем на Галочку не смотрит, и если бы увидел её около катка с Денисом, совсем бы не приревновал. Но все равно Галочка назначает Денису встречать её обязательно у самого бокового входа, через который проходят все настоящие спортсмены, а не зрители: вдруг Рем когда-нибудь заревнует?!

* * *
В том, чтобы учить и вразумлять людей, Оно не видело для Себя никакого интереса – все равно что Своей волей крутить фигуристов или, например, направлять подачи в теннисе: чтобы уложить точно в линию неотразимый эйс. Божеству-то ничего не стоит, а что ничего не стоит, то и неинтересно. Интересно было наблюдать, на что способны сами земные существа, смогут ли обезьяны постепенно поумнеть и переродиться настолько, чтобы создавать орудия, строить дома, переговариваться словами, а затем наконец и измерять расстояния между звёздами и планетами?
Как чисто человеческие заслуги – они довольно-таки любопытны и даже заслуживают уважения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44