Я следил за пальцами человека на струнах арфы, восхищаясь их быстротой. Вдруг рядом со мной оказался краснощекий мальчик, поинтересовавшийся, чего бы я хотел. Я сказал ему, что выпил бы эля, и он быстро вернулся с полной кружкой и пригоршней медяков, оставшихся от моей серебряной монетки. Я нашел стол недалеко от менестрелей и, пожалуй, надеялся, что кто-нибудь окажется достаточно любопытным и присоединится ко мне. Но никто здесь, похоже, особенно не интересовался путниками, и только несколько постоянных посетителей таверны равнодушно посмотрели на меня. Менестрели закончили петь и стали разговаривать друг с другом. Взгляд, который бросила на меня старшая из двух женщин, заставил меня понять, что я снова уставился на них. Я опустил глаза.
Наполовину осушив кружку, я понял, что совсем отвык от эля, тем более на пустой желудок. Я сделал мальчику знак подойти к столу и попросил чего-нибудь поесть. Он принес мне только что срезанный с вертела кусок мяса с гарниром из тушеных овощей и подливкой. Это и новый эль в моей кружке отняли большую часть моих медяков. Когда я поднял брови, услышав цену, мальчик выглядел удивленным.
– Это половина того, что вы заплатили бы в любом другом трактире, сир, – сказал он мне с негодованием, – и это хорошая баранина, а не чей-то бродячий старый козел, который помер от голода.
Я попытался сгладить неловкость, сказав:
– Наверное, на серебряную монетку уже не купишь того, что раньше.
– Наверное, но это вряд ли моя вина, – заметил он дерзко и вернулся в кухню.
– Что ж, серебряная монетка потрачена быстрее, чем я ожидал, – пожурил я себя.
– Этот мотив всем нам знаком, – заметил арфист. Он сидел спиной к своему столу и наблюдал за мной. Две его партнерши обсуждали между собой какую-то поломку дудочки. Я с улыбкой кивнул ему и заговорил громче, когда заметил, что его глаза покрыты бельмами.
– Я некоторое время не бывал на Речной дороге. Собственно говоря, довольно долго – около двух лет. Когда я был здесь в последний раз, в трактирах все было не так дорого.
– Что ж, бьюсь об заклад, что теперь так можно сказать почти о любом месте в Шести Герцогствах, по крайней мере в Прибрежных. Теперь говорят, что новые цены у нас устанавливаются чаще, чем новая луна. – Он огляделся по сторонам, как если бы мог видеть, и я подумал, что он ослеп не так давно. – А еще теперь говорят, что половина налогов идет на прокорм людей из Фарроу, которые их собирают.
– Джош! – упрекнула его одна из спутниц, и он с улыбкой повернулся к ней.
– Только не говори мне, что кто-нибудь из них торчит в этой таверне, Хани. Мой нос чует людей из Фарроу за сто шагов.
– А может он учуять, с кем ты сейчас разговариваешь? – кисло спросила она. Хани была старшей из двух женщин, возможно моего возраста.
– С парнем, которому немного не повезло, я бы так сказал. А значит, это не какой-нибудь толстяк из Фарроу, который пришел собирать налоги. Кроме того, я понял, что он не может быть одним из сборщиков Брайта, в то самое мгновение, когда он захныкал о цене мяса. Когда это ты видела, чтобы кто-нибудь из них платил за что-то в трактире или в таверне?
Я нахмурился при этих словах. Когда страной правил Шрюд, его солдаты или сборщики налогов не забирали ничего без некоторой компенсации. Но я вспомнил о собственных манерах.
– Могу ли я предложить вам выпить немного, арфист Джош? И вашим друзьям?
– Что это? – спросил старик, улыбаясь и поднимая брови. – Ты страдаешь, отдавая монетку, чтобы наполнить свой желудок, но охотно швыряешься деньгами, наполняя наши кружки?
– Позор лорду, который слушает песни менестрелей и не дает им промочить горло, – ответил я с улыбкой.
Женщины обменялись взглядами за спиной у Джоша, и Хани с легкой насмешкой спросила меня:
– А когда ты последний раз был лордом, молодой человек?
– Это только поговорка, – сказал я после мгновения смущения, – но я не пожалел бы пары медяков за песни, которые слышал. Особенно если вдобавок у вас найдется парочка новостей. Я иду к Речной дороге. Вы случайно не оттуда?
– Нет, мы как раз туда, – весело ответила вторая молодая женщина. Ей было около четырнадцати лет, и у нее были потрясающие голубые глаза.
Я увидел, как ее подруга делает знак, чтобы та замолчала. Она представилась:
– Как вы слышали, добрый сир, это арфист Джош, я Хани, а это моя кузина Пайпер…
Два промаха в таком коротком разговоре. Во-первых, я разговаривал с ними так, словно я все еще живу в Баккипе, а они заезжие менестрели, во-вторых, я не придумал заранее никакого имени. Я порылся в памяти, подыскивая подходящее, и после затянувшейся паузы выпалил:
– Коб, – а потом с содроганием подумал, почему это я выбрал имя человека, которого я когда-то знал и убил.
– Что ж… Коб. – Хани помолчала, прежде чем произносить это имя, так же как это сделал я. – Может быть, у нас и найдутся для тебя новости, и мы с удовольствием приняли бы кружечку чего-нибудь, все равно, был ты когда-то лордом или нет. Так кто должен тебя искать на дороге?
– Простите? – спросил я тихо и поднял кружку, чтобы подать сигнал кухонному мальчику.
– Это сбежавший подмастерье, отец, – сказала Хани с величайшей уверенностью. – У него с собой футляр писца, но волосы слишком длинные, а на пальцах нет ни капли чернил. – Она рассмеялась, увидев досаду на моем лице, о причине которой даже не подозревала. – Да ладно… Я менестрель. Когда мы не поем, то замечаем все вокруг, чтобы найти подходящий сюжет для песни. Ты же не думаешь, что все мы слепые.
– Я не сбежавший подмастерье, – сказал я тихо, но у меня не было готовой легенды, которая бы могла последовать за этим заявлением. Как бы стукнул меня по пальцам Чейд из-за такого промаха!
– Нам все равно, кто ты, парень, – успокоил меня Джош. – В любом случае, мы не слышали никаких криков разгневанных писцов, ищущих потерянного помощника. В эти дни многие были бы счастливы, если бы от них убежали парнишки-помощники. Голодным ртом меньше в эти тяжелые времена.
– А у мальчика-писца вряд ли будут такие шрамы на лице и сломанный нос, если ему повезет с хозяином, – заметила Пайпер с симпатией. – Так что нечего тебя винить, если ты удрал.
Пришел наконец кухонный мальчик, и они великодушно отнеслись к моему плоскому кошельку, заказав для себя только по кружке пива. Сперва Джош, а потом и женщины пересели за мой стол. Кухонный мальчик, вероятно, переменил свое отношение ко мне, увидев, что я хорошо отношусь к менестрелям, потому что наполнил и мою кружку, не взяв с меня денег. Тем не менее мне пришлось разменять еще одну серебряную монету, чтобы заплатить за угощение. Я попытался отнестись к этому философски и решил обязательно дать медяк мальчику, когда буду уходить.
– Итак, – начал я, когда мальчик ушел, – какие новости с реки?
– А разве ты сам не отсюда? – едко спросила Хани.
– Нет, моя леди. По правде говоря, я навещал друзей-пастухов, – сымпровизировал я. Манера Хани начинала утомлять меня.
– Моя леди, – сказала она тихонько Пайпер и выкатила глаза. Пайпер захихикала. Джош не обратил на них внимания.
– В эти дни идти вниз по реке почти то же самое, что и вверх. Становится только хуже, – сказал он мне. – Времена тяжелые, а для фермеров они скоро будут еще тяжелее. Все зерно, которое они собрали для еды, ушло на уплату налогов, так что детей кормят тем, что собирались посадить на будущий год. В поля пойдут только остатки, а никакой человек не сможет вырастить больше, посадив меньше. Со стадами и пастухами то же самое. И никаких надежд, что к следующему урожаю налоги уменьшатся. Даже девушки-гусятницы, которые собственных лет не могут сосчитать, знают, что, если от меньшего отнять большее, на столе останется только голод. Хуже всего тем, кто живет у моря. Если человек уходит ловить рыбу, он не может знать, что найдет на месте своего дома, когда вернется. Фермер засевает поле, зная, что зерна все равно не хватит для семьи и для налогов и совсем ничего не останется, если ему нанесут визит красные корабли. Есть одна неглупая песенка про фермера, в которой говорится сборщику налогов, что его работу уже сделали пираты.
– Правда, только глупые менестрели поют ее, – жестко напомнила ему Хани.
– Значит, красные корабли продолжают терзать берега Бакка, – тихо сказал я.
Джош коротко и горько рассмеялся.
– Бакка, Бернса, Риппона и Шокса… Вряд ли пиратов волнует, где кончается одно герцогство и начинается другое. Если у берегов плещется море, они придут к ним.
– А наши корабли?
– Те, которые пираты отняли у нас, в полном порядке. Те, которые остались защищать нас, – что ж, они причиняют пиратам столько же хлопот, сколько комары коровам.
– Разве теперь никто не защищает Бакк? – Я услышал отчаяние в собственном голосе.
– Леди Баккипа. Есть люди, которые говорят, что она только кричит и бранится, но другие знают: она ни от кого не требует того, чего не смогла сделать сама. – Арфист Джош говорил так, как будто знал это из первых рук.
Я был заинтригован, но не хотел показаться излишне невежественным.
– Например?
– Все, что она может. Она больше не носит драгоценностей. Она продала их все и вложила деньги в оплату патрульных кораблей. Она продала свои родовые земли и заплатила этими деньгами наемникам, чтобы оснастить башни. Говорят, что она продала ожерелье, которое ей подарил принц Чивэл, – рубины его бабушки – самому королю Регалу, чтобы купить зерно и строительный лес для поселков Бакка, которые нужно восстанавливать.
– Пейшенс, – прошептал я.
Я видел однажды эти рубины, давно, когда мы только что познакомились. Она считала их слишком ценными даже для того, чтобы надевать, но показала их мне и сказала, что когда-нибудь их будет носить моя невеста. Давным-давно. Я отвернулся, чтобы не выдать себя.
– Где ты проспал весь прошлый год… Коб, что ничего этого не знаешь? – саркастически спросила Хани.
– Я уезжал, – ответил я тихо, снова повернулся к столу и с трудом встретил ее взгляд. Я надеялся, что на моем лице ничего не отразилось.
Она склонила голову набок и улыбнулась мне.
– Куда? – весело контратаковала она. Она мне совсем не нравилась.
– Я жил один, в лесу, – сказал я наконец.
– Почему? – Она улыбалась, нажимая на меня. Я был уверен, что она знает, в какое неловкое положение ставит меня.
– Вероятно, потому, что я так хотел. – Это прозвучало очень похоже на Баррича, и я чуть было не оглянулся поискать его.
Она поджала губы, ничуть не раскаиваясь, но арфист Джош слишком резко поставил на стол кружку с элем. Взгляд его слепых глаз, который он метнул на дочь, был всего лишь короткой вспышкой, но Хани внезапно успокоилась. Она положила руки на край стола, как ребенок, которого выбранили. Я думал, что она смущена, пока не встретил брошенный из-под ресниц взгляд. Ее быстрая улыбка была вызывающей. Я отвернулся, не понимая, почему она все время клюет меня. Лицо Пайпер покраснело от сдерживаемого смеха. Я опустил глаза, ненавидя краску, которая неожиданно залила мое лицо.
Пытаясь снова завязать разговор, я спросил:
– Есть свежие новости из Баккипа?
Арфист Джош засмеялся:
– Немного свежих неприятностей, о которых стоило бы рассказывать. Все одно и то же, меняются только названия городов и поселков. О, есть, правда, одна новость, очень даже интересная. Говорят, что король Регал собрался повесить самого Рябого Человека.
Я как раз делал очередной глоток. Поперхнувшись, я спросил:
– Что?
– Это глупая шутка, – заявила Хани. – Король Регал велел кричать на каждом углу, что он заплатит сто золотых любому, кто приведет ему человека в шрамах от оспы, или сотню серебряных монет каждому человеку, который может что-нибудь рассказать о нем.
– Человек в шрамах от оспы? Это все описание? – спросил я осторожно.
– Говорят, что он худой, седой и иногда переодевается в женщину. – Джош весело хихикал, даже не догадываясь, как все заледенело у меня внутри от его слов. – И он виновен в ужаснейшей измене. Ходят слухи, что король обвиняет Рябого в исчезновении королевы Кетриккен и ее нерожденного ребенка. Некоторые говорят, что он всего лишь сумасшедший старик, который утверждает, что был советником Шрюда. Якобы он написал письма всем прибрежным герцогам и уверял их, что Верити еще вернется, а его ребенок унаследует трон Видящих. Но поговаривают также, что король Регал просто собирается повесить Рябого Человека и так покончить со всеми несчастьями Шести Герцогств.
Он снова усмехнулся, а я приклеил на свое лицо жалкую усмешку и кивал, как слабоумный. Чейд, думал я про себя. Каким-то образом Регал напал на след Чейда. Если он уже знает, что Чейд рябой, что ему еще может быть известно? Он, очевидно, связал его с фигурой леди Тайм. Я подумал, где же сейчас Чейд и все ли с ним в порядке. С внезапным отчаянием я захотел знать все о его планах и заговоре, из которого он меня исключил. Сердце мое внезапно упало, когда я посмотрел на свои собственные действия немного с другой стороны. Выгнал ли я Чейда, чтобы защитить его от своих планов, или покинул его как раз тогда, когда ему более всего был нужен помощник?
– Ты еще здесь, Коб? Я все еще вижу твою тень, но твое место за столом что-то притихло.
– О, я здесь, арфист Джош. – Я попытался говорить весело. – Просто размышляю о том, что ты сказал, вот и все.
– Думает, какого рябого старика он может продать королю Регалу, судя по выражению его лица, – едко вставила Хани. Я внезапно понял, что она рассматривает свои непрерывные уколы как род флирта. Я быстро решил, что мне вполне достаточно разговоров и общества себе подобных на этот вечер. Я слишком долго не практиковался в общении с людьми. Теперь я уйду. Лучше пусть они считают меня странным и грубым, чем начнут любопытствовать.
– Что ж, благодарю вас за песни и за беседу, – сказал я как можно вежливее. Я вытащил медяк, чтобы оставить его для мальчика. – И лучше я вернусь на дорогу.
– Но уже совсем стемнело! – удивленно возразила Пайпер. Она поставила свою кружку и посмотрела на Хани, которая выглядела потрясенной.
– К тому же еще и холодно, моя леди, – заметил я весело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19