В гневе она готова была разорвать его когтями.— Вот как, ты хочешь направить их против меня? — Из-за холма показался Грегори. Он взбирался по склону, устремляясь к ней, распахнув руки, готовый ее обнять.«Иди сюда», — предательски прозвучал голос в сознании. И она заставила себя отвернуться. Голос лип к ней, привлекал к себе.Ртуть затрепетала при виде приближающегося Джеффри, который, протягивая к ней руки, воскликнул с мольбой:— Убери меч, пусть ничто не разделяет нас и ничего не будет между нами.Ртуть стала разворачивать лошадь, но та упиралась, словно чувствуя, что за спиной у нее существо необычной, неземной породы.— Сейчас мы встретимся клинком к клинку и пусть он выбьет у меня оружие из руки, если сможет!Однако неведомая сила удерживала ее, пытаясь повернуть лицом к нему, всеми фибрами души крича в ней о любви. Как она ни противостояла этому, голова, тем не менее, упрямо поворачивалась. Хотя внутренний голос кричал тревожно:«Опасность! Убегай, пока не поздно! Уноси скорее ноги! Не подпускай его, или ты никогда уже не сможешь полюбить человека!» ГЛАВА ВОСЬМАЯ Когда голова Ртути все-таки повернулась, перед ней снова появилась сорока — но в этот раз клюв ее не был распахнут от смеха — в нем было два больших катышка. Вспрыгнув ей на руку, она выбросила содержимое клюва на ладонь.— Что это?— Шерсть, мадемуазель!— Шерсть?— Это очески из шерсти самой красивой овечки!Заткните ими уши, и вы больше не услышите соблазнителя, не услышите его льстивых уговоров, он потеряет власть над вами и вы будете свободны, без труда избежав его чар!Трясущимися руками Ртуть заткнула уши комочками шерсти тонкорунной овцы — и голос ганконера немедленно стих, превратившись в невнятное бормотание, едва слышное сквозь удары пульса в голове.Сорока снова по-птичьи ухмыльнулась, и, взмахнув крыльями, была такова. Через несколько секунд она вернулась, вертясь рядом с Корделией. Ртуть закричала ей:— Быстрее! Заткни уши этими шариками, они освободят нас от чар!Ганконер уже повернулся к Корделии, умоляя ее не сдерживать желания, но та ловко воткнула затычки в свои прелестные ушки, которыми он заклинал слушать его и подчиняться ему. На лице Корделии тут же появилось облегчение. И в третий раз сорока, появившись неведомо откуда, выпорхнула перед Алуэттой, которая немедленно взяла затычки и употребила их по назначению.Голос за ними, превратившийся в настойчивый бубнеж, вскоре стал приобретать угрожающие интонации — мольбы и уговоры сменились угрозами и проклятиями, а затем — воем отчаяния. Но девушки уже не прислушивались к соблазнителю девичьих сердец. Без остановки они домчались до края долины и вступили в лес, полный сосен и болиголова.Здесь Ртуть вытащила затычки. Осмотревшись по сторонам, она закричала:— Спасибо, сорока! Мы тебе многим обязаны и надеемся отплатить тем же!Корделия уставилась на пару маленьких комочков у нее в ладони и печально произнесла:— Чувствую себя так, словно навеки рассталась с Аленом.— А я с Грегори! — слезы потекли по щекам Алуэтта.— И я чувствую себя так, словно Джеффри потерян для меня навсегда, — откликнулась Ртуть. Шмыгнув носом она продолжила:— Но знаю, что все это — лишь происки монстра, последствия его власти над нами. Он слишком сильно всколыхнул наши чувства, пытаясь заставить сделать то, чего ему так хотелось, и что нам так не свойственно — обмануть наших женихов! Давайте же поспешим скорее вослед за ними, ибо теперь мы знаем, что нужны им как никогда!— О, как я хочу, чтобы Ален поскорее заключил меня в объятия! — простонала Корделия.— Для этого требуется сначала отыскать эти объятия! Леди, за мной!— Погоди! Прежде чем мы… — лошадь Алуэтты пошла рядом с Ртутью. Лицо девушки было напряжено, однако она заставила себя договорить с усилием. — Я должна перед тобой извиниться. За этот случай с мечом.— А-а, — махнула рукой Ртуть, — уронила дева меч… а у кого-то голова с плеч. Ничего, бывало и не такое.Лицо Ртути внезапно подобрело. Черты разгладились, хищная гримаска покинула его, на мгновение, быть может, но все равно — приятное мгновение.— В конце концов, я заслужила это. С моей стороны было жестоко и несправедливо поминать тебе прошлое, которое уже никакого отношения не имеет к тому, что творится с нами сейчас. Ты не словами, а делом доказала верность своему жениху — а значит и нам. — Она взяла руку Алуэтты, дружески пожав ее. — В путь, мадемуазель, осмелюсь называть тебя с этих пор подругой!— Теперь у нас есть повод доверять друг другу, — усмехнулась Корделия. — Поскольку с этих пор мы сестры — или невестки, что одно и то же, в сущности!— В этом не приходится сомневаться, — согласилась Ртуть. — И не просто сестры — а сестры по оружию.Вперед, леди — наши женихи состарятся в ожидании — хотя, быть может, и не знают, что мы спешим по их следу!— Но мы спешим! — улыбка посетила лицо Алуэтты, блеснула на несколько кратких мгновений, и в ней уже не было ни тени подозрения или обиды.Так, бок о бок, они мчались через леса, больше не доверяя торным дорогам, и предпочитая идти оленьей тропой.
Тем временем Джеффри вместе с Аденом и Грегори двигались по плоской и накатанной, словно палуба корабля, равнине, расстилавшейся до края горизонта, где лишь несколько скрюченных деревьев простерли в небо свои короткие узловатые сучья. По сторонам мелькал лишь высохший папоротник, стелившийся по земле всюду, насколько хватало глаз.— Что за место — прямо земля мертвых! — пожаловался Ален. — Уже лето, а здесь все как будто поздняя осень. Можно подумать, солнце никогда не заглядывало в эти края!— Лучше спроси, что за сила обратила эти края в пустыню, — хмуро откликнулся Джеффри. Оборотясь к младшему брату, он спросил:— Что скажешь на этот счет, школяр? Я хотел сказать. Великий ученый, — тут же насмешливо поправился он.— Попахивает колдовством, — сморщил нос Грегори, — или дурно использованной «пси». Называй, как хочешь.— Так что, один чернокнижник высушил целую равнину, превратив ее в пустыню? — поинтересовался Ален. — Как же ему это удалось — отвел в сторону воду?— Или же сделал так, чтобы она не накапливалась, — предположил Джеффри. — Остановил родники, завалив их камнепадом, и перегородил реки.Несколько минут они хранили молчание, вспоминая об афанке. Кони бодро стучали копытами, взбираясь все выше по такому пологому склону, что его едва можно было заметить, лишь несколько затрудненная походка лошадей указывала на то, что они неуклонно поднимаются в гору.Но тут Грегори неожиданно воскликнул:— Дома!— Хижины, — поправил Джеффри, выпятив губу, — верный знак, что ничего хорошего он от этого не ожидает. — Хотел бы я знать, откуда они вдруг взялись — мы должны были заметить их уже издали.Этот вопрос они выяснили, как только добрались до вершины пологого склона. Под ними открывался спуск — такой же пологий, как и тот, по которому они взбирались. В центре долины виднелось пересохшее русло ручья. В дюжине ярдов от его берегов сбились в кучку соломенные крыши поселка.Ален сдвинул брови:— Так дело не пойдет. Ни кота, ни собаки, ни домашнего скота — и вообще ни единой души! Не нравится мне эта деревня.— Может, все ушли отсюда, когда началась засуха? — предположил Джеффри.— Вряд ли, — Грегори указал рукой вперед. — Посмотри, там дальше сразу начинается зеленая трава.Как будто этот край поделили между собой лето и осень.С чего бы им отсюда уходить — если только их кто-нибудь не заставил.— М-да, весна, — Джеффри приподнялся в стременах, внимательно всматриваясь вперед. — А, может, здесь уже зима погуляла?— Возможно, братец, — ответил Грегори, — но тогда люди могли бы растапливать снега и без воды бы не остались. Нет, их сняла с места отнюдь не засуха!— Что же еще могло согнать их с этих земель? — озадачился Ален.Заливистый хищный вой был им ответом.Трое молодых людей мгновенно оказались в окружении каких-то бледнокожих босоногих маленьких монстров в рясах с капюшонами. Чудовища прыгали с крыш, выставляя перед собой каменные ножи и пики. Под капюшонами мелькали чешуйчатые хари, больше похожие на ящериц, чем на людей. Ростом они были не более двух футов, но глаза кровожадно сверкали, как у охотников, вышедших на законную добычу, с которой они без труда справятся.— Хобьяхи! — бледнея, воскликнул Грегори.— Ален, следи за тылом! — Джеффри выхватил меч.Ален последовал его примеру, разворачивая коня и занимая позицию обороны.— Они сыпятся отовсюду, как горох из мешка!С козлиным блеяньем хобьяхи покатились на воинов.На своих коротеньких ножках они в самом деле напоминали раскатившиеся горошины: их конечности мелькали так быстро, что за ними невозможно было уследить.— Спина к спине! — прокричал Джеффри всем известную команду, и все трое сгрудились в кольцо, образуя треугольник. Орда бесновалась внизу — они сдерживали наступление взмахами мечей.— Холодное Железо! — дружно завопили первые ряды хобьяхов, тут же отпрянув. Но задние напирали.Мгновенно образовалась «куча мала», окружившая воинов со всех сторон.Ален пытался перекричать этот гомон:— Мы не причиним вам вреда! Зачем вы напали?— Потому что вы — пища! — закричали в ответ десятки голосов, постепенно подхваченных остальными:— Пища, пища, пища!— Мя-со! Мя-со! Мя-со! — скандировали другие.Несколько горошин даже набрались мужества прыгнуть вперед.Джеффри отшвырнул их мечом, как битой для игры в гольф.— Мы мясо с Холодным Железом в руках! Хотите согреть его своей кровью?— Нет, не нашей, а твоей! — заорал какой-то хобьях, и товарищи поддержали его ревом одобрения.— Не нашей, а твоей, не нашей, а твоей, не нашей…— Раздери их на части! — прошипел Ален чародею Грегори, а сам тем временем продолжал во всеуслышание:— Но вы же не настолько кровожадны! Не станете же вы убивать ни в чем не повинных людей только из-за того, что вас мучит голод?— А почему бы и нет? — ответило несколько голосов; из них тут же выделился один, который ответил:— Мы же съели всю эту деревенщину, а чем вы хуже их?— Уничтожьте их! — прошипел Ален.— Сделаем, что сможем, — лицо у Джеффри натянулось так же, как у Грегори. — Но за ними стоит что-то большее, что придает им форму!Ален принялся дальше отвлекать врага.— Да уж, конечно, так я вам и поверил — не стали бы вы есть так много невинного народа.— Еще как стали! — кричал какой-то хобьях. — Было очень вкусно!— Мясо! Мясо! Мясо! Мясо! Мясо! — орда хобьяхов снова завела свою песнь и стала надвигаться на путников.Ален достал мечом первого из наступавших: тот с воем откатился в сторону. Грегори и Джеффри механически сделали то же самое каждый со своей стороны: таким образом, уже по одному смутьяну было наказано. Принц закричал:— Не стоит устраивать напрасное кровопролитие!— Напрасное — не стоит, но вот ваше кровопролитие нам необходимо! — выступил следующий оратор из хобьяхов. Он тут же обратился с пламенной речью к остальным, ни дать ни взять — предводитель народного восстания:— Взять их! Разорвать их! Этих мясистых путников нам на два дня хватит!— Пост целебен для души, — заметил им Джеффри, многозначительно поигрывая мечом. — И голод лучше смерти.— Почему мы медлим? — возмутился какой-то хобьях, словно в очереди к полевому котлу. — Мы их накроем массой. Пусть они машут своими мечами, они света белого не взвидят. А кому-то все же удастся добраться до их плоти!— О-о-о! — в толпе послышалось радостное хихиканье и причмокиванье. — Плоть! Плоть! Плоть! Плоть-плоть-плоть!— Мясо-мясо-мясо-мясо! — вторили задние ряды, даже не слышавшие, что происходит.— Но ведь многие из вас погибнут, — пытался увещевать их Ален. — Вам это надо?— Надо! Мясо-мясо-мя…— Кто хочет погибнуть первым? — Он выхватил из толпы быстрым незаметным для глаз движением какого-то хобьяха и воздел его за шиворот перед толпой. Хобьях бултыхался перед товарищами, пытаясь вырваться.— Чем мы отличаемся от животных? — риторически воскликнул принц, обращаясь ко всем — хобьяхам и своим товарищам. — Тем что животные думают о еде, не думая о последствиях. А чем животные отличаются от нас? Тем, что не пытаются съесть то, что им не по зубам.Так что — значит, ты желаешь погибнуть первым?— Не-ет! — Завопил монстрик. — Не хочу-у!— Думаешь, другие хотят? Думаешь, кто-нибудь хочет оказаться на твоем месте? Эй, — обратился он к толпе, — кто желает умереть вместо него?Молчание было ему ответом.Ален отбросил монстра в толпу.— Ну, кто следующий? Кто первым хочет вкусить моего меча?— Я никогда прежде не видел вас в этих землях, — прокричал Джеффри. — Откуда вы взялись?— А откуда взялся твой род? — откликнулся один из хобьяхов, видимо, самый древний и мудрый. — Мы знаем только что проснулись от голода — и так началась наша жизнь, и повторяется каждое утро.— И вы не знаете, каким заклинанием вас пробуждали к жизни? — спросил Грегори.— Нет, а если бы и знали, то вам бы не сказали. Уж точно не стали бы делиться этим с нашей добычей.— Мясо! — воспрянули хобьяхи.И снова зарядили:— Мясо-мясо-мясо…— Тише вы! Дайте ему договорить!Хобьях, увидев, что к нему прислушиваются, с важным видом вылез из толпы, став кому-то на голову и произнес:— Зато мы знаем такое слово, что вы заледенеете от страха! Давайте проорем его, ребята!И толпа охотно вторила ему точно по команде:— Занплока! Зан-плока! Зан-пло-ка!— Что-то ужас не рождается в моей душе, — ответил Ален. — Может быть, вы знаете и другие слова, пострашнее?Но голос его потонул в восклицаниях: толпа хлынула на соломенные крыши, собираясь атаковать их оттуда. Все громче и громче звучала их боевая песнь:— Занплока! Занплока! Занплока! — как будто одно это слово воодушевляло их и придавало силы и мужество.— Что еще за «занплока»? — пробормотал Грегори.— Какая разница? — Джеффри изготовился к обороне.— Разница большая и первостепенная, — отвечал Грегори, — ибо если они получают от этого силу, то могут точно так же ее и потерять. Надо просто забрать у них эту силу. — Снова возвысив голос, в паузах между распевом хобьяхов, он проревел:— Акольпноц! Акольпноц! Акольпноц!— Что за ерунду ты орешь. Лучше приготовь меч!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34