Но начальство думало сию беду утаить. А был бы Каин - ни хрена бы не утаили, и тут же мы взяли бы весь Суконный двор под крепкий караул, провиант бы им туда через забор кидали. Человек с сотню бы погибло - да вся Москва бы уцелела.
- Выходит, права Марфа? - несколько удивился Архаров.
- Марфа хитрая особа, много чего знает, да молчит. Я ее с тех времен помню, как Ванюша ее наряжал пуще боярыни и в карете по Москве возил. Я много кого с тех времен помню - и Камчатку, и Мохнатого, они к Каину в Зарядье частенько езжали.
- Кто таковы?
- А давние его дружки. Сперва вместе воровали, а потом, как он в Сыскной приказ попал, стали ему подручными, да только без должности, а так, вроде по старой дружбе. А позвольте милостиво, сударь мой, вопрос задать.
- Да что ты, Карл Иванович? - удивился таковому раболепию Архаров.
- Как вы полагаете, с чего при Каине таковое благочиние развелось?
Архаров пожал плечами.
- То-то и оно, что вы, сударь, по сю пору петербуржец, - с некоторой укоризной и без всякого ехидного раболепия молвил Шварц. - А вся Москва помнит, как господин Татищев с Ванюшей воевал.
- Вот, вот, про сие - подробнее! - обрадовавшись, что наконец дошло до дела, велел Архаров.
- Слухи ходили, будто Каин на господина Татищева донос в Петербург посылал, только это вранье. Не таков был Ванюша, чтобы доносы слать. А вот вам правда - при мне было дело, он Алексея Даниловича обложил матерно.
- Как это - обложил матерно? - Архаров не поверил, что служащий Сыскного приказа может так отнестись к генерал-полицмейстеру, но Шварц понял иначе.
- Сказал доподлинно: хрен ты стоптанный, блядин сын, растак тебя конем, - меланхолично принялся он повторять Каиново изречение. Было, видать, и продолжение, но Архаров жестом велел ему замолчать.
- И господин Татищев сие запомнил. Первым делом адресовался к некому своему служащему, кой по природной бережливости не изничтожил, а приберег зачем-то шесть фунтов доносов на Каина.
- Ты, что ли, черная душа?
- Я, сударь. Я-то видел, откуда в Москве порядок, и разумел, что сие ненадолго и доносы пригодятся. Коли в пруду все караси пропали - что сие означает? Что щука завелась. Вот и тут - мелкие налетчики и мазурики притихли, потому что Москву в лапы крупный ворюга взял. Было более сотни шаек - осталась одна, Каинова. Он про многих такое знал, что по единому его слову на соседа и на брата родного ему доносили. Купцов поборами обложил, кабатчиков, своден. Воровская добыча к нему попадала - что-то бывшему владельцу возвращал, но большую долю - себе. На него в Петербург доносили, да он знал, кому барашка в бумажке поднести, доносы те к нему же и возвращались, а он не все уничтожить успел. Господа Сенат, наслушавшись, как в Москве стало благостно, циркуляр прислали - не трогать Каина и всячески ему содействовать.
- А Татищев?
- А он все те доносы проверять взялся. И подсказали ему нечто мудреное: не из Петербурга приглашать сыщиков, чтобы докопались до Ванюшиных проказ, а из Казани, из Курска, чуть ли не из Перми. Дотуда Каинова рука не дотянулась, и впервые он тех сыщиков увидал, когда уже взяли его с поличным. Взяли, да и отпустили. Раз не то пять, не то шесть брали и отпускали, пока до суда дело не довели. Первый приговор был - четвертовать. Но он, и казни ожидая, успел-таки кому надо многими тысячами поклониться. Вышла ему бессрочная сибирская каторга. Но, говорят, до места он не доехал, по дороге скончался. На Москве более не появлялся.
- Про сыщиков тоже ты подсказал?
- Нет, то не моя затея. Но я с ними вместе… подвизался, - вставил Шварц вовсе монашеское словечко. - Так что всякий радующий обывателей порядок, наподобие медали, имеет две стороны. Первая сторона - чья-то сильная рука и великая осведомленность. Вторая, надо полагать, соблюдение владельцем сильной руки лишь тех законов, каковые сам для себя сочинил. Обыватели-то до сих пор Ванюшу вспоминают, потому что к бедному человеку он был милостив.
Архаров вздохнул - от него самого бедному человеку милостей ждать не приходилось.
- Нам с тобой, черная душа, придется уж какими-то иными средствами порядок наводить, - сказал он. - Ладно, будь по-твоему - каждый день меня десяток молодцов сопровождать станет.
- И не в открытых санях разъезжайте, а велите карету на полозья поставить.
- И карету.
- И с дворней построже, девок со двора не отпускать. Бывали случаи, что, девку совратив, злодеи в дом забирались.
Архаров покивал. Все это ему сильно не нравилось.
- А как с кучером прикажешь быть? - спросил он.
- А что, жив?
- То-то и оно, что не помирает, только левой рукой машет. Я уж за Матвеем послал - пущай разбирается. Тебе, Карл Иванович, доводилось с такими ранеными дело иметь, чтобы языка лишились?
- Тут не Матвей надобен, - подумав, сказал Шварц. - Пошлите человека к Марфе, велите передать - пусть деда-костоправа ищет. Я всячески рад развитию медицинской отрасли, однако тут иной случай, тут нам потребно не докторов причудливыми казусами снабжать, а чтобы злодей заговорил.
Архаров усмехнулся - впору уже определять Марфу в штат полиции и платить ей жалование.
- К этой вертопрашке я сам поеду, - решил он. - Может, чего присоветует насчет осведомителей.
- Уж наверное присоветует, - согласился Шварц. - Но в одиночку ехать не след.
- Днем в меня стрелять не осмелятся, - возразил Архаров.
- В одиночку ехать не след, - спокойно повторил Шварц. - Коли изволите упереться на своем, я сам возьму извозчика и вслед за вами, сударь, поеду.
- Леший с тобой, черная душа, возьму Клавароша…
Архаров уже знал про удивительный роман Клавароша с Марфой. И полагал, что обоим будет приятно лишний раз увидеться.
- Мало. Еще пусть едут Ушаков и Канзафаров, - преспокойно распорядился Шварц. И пошел из кабинета вон - в свой нижний подвал, где наверняка томился в ожидании допроса очередной грешник.
До Зарядья ехать было недалеко, и вскоре Архаров со свитой подкатил к Марфиным воротам.
Очередная взятая на воспитание девчонка откликнулась на крик кучера Сеньки, инвалид Тетеркин отворил ворота, и сани въехали во двор.
Марфа не слишком удивилась, увидев ввалившихся архаровцев.
- Вы, молодчики, останьтесь внизу, - сказала она им, не выделяя Клавароша среди прочих, - а господина обер-полицмейстера я к себе наверх заберу. Наташка! Сбитенька им приготовь! Да имбиря не пожалей, чтобы продирало! В холод сбитень - лучше всего. Наташка, стягивай с его милости валенки! У меня наверху жарко, взопреет!
Архаров в одних белых чулках прошел по чистейшим тканым половикам, Марфа в мягких домашних туфлях бесшумно поплыла следом. Они поднялись в розовое гнездышко, Архаров был усажен на стул, хозяйка плюхнулась на постель.
- Приданое перебираешь? - спросил Архаров, показывая на большой ларец, занимавший чуть ли не половину столика.
- Коли даже за тебя пойти - и то своим приданым не осрамлю!
Марфа откинула крышку ларца. Архаров заглянул и увидел сваленные как попало украшения.
- Тут у меня всякого добра полно, - сказала Марфа, - и дешевенькие коральки, и кое-что ценное. Вот, глянь, сударь, такого ты, поди, и при дворе не видывал.
Она выкопала и вытянула жемчужное ожерелье в шесть нитей. Такое украшение, именуемое перло, десятилетиями не выходило из моды и для дамы считалось обязательным даже ежели не носить - то иметь его в хозяйстве. Само по себе Марфино перло было не так чтобы чересчур роскошно, жемчуг - весьма средненький, однако круглая застежка-фермуар была двух вершков в поперечнике.
- Это что, изумруды? - спросил Архаров. - Настоящие, не подделка?
- То-то и оно, что настоящие. Ты уж поверь, много у меня камушков, а эти милее всех. Как затоскую - достану, погляжу, душа утешится, было, выходит, и у меня в жизни то самое, заветное…
- Ивана Ивановича подарение? - догадался Архаров.
- Его самого…
Не в первый раз Марфа показывала, как тоскует о незабвенном своем первом любовнике, что подобрал ее девчонкой, сделал подругой, замуж выдал с хорошим приданым, а сам рухнул с высот, куда забрался хитроумным манером, да и покатил в Сибирь - на вечную каторгу.
- Что ж не носишь?
- А фермуар из моды вышел. Такие при покойной государыне Лизавете щеголихи носили, да только помельче, камушки помутнее. Да и некуда - ко двору меня что-то не зовут.
Архаров потрогал пальцем фермуар. Тяжелая была вещица, да и изумруды прекрасные, сочного цвета, без пятнышек и трещин…
- Так можно же модную вещицу с этими камушками смастерить.
- Модную - не хочу. Уж не то будет.
- Ювелирам разве камни продать? Дадут немало.
- И куда мне те деньги?
- Замуж выйдешь… - начал было Архаров, но Марфа прямо руками замахала:
- Да ни за какие коврижки!
- А что?
- А то! Повенчают - вот тебе, скажут, муж, на него и любуйся. А теперь все мужики - мои! Не-е… против моего Ивана Иваныча мне мужа не сыскать…
- Так уж был хорош?
Вошла Наташка, поставила на стол поднос с горячим сбитнем, с тарелкой маковников, с тарелкой постных сухариков, и, пятясь, вышла.
- Вся Москва ему первая кланялась. Видел бы ты, что у него в дому делалось - дом-то у нас в Зарядье поставил, до чумы тут многие строились. Я, уже замужем бывши, приходила - у него там под стеклом ананасы росли! Бильярдная была целый дворец. А домой он меня отправлял в своей карете. Ехать-то - быстрее задворками добежать. А я развалюсь на соболях - карета вся изнутри соболями обита была, - да и еду барыней!
- И что муж? - не удержался от вопроса Архаров. - Так и терпел? Ни разу за косы не оттаскал?
- А мне смирного нашли! - расхохоталась она. - Детина с оглоблю, а замахнешься половником - отшатывается! Нет, сударь, фермуар этот со мной и в могилу положат. Буду там лежать да Ванюшу своего вспоминать. Да ты что, свататься ко мне, что ли, приехал? Ведь непременно по делу!
- По делу, Марфа Ивановна, - согласился Архаров. - Сама видишь, что на Москве деется.
- Да уж вижу…
Архаров отпил сбитня - точно, что до мозга костей продирает, закусил сладким маковником.
- Ты баба умная, понимаешь - у меня всюду свои люди должны быть, чтобы доносить - вдруг где какой изменник заведется, речами смущает, деньги невесть за что сулит. Я обязал десятских и сотских доносить, отправил их по торгам, по кабакам, есть которые и в банях ведут наблюдение…
- Как же они там запись ведут? - осведомилась Марфа. - Куда перо с чернильницей прячут? Ну, перо-то еще так-сяк, сыщется куда воткнуть, а чернильницу подвесить?
- Да ну тебя, и с прибаутками твоими вместе! Я дело пришел говорить. Марфа Ивановна, мне ловкие бабы надобны. Ты же знаешь поговорку: где черт сам не осилит, там бабу подошлет?
- Ох, знал бы ты, сударь, сколько раз бывала я той самой бабой… Да только женский пол грамоте не обучен, это у графов и князей девок учат писать и языкам, а в простой семье больше о приданом думают. Да и что проку - вон у старой дуры Шестуновой чему только девку не учили? Научили - из дому утекла!
- Не хуже моего, Марфа Ивановна, знаешь, для чего она из дому утекла. Будто тебе Клаварош не сказывал…
Марфа призадумалась.
- Стало быть, пришел помощи просить? Дай поразмыслить. Помочь - помогу… да только одно плохо…
- Что, Марфа Ивановна?
- Твои сотские да десятские промеж простого народу трутся и толкутся, а там для тебя полезного мало, спьяну всякий дурак грозится всех бояр перебить, протрезвеет - тише воды, ниже травы. От простого народа один шум, а коли ты впрямь изменника ищешь - он среди купечества, может статься, прячется, или чиновник, или поп…
- Почему ты решила?
- Измена, сударь мой, такое дело, что крика не любит. А тот, кто ее затевает, должен уметь приказывать, чтобы послушных вокруг себя собрать. Когда Ванюшу моего в ловушку поймали, спервоначалу тихонько-тихонько под него подкапывались. Да ты у своего Шварца спроси, он помнит, нехристь!
- Спрашивал.
- Простой люд галдит, да и сам не ведает, с чьего голосу галдит. Этих крикунов таскай не таскай в полицейскую контору - более, чем знают, не скажут, а не знают они ни хрена хренащего.
- А кто знает?
Марфа задумалась.
- Дай-ка мне срок, Николай Петрович… Так сразу и не скажу, а как догадаюсь - девчонку за тобой пришлю.
Архаров вздохнул и встал.
- Так я на тебя рассчитываю, Марфа Ивановна.
- Допей сбитень, сударь, чтоб добро не пропадало.
Он выпил обжигающий глотку напиток и ощутил в себе бодрость. Марфа усмехалась, но глаза были внимательны - как он высматривал в ее лице приметы вранья, так и она высматривала в его лице какие-то иные приметы.
- И еще дельце. Нет ли у тебя на примете костоправа?
- На что тебе?
Архаров неохотно рассказал про покушение и кучера, который по всем приметам должен от удачного выстрела помереть, однако ж не помирает.
- Есть один дед, я его к тебе пошлю, скажется, что от Марфы, да только сомнительно что-то…
- Самому сомнительно. Но Шварц так сказал. А что за дед?
- Дед знающий. Многим помогает. В баню водит, растирает по-хитрому. А еще он знаешь чем знаменит? Водянку тараканами лечит, - сказала Марфа. - Сушит их, в ступке толчет, дает с кашей, но только тут главное, сказывал, чтобы хворому не говорить, не то его наизнанку вывернет. Но толченые тараканы - это не столь сильно, как тараканий сок.
- Тараканий сок? - повторил Архаров. - Ну, матушка, это ты махнула!
- Да я что, разве я этим занимаюсь? А дед из живых тараканов сок жмет, с водкой мешает и пить по капле дает. Сказывали, самую застарелую водянку в неделю лечит. А коли льняное семя пить - так это варить его умаешься, да полгода хлебай его, как лошадь, чуть не ведрами!
Архаров вообразил выжимание сока из тараканов, и ему чуть не сделалось дурно.
- Молчи, Марфа Ивановна! - велел он. - От твоих речей с души воротит!
- Так я что?! Не я же тех тараканов!…
- Молчи, говорю!
- Ахти мне!…
Должно быть, Архаров, прикрикнув на Марфу, сделался даже для нее страшен - она отшатнулась.
Несколько времени они молча таращились друг на дружку.
- Ну, Господь с тобой, - сказал наконец обер-полицмейстер и пошел прочь из розового гнездышка.
Его орлы, включая кучера Сеньку, сидели внизу за кухонным столом, играли в карты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15