Стив безжалостно стиснул руку Кеннеди. Рядом с братом Тед вдруг почувствовал прилив стыда, таким он себе вдруг представился, по сравнению со Стивом, субтильным и слишком возбудимым умником, а здоровому счастливому брату, вероятно, показался совсем удрученным.
— Должен извиниться перед тобой, — хрипловато сказал Стив. — Но я никак не мог допустить тебя подойти к дому.
— Почему?
Стив неуверенно огляделся.
— Скажи мне честно, Тед, ты вляпался в какое-то грязное дело?
— Да вроде нет.
— Я всегда знал, когда ты мне врешь. Вот сейчас соврал. Тед, я всегда боялся, как бы ты не попал в скверную историю. Старался научить тебя добросовестно выполнять свое дело, а все прочее оставлять побоку, но, верно, не впрок мои слова пошли. Или там, на востоке, тебя переучили на свой лад. Что ты натворил, Тед?
— Ничего я не натворил, — соврал Кеннеди. — Просто хотел у тебя некоторое время пожить в покое и тишине.
— Нет, никак не выйдет.
Просто невероятно было слышать такое от Стива.
— Почему?
Стив вздохнул.
— Вчера вечером мне позвонили из местного отделения контрразведки. Хотели узнать, брат ли я тебе. Я сказал «да». Тогда они сказали, что ты там на востоке заварил кашу, поэтому контрразведка тебя разыскивает. За что конкретно, они мне не захотели сообщать. А потом еще сказали, что я должен оказывать им содействие, иначе меня арестуют как укрывателя.
Несмотря на жару, Кеннеди охватил холод.
— Что еще они говорили?
— Сказали, что ты в бегах и можешь у меня объявиться. И что если ты на меня выйдешь, я должен немедленно поставить их в известность, в противном случае мне будет плохо. Потом попросили составить список всех наших остальных родственников в США, ну, и я это сделал. Потом повесили трубку. Тед, что же ты натворил?
Кеннеди крепко охватил мускулистую руку брата:
— Клянусь, я не сделал ничего дурного. Преступная шайка возвела на меня ложное обвинение, и я вынужден скрываться. И хотел бы остаться у тебя, отсидеться.
— Так они и сказали, что ты захочешь у меня отсидеться. Прости, Тед. Никак нельзя.
— Мне нельзя?
Стив покачал головой.
— У меня жена и пятеро детей, Тед. Положение в обществе. Я просто не имею права рисковать всем этим. Они сказали, что я могу заработать двадцать лет тюрьмы, если стану тебе помогать.
— Но это же ложь!
— Может, и так. Но лучше поезжай куда-нибудь в другое место. — Стив пошарил в кармане. — Я тут привез тебе денег. Думаю, они тебе пригодятся. Не спорь, возьми, и все.
Он сунул тысячу долларов мелкими купюрами в безвольные руки Кеннеди.
— Теперь я лучше пойду, — сказал Стив. — Вполне вероятно, за мной следили. Если тебя сцапают, не признавайся, что виделся со мной. Или что разговаривал. — С грубого лица Стива катились крупные капли пота; казалось, он вот-вот заплачет. — Мне действительно очень жаль, братишка. Но прежде всего я должен думать о своей семье. Ты понимаешь?
— Да, Стив. Я понимаю.
Глава семнадцатая
Кеннеди подождал минут пятнадцать после ухода брата, спустился вниз и расплатился за номер. Теперь никаких сомнений не осталось — охота объявлена. Звонили брату. Вполне вероятно, звонили всем, кто знал его в этом полушарии, и всех принудили отказать ему в помощи.
Теперь остался совсем один. И придется не засиживаться подолгу на одном месте.
Время работало против него. Требовалось раздобыть необходимые доказательства и предоставить их в ООН, причем прежде, чем преследователи настигнут его. Но как это сделать, если в охоту включилась, помимо Корпорации, и служба безопасности ООН? Ответить на такой вопрос он не мог. Но тем не менее упрямо двигался избранным путем. Он попытался припомнить к случаю что-нибудь из ганнитской поэзии — нравоучительные философские стихи о том, как выжить во враждебном окружении. Ганнитам хорошо было ведомо, что такое страдание. Этих мирных, ненавидящих насилие аборигенов ничто не могло согнуть. В стойкости они бы превзошли любого землянина.
Возвращение в Нью-Йорк прямым путем исключалось. Он решил отправиться вкруговую, автобусом, что должно было занять несколько недель. Отрастил усы и до отъезда из Милуоки зашел в парикмахерскую, сменив там длинную модельную стрижку, принятую в агентстве, на обычный в этих краях полубокс. Так его стало немного труднее узнать.
Кеннеди слежка потрясло, когда он узнал, что Вацински или кто там еще продолжал вести историю вымышленной ганимедской колонии, включил и его в число персонажей.
Как говорилось повсюду в выпусках новостей, Кеннеди разыскивали за то, что он передал оружие ганнитам. Согласно распечатке «данных», попавшейся ему на глаза в Чикаго, дня через три после отъезда из Милуоки его якобы отправили на Ганимед подготовить серию журнальных статей о жизни колонии, вместо чего он предательски убил одного из колонистов и вооружил аборигенов. Затем, будучи отправлен на Землю под арестом, бежал, после чего был объявлен розыск его как преступника против человечества, а за поимку Кеннеди обещана внушительная награда.
Там же, на листке телефакса, поместили его фотографию, старую, тех времен, когда он весил фунтов на двадцать больше, носил длинные волосы и был без усов. Гладкая самодовольная физиономия на желтом глянцевом листке ничуть не походила на его теперешнее лицо.
Он отправлялся на восток, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания. Ни к кому не обращался с вопросами, жил сам по себе, чтобы затеряться, как иголка в гигантском стоге из 250 миллионов человек. Если удача будет на его стороне, то его могут и не найти.
Все время он стремился оставаться в курсе новостей «с Ганимеда». Бюллетени приобрели явно выраженную новую окраску.
Там проскальзывали сведения о марширующих за холмами зловещих армиях врага, откуда доносились взрывы бомб и сухой треск выстрелов. «Аборигенов наше присутствие начинает сильно раздражать, — писал директор Лестер Брукман в состряпанной агентством колонке, помещенной во всех общенациональных газетах 11 августа. — Вне всякого сомнения, их взбудоражил предатель Теодор Кеннеди, которого до сих пор, насколько мне известно, на Земле не удалось поймать. Они решительно возражают теперь против нашего присутствия в их мире и уже несколько раз угрожали нам нападением. Пока отношения так обострены, колонистам запрещено покидать купол группами меньше трех человек».
Все шло в полном согласии с планом, подумал Кеннеди. Враждебные аборигены ступили на тропу войны, скоро они начнут охотиться за скальпами, и тут настанет время для «бойни». После чего для обуздания воинственных дикарей призовут войска. Старый верный путь колониальной экспансии.
Он помнил график. К 17 сентября мир узнает, что колонии землян угрожает непосредственная опасность нападения аборигенов, отказавшихся прислушаться к доводам рассудка и вступить в мирные переговоры. Затем должны последовать пять дней искусного нагнетания напряжения, и 22 сентября Корпорация обратится в ООН с предварительной просьбой направить на Ганимед военное соединение для охраны земных интересов. Просьба будет не очень настоятельной, потому что к этому моменту общественное мнение еще не успеет «дозреть». С 22 сентября по 10 октября весь мир будет молиться за благополучие землян, чья жизнь оказалась под угрозой там, на далекой планете; 11 октября ганниты ринутся с гор на штурм купола и почти полностью сотрут с лица планеты доблестную колонию. А к 17 октября экспедиционный корпус ООН уже должен быть на пути к Ганимеду, дабы подавить сопротивление взбунтовавшихся аборигенов, и наблюдать там порядок в интересах Корпорации.
Кеннеди знал, что ему необходимо вмешаться вход событий до 11 октября. Иначе никакие доказательства не убедят людей, уверившихся, что их соотечественников зверски убили ганниты. Но как заполучить эти доказательства?
Когда Кеннеди завтракал в придорожной закусочной Трентона, что в штате Нью-Джерси, радио выкрикнуло: «Нападение на земную колонию на Ганимеде!» На календаре было воскресенье, 17 сентября.
Повар протянул руку за стойку и прибавил звук приемника. «Неожиданная атака аборигенов перед рассветом по ганимедскому времени поставила существование земной колонии на этой луне Юпитера под угрозу, — раздался голос диктора. — По оценкам, около пяти тысяч ганнитов, вооруженных дубинками и другими местными видами оружия, ринулись вниз на купол с криком: „Смерть землянам!“ Директор Лестер Брукман передал впоследствии, что атака была отбита, но ценой жизни троих землян, постройкам колонии нападение нанесло значительный ущерб.
Имена жертв будут сообщены позже, когда поступят известия о дальнейшем развитии событий».
Бледная женщина с одутловатым лицом, сидевшая у стойки, оторвалась от еды и воскликнула:
— Как ужасно! Им приходится сражаться против дикарей!
— Я слышал сегодня разговор, двое посетителей обсуждали, может, стоит направить туда войска ООН для умиротворения, — сказал повар. — Но если решат это сделать, то им бы надо поторопиться, пока там всех землян не перерезали.
Кеннеди сидел молча и, сведя брови, поглощал свой завтрак. Ему хотелось крикнуть, что страшатся они напрасно, что никакой колонии не существует, а вся эта история с нападением аборигенов была распланирована за много месяцев у них в агентстве и по графику именно сегодня подлежала оглашению. И что свирепые ганимедские дикари на деле были мудрыми и совершенно безобидными существами. Но ничего этого сказать он не мог.
Поздно вечером он добрался до Нью-Йорка и снял номер в дешевой гостинице где-то в районе 65-й улицы Манхэттена с окнами, выходящими на Ист-Ривер. Там он назвался Виктором Энгелом из Брокхерста, штат Висконсин.
Постояльцы в гостинице собрались довольно любопытные — по большей части сюда стеклись оставшиеся пока на плаву иссушенные судьбой старики и старухи, которые родились в прошлом столетии и еще помнили те времена, когда Жизнь Была По-настоящему Хороша. Кеннеди, углубленно изучавший социоисторию XX века при подготовке к экзамену на степень бакалавра в области коммуникации, не мог сдержать улыбки, ибо почти пять десятилетий после второй мировой войны прошли под знаком давящей на нервы международной напряженности, разрядившейся окончательно только в 1995 году, после подписания Маракаибского Пакта и установления мира на планете. Похоже было, Депрессия 1995 года начисто стерла из памяти этих стариков воспоминания детства и юности, когда над всеми нависала угроза термоядерного уничтожения, и заместила их туманными представлениями о некоем рае земном.
Ну что ж, подумал Кеннеди, не мне протыкать мыльные пузыри их фантазий, не мне разрушать их фантастический мир. Синдром Золотого века был распространенным спутником старости — хоть в вымышленном мире мечты могли они найти прибежище от неприглядности своих закатных дней.
Определенная разновидность счастливого заблуждения. «А вот что мне теперь делать?» — спросил он себя.
Но и в Нью-Йорке он оказался не ближе к решению этого вопроса, чем если бы по-прежнему находился на Ганимеде или вообще на Плутоне. Никакого доступа к компрометирующим сведениям в досье агентства. А без них он не мог выступить с публичным обвинением, кто поверит безумным измышлениям убийцы и предателя? Времени оставалось уже мало: через несколько недель будет проведена решительная атака и ганнитов уничтожат. Кроме того, рано или поздно ему придется выйти на улицу, где кто-нибудь умудрится все же его опознать, несмотря на измененную внешность.
В среду Кеннеди купил листок новостей и внимательно его прочел. Там содержался очередной рапорт о положении в осажденной колонии, состряпанный служащими Диноли.
Еще было сообщение, сводившееся вкратце к известию, что предатель Теодор Кеннеди еще не пойман, но авторитетные лица из службы безопасности надеются вскоре его задержать.
А в колонке «Объявления граждан», которую Кеннеди чуть было не проглядел и пробежал глазами только, чтобы немного отвлечься, обнаружилась маленькая заметка следующего содержания:
«Дорогой мой Тед, простишь ли ты меня? Теперь я понимаю, какую совершила ошибку. Приходи в наш дом в четверг вечером, постараюсь помочь тебе. Верь мне, любимый. М.».
Кеннеди пять или шесть раз перечитал объявление. Не может ли это оказаться ловушкой? Нет, конечно же, нет. Именно Мардж должна была написать его. Только ей во всем этом огромном мире он мог доверять. И он решил поехать на встречу с ней.
Глава восемнадцатая
Казалось, дом спит: окна затемнены, лужайка не стрижена. Кеннеди расплатился с таксистом и мягко направился ко входной двери. В любую секунду он готов был выхватить револьвер, если вдруг появятся агенты отдела безопасности.
Приложив руку к замку, он открыл дверь и вошел. Мардж ждала его в гостиной.
Выглядела она плохо. За месяц постарела, осунулась. Волосы стали похожи на паклю. Губы дрожали, никакого макияжа на лице, мечущийся взгляд.
— Мардж…
— Ты читал объявление, — хрипло прошептала он. — Я молила бога, чтобы оно не попало тебе на глаза. Ты ведь никогда не читал этот раздел газеты.
— Молила, чтобы я не читал? Но…
— Добрый вечер, Тед, — услышал он мужской голос. Из кухни вышел Дейв Сполдинг. В руке его поблескивал маленький никелированный пистолет.
— Сполдинг? Как же…
— Пожалуйста, подними руки, Тед. Мардж, проверь, нет ли у него оружия.
Она поднялась и неуверенно подошла. Провела руками по бокам и быстро выловила револьвер из кармана, затем молча передала его Сполдингу, державшему их на мушке во время обыска.
— Рад, что тебе не пришло в голову никаких странных мыслей относительно этого пистолета, — бесстрастно констатировал Сполдинг, только дрожь в голосе выдавала его волнение. — Как я уже тебе объяснял, я всегда вижу, когда ты готовишься что-нибудь предпринять. И опередил бы твой выстрел, если бы тебе вздумалось нажать на курок, секунд на пять.
Кеннеди раздражало, что Сполдинг позволил себе так разговаривать в его собственном доме. И тут до него дошла леденящая мысль — он попался в ловушку, где Мардж служила приманкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20