Разодранное горло пенили пузыри, среди лоскутьев мышц и жил синевато и страшно блестели оголенные кольца трахеи. Руки до плеч покрывали укусы, рваные, с махрами содранного мяса; в их глубине белела кость. Кровь судорожными толчками била из разорванных вен, заливая пол вокруг неровной черной лужей. Люди в корчме стояли молча, переминаясь с ноги на ногу. Никто не решился подойти к лежащему, переступить неровный круг света от старого свечного фонаря, висевшего как раз над ним, как будто это могло им чем-то навредить.Никто, кроме Марты.Травник впервые воочию увидел эту женщину, ту самую Марту, что вечно была на кухне и так смешно боялась мышей, коренастую, широкобедрую, с морщинистыми сильными руками, изъеденными бесконечной стиркой и мытьем посуды, руками, которые сейчас поддерживали голову Томаса. Она была единственной, кто не ушел, не оставил его в беде.Жуга шагнул вперед. Марта подняла голову. В глазах ее отразился ужас.— Не подходи! — взвизгнула она и снова разразилась рыданиями. — Не тронь, не смей!Травник опустился на колени, протянул руку.— Я хочу помочь, — тихо сказал он.— Уходи!Не слушая ее, Жуга стянул свой ремень и принялся накладывать жгут.Глаза кабатчика открылись, нашарили травника.— А, Лис… — прохрипел он. Содрогнулся в судорожном кашле. В горле его забулькало, струйка крови стекла изо рта на рубаху. — Доигрался… Пришел… посмотреть?— Это не я, Томас, — сказал Жуга. Голос его был на удивление тверд и спокоен. — Кто-то другой натравливает собак.— Какая… разница… теперь… — слова текли мучительно и медленно, как воск с растаявшей свечи. Марта плакала, теперь уже беззвучно.— Молчи, побереги лучше силы.— Силы?.. Толку… умираю…Кто-то сдавленно икнул и рванулся к двери, не выдержав такого зрелища. Ему уступили дорогу, да еще и дали пинка напоследок, чтоб не лез вперед, коль брюхом слаб. Народ в корчме молчал, лишь изредка проносился по рядам людей глухой тревожный шепоток.Жуга перетянул кабатчику жгутом руку выше локтя, взялся за вторую. Осторожно тронул растерзанную шею и замер в нерешительности. Так же осторожно оттянул края раны, вгляделся в кровавое месиво. Взгляд его помрачнел.Надежды не было никакой.Если бы по какой-то нелепой случайности сонная артерия осталась незадетой, если бы кто-то чуть раньше додумался перетянуть ему вены, если бы Жуга бежал чуть быстрее, если бы, если бы, если бы… Всех пальцев на руках не хватит сосчитать все «если». Смерть приближалась к Томасу быстро и неотвратимо, семимильными шагами, и ей не было совершенно никакого дела до всех людей, что встанут на ее пути. Ничто человеческое не могло ему помочь.Ничто.Человеческое.Жуга помедлил, собираясь с мыслями.Он мог помочь кабатчику. Мог, но для этого пришлось бы вновь вернуть все то, от чего он, казалось, навсегда избавился, вернуть свой дар, свое проклятие, все, что вело его, тащило за уши по злым дорогам спятившей судьбы всего лишь год тому назад, и шрамы на теле, в душе и в сердце его еще не успели зажить. Чем все это могло обернуться теперь, травник мог лишь гадать, а выбор — его выбор лежал сейчас на полу, хрипел разодранным горлом, отсчитывая каплями кровавой клепсидры последние минуты бытия.Травник закусил губу. «А так хотелось хоть немного пожить спокойно…»Он уже знал, какое примет решение. В любом случае медлить было нельзя — гораздо проще исцелить еще живого, чем оживлять потом умершего.Жуга встал и быстрым взглядом окинул толпу.— Ты, ты и ты, — окровавленным пальцем указал он на троих, стоявших впереди, — бегите на кухню. Несите воду, всю, которую найдете. Быстро! — рявкнул он, заметив, что они не спешат подчиняться. Толпа встревоженно загудела, когда травник снова обернулся к ней. — Остальные — все вон!Он помедлил и на краткий миг закрыл глаза, ощущая в пальцах колючий холодок серой магической мощи.Смерть пришла и встала на пороге.— Вон!!! — заорал он.Толпа шарахнулась к выходу.
В просторный зал корчмы под «Красным петухом» Жуга ворвался как ядро из катапульты. Взъерошенный, в разодранной рубахе, выпачканной кровью, он хлопнул дверью так, что с потолочных балок посыпалась сажа, и сразу же, без всяких слов направился к занавеске, за которой обычно сиживал хозяин. Один из вышибал метнулся, чтоб его остановить, ухватил за плечо. Затрещала рубаха. Жуга, не замедляя шага, потянул его руку на себя, слегка присел, толкнул ладонью в грудь, и вышибала с грохотом и треском растянулся на полу, сметая лавки и столы. Выражение его лица было самое, что ни на есть растерянное. Посетители заоборачивались, кто-то выругался.Жуга прошел через весь зал и остановился у стойки.— Что за шум? — Вальтер возник на пороге, огляделся и только теперь заметил травника. — А, это ты… Что на этот раз?— Все то же, — травник навалился на стойку. — Поговорим, Вальтер?Поверженный вышибала наконец-то выбрался из груды обломков и снова подскочил к Жуге. Занес руку для удара.— Фриц! — коротко и хлестко бросил Вальтер. Громила вопрошающе глянул на хозяина. — Ты мне больше не нужен. Я тебя увольняю.— Но…— Расчет получишь завтра. — Он повернулся к травнику, который за время всей этой сцены даже не дрогнул, и молча оглядел его с ног до головы. — А ты, я гляжу, не угомонился. Чего надо?— Все, что ты знаешь о собаках. Не притворяйся, будто ты здесь не при чем.— А мне и не надо притворяться, — хмыкнул тот, — я ничего о них не знаю.— Вальтер, не дури. Сегодня вечером задрали Томаса из «Двух башмаков». — Было видно, как Вальтер побледнел, несмотря на всю свою выдержку. Жуга подался вперед, к кабатчику. — Он что-то знал. И ты знаешь, но молчишь.— Я ничего не знаю.— Врешь!— Убери руки!Кабатчик ничего не успел предпринять. Стоявший у стойки худой парнишка в короткой синей куртке вдруг резко развернулся, в воздухе мелькнуло лезвие меча и вонзилось в стойку, туда, где лишь мгновение назад лежали руки травника. Жуга проворно отскочил, увернулся. Меч свистнул раз, другой, и противники замерли друг напротив друга.— Еще раз дернешься, гаденыш, и я тебя прибью. Ты понял?!Травник поднял взгляд.Перед ним была женщина. Рыжеволосая, поджарая, в мужской одежде, похожая на дикую растрепанную кошку. Меч в ее руках слегка подрагивал.— Что там, Беата? — окликнул их кто-то из компании, сидевшей за крайним столом, у камина. Высокий мужчина поднялся и направился к ним. — Вот те раз! — он выпучил глаза, — да это же Лис!— Знаешь его? — Беата бросила короткий взгляд на подошедшего, но меч не убрала.— Чертова задница, знаю ли я?! — возмутился тот. — Я ж те толкую — этот паря мне огниво продал! Ага. Да опусти железку, слышь-ка! Давай, Лис, подсаживайся к нам, не обидим.Травник молча смотрел на Эриха, наряженного в новенький, расшитый серебром по красному полукафтан. У пояса, набитого в три ряда большими медными бляшками, висели сабля и туго набитый кошель. Дружки солдата — трое у камина, забеспокоились, один из них встал и двинулся к стойке. Этот был длинноволос, ростом чуть пониже Эриха и одет во все серое. Его узкое, породистое лицо немного портили на удивление густые брови. У пояса его был меч, голенище высокого сапога для верховой езды оттопыривала рукоять кинжала. Левый глаз его едва заметно дергался.— Что за фрукт? — он кивнул на Жугу. Голос его травнику не понравился.— А? — Эрих завертел головой. — Да помощник Рудольфов. Помнишь, я те говорил? — он снова повернулся к травнику. — Так ты идешь, нет?Жуга молчал. Ему было, над чем подумать.От одежды всех троих еле ощутимо тянуло острым характерным запахом, которого травник не чуял уже много месяцев, но узнал мгновенно — запахом жженой конопли.За столом у камина курили гашиш.— Нет, — сказал он наконец. — Недосуг мне сегодня. В другой раз.Беата, помедлив, убрала меч в ножны. Фыркнула и отвернулась.— Ну, как знаешь, — Эрих порылся в кошельке, ухватил травника за руку и шлепнул ему в ладонь монету. — Держи, приятель. Выпьешь как-нибудь за наше здоровье. Ну, бывай!Все трое направились к столу, посчитав инцидент исчерпанным. Травник молча посмотрел им вслед, затем опустил взгляд.На ладони его лежала монета. Толстая, чуть потемневшего литого серебра.На семь углов.
Бликса уже почти заснул, когда внизу гулко стукнула дверь. Старая лестница заскрипела.— Жуга, ты? — окликнул он.— Я.Последние трое суток, стараниями травника и его ученика лудильщик спал. Раны его медленно, но верно заживали, и лишь правая нога внушала травнику некоторые опасения. Впрочем, Жуга сказал, что хромоты не будет, и Бликса склонен был ему верить, хотя его порой так и подмывало выплеснуть приносимую Телли зеленоватую бурду в ночной горшок, от греха подальше.Травник пристроил свечу на табуретке, сам сел на край кровати, помолчал. Одежда его была в крови.— Ты… — лудильщик приподнялся и осекся. — Что случилось?— Сегодня напали на Томаса, — устало ответил тот. — Тоже собака.— Томаса? Какого Томаса? Постой-ка, — Бликса сморщил лоб и ахнул: — Кабатчика? который в «Башмаках»? — Жуга кивнул. — Он… жив?— Надеюсь, выживет. Ему досталось гораздо сильнее, чем тебе.— Иисус Мария… Куда уж сильнее-то?— Послушай, Бликса, — медленно проговорил Жуга. — Мне нужна твоя помощь. — Он порылся в кармане и достал две медные семиугольные монетки. — У тебя, случаем, не было… таких вот?— Была одна. В мешке осталась. А откуда ты знаешь?— Неважно, — Жуга нахмурился. — Так. Еще вопрос. Ты знаешь Эриха?— Какого Эриха?— Он выглядит… выглядел, как кнехт. Высокий, лысоватый. С ним еще парнишка мог быть, такой длинноволосый, в сером, повадки у него, знаешь, такие… — травник повел рукой движением, от которого лудильщику вдруг почему-то стало не по себе, покачал головой и закончил несколько непонятно: — Нехорошие повадки.— Эрих Штауфер, — кивнул Бликса. — Если только я ничего не путаю, это он.— Кто он такой?— Наемник. Мелкая сошка. В последнее время с обозами ездил, в охране.— А тот, второй? У него еще родинка вот здесь, — Жуга коснулся левой щеки возле уха, — и говор не местный. Девка еще с ними. Рыжая, с мечом.— О, черт… — Бликса вдруг подобрался. — В какое дерьмо ты ухитрился вляпаться, Лис? Надеюсь, ты с ними не повздорил?— Ты знаешь их?— Кто ж их не знает! Хуго и Беата. Хуго — наемный убийца, говорят, из разорившихся дворян. Мечом работает, как бургомистров писарь перышком, без кляксов, прозвище у него — Шнеллер. Его еще Гиеной прозывают.— Гиеной? — Жуга заинтересованно поднял голову. — А что значит — гиена?— Не знаю, — Бликса пожал плечами, — но звучит паршиво, согласись.— У девки тоже кличка есть?— Да. Есть. Пиявка. Но не советую тебе ее так называть. Она при Хуго как бы на подхвате, а на самом деле вертит им, как кот хвостом. Они не из местных, им на все плевать, берутся за любую работу, лишь бы платили побольше. Чего ты с ними не поделил?— Что ж… — Жуга помедлил, словно бы и не расслышал последнего вопроса. — Ладно. Думается мне, что остальные не в счет. Спасибо, Бликса.Он встал, направляясь к двери, и Бликса лишь теперь сообразил, что это за продолговатая штуковина у травника в руках, которую он сперва принял за короткий посох.— Жуга.Тот обернулся. Бликса облизал внезапно ставшие сухими губы.— Не делай этого. Ты не знаешь, с кем связался.Губы травника тронула едва заметная усмешка:— Это они не знают, с кем связались. Спи.
— Рудольф.Старьевщик поднял голову. Хмурый и с похмелья, Жуга спускался по лестнице, ступеньки жалостно скрипели под ногами. В руке он нес узкий меч в потертых черных ножнах. Ранее Рудольф его у травника не видел. Старик кивнул на стул.— Садись, — он взял бутыль. — Пить будешь?— Нет.— А я буду.Он набулькал в кружку пива, отпил, поморщился и отставил в сторону.— Где Телли? — травник огляделся.Рудольф пожал плечами.— Откуда же мне знать? Убежал куда-то с утра пораньше, вместе с этой… ящерицей своей. Он не выносит дыма табака.— Ты и в самом деле слишком много куришь.— Привычка, — хмыкнул тот, — еще с тех времен, когда я… Гм. Как там этот? — он указал чубуком наверх, — жив?— Поправится. — Жуга потер глаза. Этой ночью он почти не спал.— Да, — Рудольф плотней закутался в облезлый волчий мех накидки и отхлебнул из кружки. — Это все из-за того, что коптильни позакрывались. Проклятые собаки совсем обнаглели.— Рудольф.— Что?— Это кто угодно, только не собаки.Старьевщик подозрительно прищурился на травника.— Что ты этим хочешь сказать?— Ничего хорошего, — травник сплел до хруста пальцы рук. — Видишь ли… Похоже, это я спустил собак на город. Впрочем, нет, не так…В нескольких словах Жуга рассказал, как продал Эриху огниво, и что произошло потом. Рудольф слушал с напряженным вниманием, изредка затягиваясь трубкой и прихлебывая из кружки. Наконец Жуга умолк.— Грешишь на оборотней? — спросил старик.— Какие оборотни? Старый Томас жрал чеснок как семечки, а оборотни не выносят запаха чеснока. Нет, тут что-то другое.— Пусть даже так, — сказал Рудольф, в сомнении качая головой. — Допустим, я тебе поверил. Но чего ты хочешь от меня?— Правды.— Я не знаю этого солдата.— Не в солдате дело, — отмахнулся Жуга. — Эрих слишком мелко плавает, чтоб в одиночку заварить такую кашу. Он глуп, да и боец, похоже, средний, ему только кметов брать на алебарду. Никакой соображалки, вырядился как петух, едва лишь завелись деньжата. У самого ладонь в мозолях от гизарма, а туда же — саблю прикупил… Нет. Огниво — вот где собака зарыта. Тьфу ты, — он поморщился, — ну и к месту же присказка… Огниво и деньги — вот что погубило твою жену и дочь. Ты должен знать, что с ними случилось.Рудольф не ответил. Медленно встал, подбросил дров в камин и так же медленно опустился обратно в кресло. Выколотил трубку и полез в кисет за свежим табаком. Жуга молчал.— Да, — сказал наконец старик, выпуская клуб сизого дыма, — я знаю. Но я не хочу вспоминать.— А придется.— Да, — кивнул тот и вздохнул. — Ну что ж… слушай.Ты был прав, — начал он. — Мартину и Хельгу действительно загрызла собака. Страшнее этого я ничего не видел. Я очень их любил, тебе не понять. Во мне тогда, наверное, что-то умерло. С тех пор я и живу-то как бы наполовину. И я уж никак не мог подумать, что виновато в этом всем какое-то дурацкое огниво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13