https://wodolei.ru/catalog/uglovye_vanny/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Насморк мой улетучился тем
же чудесным образом... Я, злой и веселый, скалился на тонкую полоску
света, обозначавшую зубцы гор. Я навалил поклажу на Семле, не затягивая
его в сырую кожу ремней. Мы захлюпали по грязи. Много позже солнце
высушило нас до пара, а проселок - до пыли, и встречный ветер уносил и
пыль, и пар прочь. Он надул мне зверский голод, который лишь раздразнили
придорожные яблоки-зеленушки. Когда я увидал на другом берегу оврага
широкую гарь, позади кто-то прохрипел с перерывами, задыхаясь словно от
долгого бега, прохрипел по-драконьему. Пару слов я не разобрал, остальные
же - "Стой, рыцарь, стой!" - и впрямь остановили меня. Так резко, что я
зацепил ногой за корневище, укромное в пыли, и полетел наземь, не выпуская
повод. Семле заржал, почуяв чужого, и протащил меня немного на животе,
покуда я не догадался разжать пальцы. Дракон все что-то бормотал и хрипло
дышал. Мной завладели страх и досада. Копье Этерика! Я вскочил навстречу
черноволосому парню в крестьянской одежде, который бросился ко мне же -
отряхивать, что ли. Долго не раздумывая, я увернулся и ухватил копье с
обочины. Потом до меня дошло, что драконами поблизости не пахнет ("Смрад!
Драконий смрад, дети мои..."), а парень, разведя руки и приоткрыв рот,
таращится на меня, точно на ожившее пугало.
- Ты напал на меня? - спросил я и попытался жестом выразить забытое
мною слово "почему". В жесте участвовало и копье.
Парень рухнул на колени и быстро заговорил на скрежещущем это
наречии, глядя жалобно и покорно. Он был убежден, что я сильномогучий
Атарикус, что старики ждут меня с ранней весны, и что по моей милости
драконьи дозоры короля рыщут в тени великих гор. По его тону я понял, что
встречаться с дозорами не стоит. Мой новый водитель был моложе меня, ниже
ростом и тащил за спиной тушки зайцев и маленькой росомахи, вынутых из
силков на заре. Я спросил его, знает ли он кого-нибудь, кто бы видел
дракона, и он отвечал мне долгим взглядом, недоуменным в высшей степени.
Больше с дурачком толковать было не о чем. Я не слишком ловко взобрался в
седло, потеснив изрядно похудевший кожаный тюк, и осведомился напоследок о
дороге в деревню. Он опять недоверчиво воззрился на меня и так же молча
указал вперед. На этот раз маху дал я. Дорога-то была одна, и она лежала
под нашими ногами, а потом поплыла, увлекая назад несостоявшегося
попутчика, корявые дикие яблони, склоны и пригорки, вверх да вниз. А ветер
чист и свеж был.
Покамест я не увидел его, и вспыхивавшую траву под выдохами огня,
мгновенно обращавшуюся в черный ломкий пепел. Я смотрел на него сбоку, на
исполина, от хвоста шла волна новой, нежно-зеленой чешуи на смену
грязно-бурой, закаменевшей, и были чешуйки с мою ладонь, и с мою голову.
Он парил над землею в двух-трех футах, лениво помавая плавниками-крыльями,
толстый хвост волоча по выгоревшей черной траве, кроша ее в прах. Двигался
он словно тяжелый медлительный сом в стеклянном ящике с водой на потеху
толпе, однако самомалейший толчок крыльев гнал его подобно туче в ветреный
день. Перед ним мелкой рысью, изредка оборачиваясь и что-то крича
чудовищу, бежал еще один обитатель страны Мо, такой же придурок, как и
первый. Дразнил ли он воплощенную свою погибель? Заманивал, жертвуя собою,
в некую волчью яму? "А ведь еще пацан совсем, - мелькнула мудрая мысль в
моей внезапно повзрослевшей голове. - Ишь как чешет босиком!" Я не успел в
одно мгновенье обозреть всю мою жизнь. Копье Этерика задрожало, уставилось
в цель и властно потянуло меня. Руки точно прилипли к нему, теперь заметно
горячему. Я ударил коленями Семле, он устремился с места по целине, копье
рвалось из рук, и вот... мы мчимся... прямо в застилающую небо махину.
Дракон плавно и бесшумно повернулся к нам и отвел пасть от земли. Смрад,
драконий смрад. Где он?
- Эээ-оооо-аааа!
Неужто это я кричу? Мамочка! Как все быстро, что несет меня вверх?
Белесый зоб монстра в какой-то миг раздулся, разгладил морщины на шее и
посветлел. Дракон слегка подпрыгнул в воздухе и утвердился над моею
безумной головой. Все!
И тогда ярое копье с поистине нечеловеческой (и уж не моей) силою
пробило нежную кожу зоба и, легко пройдя эту полость, хрустко врезалось то
ли в кость, то ли в хрящ. Меня спасла сила взрыва. Она отшвырнула нас
легче летучего тополиного пуха. Опять я лечу, вдобавок оглушенный и
ошпаренный, и разрываю рот в беззвучном вопле. Я зажмурил глаза и
впечатался в землю. Сознание ненадолго возвращалось ко мне, я полузапомнил
эти краткие вспышки, плывущие бесшумные картинки. Склонившиеся надо мной
чумазые рожи спасенных мною придурков. Младший просто таращится, а другой
постукивает пальцем по лбу жестом, старым как горы.
Еще - поздний вечер, но на низкой лежанке в углу хижины тепло, сухо и
покойно, и сквозь стену из неплотно пригнанных округлых членистых стволов
мелькают лики огня, большой костер снаружи, а вокруг - фигуры, тени. Дверь
откинулась, и открылся путь свету, и кто-то вошел и загородил свет. Мне
чудится - то женщина в белом одеянии, с чашей воды из горного ручья,
студеной, колкой. Я мучительно вспоминаю, как сказать "пить", но мутный
мрак обволакивает меня.
Та же лежанка, и теперь солнце протянуло свои лучи из каждой щели,
расстелив длинные полосы на земляном полу. Слух не отказывает служить мне,
но контузия еще сказывается в каждом движении, я сажусь, и пью, и ем, и
только потом за спинами женщин, ухаживающих за мной, замечаю внимательный
взгляд человека в сером бархатном полукафтанье и с тусклой желтой цепью на
груди. Я, верно, явственно меняюсь в лице, ибо он жестом, старым как горы,
прикладывает палец к губам и исчезает. И лишь дверь проскрипела и стукнула
негромко. Боже правый! Патрули короля! Меня засекли. Я порываюсь вскочить
на ноги и бежать, покуда сил достанет, но их маленькие руки укладывают
меня. К губам подносят горячую кружку, испускающую сладкий пар, я отпиваю
глоток, еще и легко засыпаю.
И вот я поправился, но кроме меня никто об этом не знает. Опять
вечер, за стеной - не далее протянутой руки - сидят, дышат, шевелятся с
десяток подростков. Они слушают, слушаю и я, затаясь в темноте, нарушаемой
дыханием пламени. А старческий голос, сиплый и слабый, скупо роняет слова,
продолжая повесть, застигнутую мною на полпути, на середине. Странно, я
понимаю почти все, или догадываюсь, или считаю, что догадался.
- ...всех его учеников. И бросали зверям... А он остался... И ему
сказали... Иди, говори свои... слова... но не будет тебе пристанища... И
всякий, кто... хлеб, и воду, и крышу от ненастья... А наутро ты пойдешь
дальше... всех их убьют... огонь... развеют по ветру... Но он сказал...
истина и свет... жить не стоит... И он шел так, годы и годы... и вслед за
ним всегда... жестокие рыцари, конные, оружные... Люди пускали его...
грех... Он нес им слово и знал... смерть... за ним вслед... Всех в том
доме, от мала до велика... и они знали... Не было горше муки... Он
взывал... но молитвы... небо молчит... и новый день... Его вера иссякла...
дьявольский план... но слухи... все больше людей... с радостью встречали
его... жертва искупительная... Настал день... были сухи, сердце болело...
Он не посмел... Всадники поодаль, на виду... Вышли к нему... во имя Бога
твоего... мы готовы... девы и малые дети... простирали руки... он бросился
бежать... оглянулся... большой пожар... вся деревня та... и тени конных,
выше высоких деревьев... А утром... вынули из петли...
Вдруг сверху взвыла труба, и пронеслась тень без шума. Выше невысоких
здешних деревьев. Быстрый вихрь пригнул костер. Я закаменел. Сервы возле
хижины молча глядели в пламя. Продолжения варварского апокрифа не
последовало. Они разошлись, так и не узнав о моем присутствии.
В ту же ночь всех обитателей деревни согнали к моей хижине. Явно не
по доброй воле они воздавали мне царские почести, а староста и еще трое
неизвестных явились каждый с веревкой на шее. Они довольно убедительно
просили покарать их за то, что разделали Семле и разделили между собой
нехитрые мои пожитки. Им бы сошла с рук и разделка моей туши, если б не
чудесное копье. Оно не умело менять хозяина, раз его признав, и не
давалось в руки. Тогда старики сочли возможным, что Атарикус все же
воплотился в юном недотепе, и решили вернуть меня к жизни. Чего ради - бог
весть, однако и провидение вмешалось в виде какого-то местного наушника и
драконьего королевского дозора.
Оба крыла толпы, невнятно шумевшей в постоянном нестройном шевелении,
уподоблялись черной реке под городским мостом, полным огней, словно
отражая их в колебавшейся ряби. Чадящие разномастные факелы меркли при
каждом выдохе чудовища. Облако пламени озаряло толпу с резкостью и силой
взрыва. А я убил драконыша-сосунка. Он тихо брел себе по лугу, насыщаясь
ароматным дымом трав. И напугал мальчишку, пасшего скотину. И взбаламутил
мирных поселян.
Я был камнем, низринутым с высоты спятившим проводником. Я был
тряпичным паяцем-куклой, подброшенным разрывом дракона. Но никогда еще - и
вряд ли снова окажусь в этой жизни - облаком, с плавной быстротой
катившимся над тощими пажитями страны Мо, мельницами, дорогами. Не
какая-то пушинка одуванчика, которая послушно следует прихотям сотни
капризных ветерков. Я целый день плыл наравне с птицами в коробе под
брюхом у тучи-дракона, и в нем изредка действительно урчало и
погромыхивало. И на пажитях, и в колесах мельниц и подъемников копей,
мехов и молотов кузен, и на холмистых лугах лениво, могуче, плавно
двигались такие же тучи, и сверху гигантские, смахивавшие на чудовищных
черепах. Сумерки озарялись вспышками выдохов, черные стены отдалились,
расплылись в лиловой мгле, рисуя на бледном еще небе неровную иззубренную
линию, ниже которой сплошная чернота, а мгла ползет все выше. Впереди -
тесное скопление огней.
Город прирастал камнем с давнего времени. Город топился угольным
камнем, и каменными были двери и ворота, умно прилаженные на шипах так,
чтобы поворачиваться от легкого нажима, если бы не железные засовы. Улицы
стремились вверх под неимоверным наклоном, только в кошмаре могли
привидеться такие мостовые - то ли дорога крутая, то ли стена кривая, и
карабкайся, ломая пальцы о зазоры между булыжниками. В этом лабиринте
совершалось некое беспорядочное движение. Огни торопливо метались,
обозначая сплетения переулков. Взлетела сияющая звезда, пронеслась, фырча,
к высоким сферам неба и распалась на яркие искры. Они падали, разносимые
ветром, будто щепки на беспокойных волнах.
- Это дракон-фест, - объяснил мне новый вожатый. - Сегодня все
веселятся вместе, вперемешку, подлые сословия и знатное отродье.
Я с веселым изумлением покосился на него.
- Они... мы празднуем скорое избавление от грозного чудовища.
Всемилостивый король позаботился о даровом угощении, а гильдии - об
увеселениях и фейерверке.
Дракон опускался, обводя плавный полукруг. Я больше прислушивался к
разговору у соседнего окна. Двое из свиты толковали о своем:
- ...в последний фест... четверых на куски, и... сестра вопит, а что
поделаешь... чертов дракон... кому надо, чтоб его убивали каждый год...
- И нас, - и потом второй вполголоса что-то произнес, как выплюнул,
коротко и с силой. Мой собеседник даже вздрогнул и пристально посмотрел в
их сторону.
Видимо, то была непристойность, неизвестная моим учителям. Но я уже
свободно обходился без их науки. Чем ближе к логову Дракона, тем проще я
изъяснялся на этом языке, тем полнее понимали меня. Я более не задумывался
над происхождением чудес, я вольно использовал их плоды.
Над домами неслись мы, выхваченными багровым прерывистым светом, а
сверху ребристую чешую и свинцовые листы крыш луна заливала мертвым
голубоватым холодом. Над обрывками пьяных песен, криков и регота
проносились мы, и жутким и святотатственным казалось мне их надрывное
веселье в сердце страны Мо, под самой лапой Дракона. Взметнулась еще одна
звезда и завертелась в стороне, прямо перед глазами, пылающим колесом без
обода, с остро выгнутыми спицами. Свитский на самом деле плюнул и отошел в
глубь летучей каморы, к длинному, во всю стену, рундуку под толстым
войлоком.
Дракон принес нас в темный сад за оградой из дикого камня. Ноги мягко
встретил побитый и выжженный порошок, а ближе к ограде жался невысокий
можжевельник. Крупный приземистый дом задом приник к скале - здесь город
соприкасался с горным отрогом, здесь слышным казалось тяжкое дыхание земли
под грузом наросшего на нее камня, под напором глубинного пламени. Только
одно окно да полуоткрытая дверь выпускали яркие клинья света нам
навстречу. Со мной вышли трое. Дракон сильными толчками крыльев оторвался
в воздух и унесся, и на смену его грузному телу устремился, закручиваясь
пыльными вихрями, поток ветра. Пустынно стало в саду и тихо, но захрустели
кусты, и вдоль ограды проследовал человек с двумя хищного виды овчарками
на сворке. Собаки обе потянулись ко мне, он рванул им шеи до хрипа и
продолжил свой путь, даже не обернувшись. Я замедлил шаг и кто-то мягко
подтолкнул меня под локоть. Я резко вскинул руку и быстро ударил наугад,
назад. В другой же миг в прыжке сбил еще двоих, метнулся к ограде, ломая,
продираясь сквозь густые цепкие ветки. Злые псы захлебнулись лаем и рыком,
но я уже перебросил ноги на ту сторону и упал на камни. Болью отозвались
полузажившие раны. Собаки бесновались за стеною и по-дурному бились об
нее. Я побежал к освещенным улицам, экономя дыхание. Я не знал, что это
вдруг на меня нашло. Впрочем, мой кафтан был здешней работы и покроя, в
кошеле звякали монеты - меня учили играть в крепс целый день напролет, и
удача новичка обеспечила честный выигрыш.
1 2 3 4 5


А-П

П-Я