- Ты хочешь их видеть? Серафимчик уже спит. Я его уложила с полчаса
назад. И мама отдыхает. Но я могу разбудить... если хочешь.
- Нет, нет, не нужно. Я просто...
- Вот ты какой. Спрашиваешь просто так. Ты любишь поговорить? -
лукаво смотрела на него женщина. - Или зашел немного развлечься?.. Но это
же не в твоем характере.
- Гиата, ты меня звала, вот я и пришел. Если ты работаешь, я не стану
тебе мешать.
- Проходи в кабинет, Антон.
Только сейчас Сухов заметил на дверях красивые резные ручки. Многое
здесь было сделано под дуб. Конечно, это синтетическая пленка, но очень
искусно изготовленная. Помещение имело нарядный вид.
- Заходи. Мне очень хочется, чтобы тебя здесь ничто не смущало, -
улыбнулась Гиата. - Ты ведь врач. Ты уже столько повидал за свою жизнь. Мы
с тобой почти коллеги, я - биолог. Помнишь, я тебе как-то рассказывала о
своей работе... Садись, пожалуйста. Вот в это же кресло, где ты сидел в
прошлый раз. Мне кажется, ты из тех людей, которые очень быстро привыкают
к необычным вещам и ситуациям...
- А где традиционный кофе? - пытался бодриться Антон.
- Сейчас я принесу. Серафим уже спит. Маме немного нездоровится, и
мне неудобно беспокоить ее.
Гиата торопливо вышла. Антон остался сидеть в кресле, осматривал
кабинет. Закрыв глаза, он подумал: "И зачем я пришел?" В глубине души
ловил себя на мысли, что пришел только потому, что Гиата - очень красивая
женщина...
- Ты не скучаешь? - Гиата вошла, неся кофе на подносе.
- А коньяк?
- Будет, не волнуйся. А ты, оказывается, любишь этот напиток? -
неожиданно серьезным тоном спросила Гиата, глядя Сухову прямо в глаза,
словно от этого зависело что-то необычайно важное.
- Люблю ли я?.. - удивленно переспросил Антон и вдруг вспомнил слова
Гиаты. - Бесспорно. Я люблю все, что существует в этом мире. Ведь все
существует в мире только для того, чтобы его любили.
- О, ты быстро проникся моей философией! - рассмеялась Гиата.
- Я не столько проникся, как решил, что много лучше все на свете
любить, чем все - ненавидеть... Мне кажется, что и ты рассуждаешь так же.
Не правда ли?
- Не совсем... Но близко по смыслу... Ты мне нравишься, Антон. Пей
кофе. А вот и коньяк. - Она наклонилась и достала из тумбочки бутылку,
поставила ее на стол. - А откроешь ты. Ведь ты мужчина!
- По крайней мере считал себя мужчиной до последнего времени. С
каждой минутой я все больше убеждаюсь, Гиата, что ты не безумна.
Гиата расхохоталась.
- Но до сих пор я не представлял себе существования таких... людей.
- Таких женщин - хотел ты сказать.
- Мне кажется, что такими, как ты, могут быть и мужчины.
- О-о! Откуда тебе это известно, Антон? Ты не ошибаешься.
Действительно, такими могут быть и мужчины. И я очень хотела бы, чтобы мы
с тобой понимали друг друга, причем - понимали даже без слов... А знаешь,
Антон, откровенно говоря, я очень сомневалась, что ты придешь ко мне
сегодня. Конечно, ждала, но не верила в твой приход. Но ты молодец. Я тут
затеяла одну работу. Поможешь мне? Ты же медик. Нам не трудно понять друг
друга.
- Посмотрим, Гиата.
- Садись, пожалуйста, поближе к столу. А я займусь своими делами. Ты
приглядывайся. Сначала просто смотри, что я делаю... Эксперимент. Очень
интересный эксперимент.
- В чем он заключается?
- Это очень трудно объяснить словами. Иногда лучше промолчать, чем
говорить о сложных вещах примитивной речью. Правда? Со временем я тебе все
расскажу. Короче - научный эксперимент. Я получила очень интересные
результаты.
Над письменным столом в стене была, по-видимому, ниша за небольшими
дверцами. Гиата открыла их, придвинула пристроенный рядом желобок, и в
него из ниши выбежала одна ника - длиннохвостое серенькое существо,
похожее на большую мышь. Гиата ловко подхватила ее за все четыре лапки,
погладила за ушком и поднесла к ее мордочке гибкий шланг от розового
баллона. Сухов еще в прошлый раз заметил под столом три баллона,
покрашенные в черный, розовый и серый цвета. Условное обозначение красок
Сухов знал по операционной: углекислый газ, циклопропан, закись азота.
Ника быстро затихла, а Гиата, взглянув на Сухова, сказала:
- Усыпляю, чтобы не метались. Кровь разбрызгивают. А ты, я вижу,
скучаешь. Мог бы и помочь. Это же твоя профессия.
- Не сказал бы, - буркнул Сухов.
- Ты чем-то недоволен?
Гиата положила сонную нику на большую препаратную доску, некоторое
время рассматривала ее. Потом взяла большой ампутационный нож.
Сухов даже заметить не успел, как тельце и голова ники лежали уже
отдельно. Туловище Гиата небрежно смахнула в большую емкость для мусора,
стоявшую рядом с письменным столом. Несколько крохотных капелек крови
попало на ледровый фартук, и Гиата вытерла их зеленым платком, но вытерла
кое-как - на фартуке добавились розовые разводы. Сухова удивило, что Гиата
все это делает прямо за письменным столом в той же комнате, где она,
очевидно, и спит. Почувствовав мысли Антона, женщина сказала:
- Нужно будет попросить специальное помещение для лаборатории... Я
слышала, что вчера в том самом доме, где ты живешь, освободилась одна
комната. Это правда?
- Какая комната? - переспросил Сухов, но невольно сообразил, что речь
идет о квартире Натальи.
- Небольшая комната. В ней жила одинокая женщина... - пояснила Гиата.
- Да, и сгорела...
- Кажется, так... Но не это важно. Я сразу подумала, следует
попросить именно эту комнатку для моей лаборатории.
- А почему ты работаешь не в институте?
- В каком институте? - усмехнувшись, спросила Гиата, приоткрыла
дверцу в стене и ждала, пока выбежит еще одна ника.
- Но ты работаешь где-то?
- Я работаю дома, Антон. И ни с каким институтом свою судьбу и
творческую энергию связывать не желаю. Я привыкла всегда чувствовать себя
абсолютно свободной. Во всем!
- Может, ты и училась дома, по индивидуальной программе?
- Совершенно верно, - произнесла Гиата и подхватила вторую нику за
лапки, поднесла к ее мордочке шланг со струящимся наркотическим газом. -
Ты очень догадлив, Антон. Я и вправду училась дома. Имею уже несколько
научных открытий в области биологии и кибернетики...
Гиата привычным движением опустила нику на доску, взяла нож,
продолжая говорить с Антоном:
- Вполне возможно, что мы станем соседями, если мне выделят
лабораторию в твоем доме... Она была старой?
Головка ники отделилась от тельца.
- Кто?
- Та женщина, которая сгорела.
- Да, она была старой.
- А почему она сгорела?
- Не знаю. Может, заснула с сигаретой?
- А-а, она курила. Хочешь закурить, Антон?
Гиата взяла маленькую ложечку и начала выбирать мозг из головки
первой ники.
- Нет, я не курю. Когда-то курил, но бросил.
- А почему ты бросил курить?
- А ты куришь?
- Нет, - ответила Гиата, постукивая ложечкой о край металлического
стаканчика, стряхивая остатки мозга. - Я не курю. Не нравится. Но иногда
могу. Иногда даже вкус нахожу в этом.
Она еще раз зачерпнула ложечкой.
- Ты рад, что мы будем соседями?
Сухов промолчал, лишь удивленно посмотрел на Гиату.
- Симпатичные эти существа, правда? - спросила растроганно и, не
ожидая ответа Сухова, продолжила: - Они такие кроткие, такие чистюли. И
мозг у них очень приятный на вид. Вот попробуй, - она протянула Антону
ложечку с мозгом.
Сухов отшатнулся.
- Зачем тебе все это?
- Я говорила - об этом долго рассказывать. И пока еще не время. Ты не
сможешь понять всего. Одним словом, я использую мозг ники для
приготовления одного препарата.
- Понятно... - сказал наобум, лишь бы ответить что-то.
- У тебя красивая жена?
- Что-о?
- Спрашиваю, красивая ли твоя жена?
Гиата, опорожнив головку одной ники, принялась за другую.
- Ты ее любишь?
Лицо и шея Сухова покрылись холодной испариной. Он достал носовой
платок и вытер лоб, щеки.
- Самое время поговорить о моей жене...
- А почему бы и не поговорить? Мне интересно... Ты любишь детей?
- Да, - скупо ответил Сухов, еще раз вытер лицо и пожалел, что пришел
к Гиате.
- Детей вообще или только своих?
- По-твоему, это существенное разделение? - отделался встречным
вопросом.
- Существенное, - сказала Гиата. - Мне просто интересно, что в тебе
доминирует - индивидуальные или общественные чувства.
- Сам не знаю, Гиата, что доминирует. И не знаю, зачем тебе это
нужно.
- Мне сейчас ничего не нужно, кроме моих дорогих, милых, симпатичных
ники. Какие прелестные существа! Правда же, Антон? - И она стряхнула
следующую порцию мозга в стаканчик. - Они такие смирные, безобидные, ты
просто не понимаешь, ты - сухарь, настоящий цивилизованный сухарь. Я вижу,
ты не способен воспринимать красоту, не способен наслаждаться жизнью... А
она так прекрасна...
Гиата заглянула внутрь маленького черепа, что-то там высматривая, и
вдруг спросила:
- Антон, ты счастлив?
- ...
- Почему ты не отвечаешь? - Она улыбнулась так непосредственно, так
мило и трогательно, что Сухов внезапно почувствовал тошноту, подступающую
к горлу.
- Да, безусловно, я очень счастлив... Но, знаешь... - и как я мог
забыть, - я обещал одному товарищу встретиться с ним. И виною этому ты,
Гиата, - попытался Антон легкомысленно улыбнуться, и это ему удалось. -
Загляделся на твои золотистые локоны и обо всем забыл.
"Что за вздор я горожу? Зачем? Теряю чувство реальности. С ума
схожу... Нет, просто я ее боюсь. Должен скорее бежать. Сбежать?! Да!"
- Ты хочешь уйти?
"Сбежать и никогда больше не появляться здесь! Но она же сама придет.
Мы будем соседями... О боже!"
- Да, меня ждут... Ты уж прости, Гиата.
Она закрыла за ним дверь, мгновение постояла неподвижно. Потом
вернулась в комнату, подошла к столу, взяла металлический стаканчик с
мозгом ники и с жадностью выпила его содержимое.

8
Иногда наступают такие минуты, когда чудится, что в
мире все задумано вечным - и люди, и птицы, и деревья...
Я знаю - это не так, но порою кажется, что люди гибнут
только потому, что лишают жизни других.
Сухов лежал и никак не мог уснуть. Чем больше он убеждал себя в
необходимости заснуть хотя бы потому, что предстоит напряженный
операционный день, тем дальше убегал от него сон, оставляя в бездонной
пропасти глухого отупения, когда голова, словно отделившись от уставшего
тела, продолжает жить сама по себе, игнорируя все писаные и неписаные
законы существования. Считал до тысячи... Проглотил три таблетки
транквилизатора. Но к более действенным мерам прибегать не хотел.
"Еще минута-вторая - и я усну. Должен же я все-таки заснуть!"
Антон Сухов уговаривал и уговаривал себя, но все напрасно. Перед
глазами, словно изображение на воде, колебались черты лица Гиаты Бнос -
красивого женского лица, на которое он смотрел с наслаждением и затаенным
страхом одновременно. Он не мог объяснить себе причину своего страха, но
страх этот жил, вопреки всяким причинам, не поддаваясь анализу, и от этого
казался Сухову еще более мерзким и коварным.
"Кто она, эта женщина? Неужели просто-напросто больная? Вроде бы нет.
Что ей нужно от меня? Нет сомнений: она упорно добивается чего-то. Взять,
к примеру, наше странное знакомство, когда Серафим, вундеркинд - от горшка
два вершка, - заставил, буквально заставил непонятным образом, зайти в
гости к Гиате... Причудливый ряд не менее причудливых событий. И почему я
потом не видел Серафима? Да и сама Гиата довольно странно относится к нему
- сын ли он ей? Если нет, то кто же тогда?"
В мысленном представлении черты лица Серафима почему-то начали
постепенно удлиняться, обезображивая его, и, наконец, приняли подобие
человекоподобного щенка, не обросшего шерстью, с умными, пытливыми
глазами, но совершенно собачьего абриса. Сухов даже вздрогнул от столь
неожиданного видения, а оно не только не исчезало, а наоборот, дополнялось
подробностями. Изо рта Серафима вывалился длинный и плоский собачий язык,
послышалось частое собачье дыхание. На полуморде-полулице вспыхнула
язвительная улыбка:
"Ну, Сухов, вот так ты сможешь? - И сложил язык трубочкой. - А вот
так ни за что тебе не сделать! - Щенок начал махать большими ушами. - И
вообще ничего путного ты, Сухов, не умеешь!"
Серафим громко рассмеялся, захлебываясь от собственного смеха.
"Какой же ты глупец, Сухов! - внезапно послышался голос Гиаты. - Я
считала тебя мудрее. А ты оказался ничуть не умнее Натальи, твоей бывшей
соседки".
"Она быстро сгорела, - серьезно произнес Серафим, вдруг принимая
человеческий образ. - Она почти не мучилась".
Мурашки пробежали по спине Сухова. Припомнились слова пожарника в ту
жуткую ночь - система противопожарной защиты оказалась заблокированной,
выведенной из строя. А сама Наталья лежала на полу... Все вещи почему-то
были выброшены из шкафа... Что-то искала? Когда начался пожар или до
этого? Самоубийство?.. Антону не верилось. Он достаточно хорошо знал свою
соседку. Время от времени они заходили друг к другу в гости. Наталья
иногда консультировалась у Сухова как у врача, Антон частенько просил
разрешения воспользоваться прекрасной библиотекой соседки.
Никогда Сухов не видел Наталью даже печальной, она прямо-таки
излучала бодрость, необыкновенную энергию. Рядом с нею приятно было
находиться, приятно разговаривать, словно вокруг нее действительно витали
живительные лучи.
И в то же время не мог не думать Антон о том, что все пережитое
старушкой вроде бы не могло способствовать такой, как называл Сухов,
хронической радости бытия.
Родители Натальи трагически погибли в автомобильной катастрофе, когда
ей исполнилось всего семнадцать лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16