Она была недалека от истины. Лежа в постели, я переоценил свои силы,
ноги плохо держали меня. Боб на мгновение заколебался, но лишь на
мгновение. Он сграбастал грузную мулатку и поступил с ней точно так же,
как и с ее сожителем, только место ей определил за порогом.
Завтрак, состоявший из чая и бататовых лепешек с маслом, заметно
подкрепил меня, и я смог забраться на коня. На мне не было живого места,
но мы ехали медленно, утро выдалось прекрасным, воздух приятно бодрил,
из-под копыт то и дело взлетала и улепетывала всевозможная дичь. Но Боб,
казалось, ничего не замечал вокруг. Он без конца что-то бубнил себе под
нос. Я мог уловить смысл некоторых его признаний, которые, по правде
говоря, предпочел бы не слышать. Но это не всегда удавалось. Порой он
вопил, как бесноватый, а когда вдруг замолкал, то это означало, что его
снова морочит какой-то призрак. Он впивался своим безумным взглядом в одну
точку, вздрагивал и стонал от ужаса. И когда мы, наконец, увидели
огороженную плантацию, принадлежавшую судье, у меня камень с души
свалился.
Большой дом каркасной постройки выказывал приметы не только полного
достатка, но и некоторой роскоши. Он стоял в прохладной тени хинных
деревьев. Слева простиралось поле хлопчатника акров на двести, справа
крутой излучиной изгибался Хасинто. Над всем этим царила столь
торжественная тишина, что Боб, кажется, немного оробел. Он остановился у
ограды, нерешительно поглядывая в сторону дома, и производил впечатление
человека, оказавшегося у опасной черты.
Его замешательство длилось минут пять. Я не раскрывал рта, боясь
прервать внушения его внутреннего голоса. Наконец, одним рывком, как бы
приняв окончательное решение, он распахнул ворота. Мы въехали в большой
сад, за штакетником по обе стороны от нас тянулись ряды апельсиновых,
банановых и лимонных деревьев. Они подходили к наружному двору, здесь были
вторые ворота - с колоколом. Когда Боб ударил в него, из дверей дома
появился чернокожий слуга. Он кивнул Бобу, как старому знакомому и сказал,
что тот очень нужен судье и судья как раз справлялся о нем. Мне было
предложено спешиться и сказано, что завтрак скоро будет готов, а за конями
присмотрят. Я ответил, что не собираюсь испытывать гостеприимство хозяев.
У меня был отнюдь не визитный вид. Грязь и дыры на одежде не позволяли
набиваться в гости к техасскому гранду.
Чернокожий нетерпеливо замотал головой.
- Маса, пожалуйста, слезьте с коня, завтрак готов, за лошадьми
присмотрят.
Мы вошли в хорошо обставленную - по техасским меркам - комнату и в
облаке сигарного дыма увидели хозяина. Он только что кончил завтракать, со
стола еще не успели убрать посуду. Судя по всему, хозяин не любил
церемоний. "Доброе утро" он выдавил через силу. С первого взгляда мне
стало ясно, что родом он из Западной Виргинии или из Теннеси. Только в тех
краях вырастают такие великаны. К тому же крупные черты лица, массивные
плечи, зоркие серые глаза - первые признаки мужской красоты для жителей
лесной глухомани. Боб стоял перед ним, опустив голову в запятнанной кровью
повязке.
- Давненько ты не показывался, Боб! А в последние дни для тебя
нашлось бы дело, если ты вообще способен на доброе дело. Ты мог бы стать
просто находкой для общества, если бы бросил кое-какие художества. На днях
приехала моя приемная дочь. Мы вынуждены были послать за Джоулем, чтобы
подстрелить оленя и пару дюжин вальдшнепов.
Боб не отвечал.
- Ступайте на кухню, там вас накормят.
Боб не двинулся с места.
- Идите на кухню и поешьте. Птоли, - алькальд повернулся к
чернокожему, - скажи Вени, пусть принесет ему пинту рома.
- Я не хочу пить, - пробормотал Боб.
- Допускаю. Похоже, ты уже изрядно набрался! Вид у тебя такой, будто
ты дикую кошку за хвост ловил.
Боб заскрипел зубами, но судья оставил это без внимания.
- А вы что стоите? - обратился он ко мне. - Птоли! Разве ты не
видишь, человеку надо позавтракать? Где же кофе? Или вы любите чай?
- Благодарю вас, алькальд. Я недавно позавтракал.
- Этого, глядя на вас, не скажешь. Здоровы ли вы? Как оказались в
наших краях? Как свели знакомство с Бобом?
Он перевел свой испытующий взгляд на Боба.
- Я вам все объясню, - поспешил я завладеть его вниманием. - Бобу я
обязан очень многим, я обязан ему жизнью.
- Бобу?.. Жизнью?..
- Я был на волоске от гибели, когда он подобрал меня. Вчера Боб
вытащил меня из Хасинто.
- Вот как? Боб спас вам жизнь? Ты радуешь меня, Боб! Радуешь! Если б
ты еще с Джонни порвал! С ним ты плохо кончишь! Забудь его!
Алькальд говорил неторопливо и веско, не забывая прикладываться к
стакану и попыхивать сигарой.
- Ну как, Боб? Сможешь расплеваться с Джонни?
- Слишком поздно.
- Никогда не поздно сойти с грешной, порочной стези. Никогда!
- Уже не сойти.
- Вот как? Почему же?
- Я уж пытался. Ничего не выходит. Может, петля меня спасет.
Судья взял новую сигару и, задымив ею, спокойно сказал:
- По совести говоря, тебя давно бы следовало повесить. Если верить
газетам Джорджии, Алабамы и Миссисипи, ты раз десять добивался этой чести.
Но здесь, в Техасе, правят мексиканские законы. Нас не касается то, что ты
натворил там. А здесь ты вроде еще не отличился! На нет и суда нет.
- Я знаю, сквайр! Знаю! Но я измучился совсем. Хотел податься в
Сан-Фелипе и вниз, в Анауа, ничего не выходит. Призрак тащит назад к
проклятому патриарху.
- К патриарху? Что тебя тащит к патриарху?
- Что? А что гонит того, который...
- Который?..
- ...кого-нибудь порешил... Тот лежит под патриархом... кого я
порешил?
- Ты? Кого?
Судья окинул Боба своим острым взглядом и вдруг перешел на
сочувственный тон:
- Каким же образом он туда попал?
- Я отвез. И закопал там.
- Как это случилось?
- Сам-то не мог идти... с зарядом свинца...
- Если это был Джонни, считай, что ты оказал услугу отечеству и
сэкономил нам веревку!
Боб покачал головой.
- Десять дней прошло, как вы со мной рассчитались, вы дали мне
двадцать пятьдесят.
- Двадцать долларов пятьдесят центов! Советую не трогать деньги, пока
не наберется две сотни долларов. Тогда можно будет подумать о покупке
участка.
- Надо у доктора спросить.
- Ты бы давно избавился от лихорадки, Боб, если бы недели на две
воздержался от питья. Беда с тобой, Боб! Непутевый ты человек. Ладно,
живи, как умеешь. Если тебе нравится общество Джонни, черт с тобой. Но
темным делишкам с ним пора положить конец. Так думает вся округа. Что ты
на это скажешь?
Боб, казалось, все пропустил мимо ушей. Он начал свой рассказ.
- Дернул меня черт проезжать мимо дома Джонни. Захотелось выпить. Но
с коня не схожу. Подъехал к окну, заглянул, вижу: человек за столом сидит,
довольный такой, угостился на славу. У меня даже слюна потекла, но с коня
не схожу. Тут подкатывает ко мне этот бес, Джонни, и шепчет, чтоб я слез,
в доме, мол, есть один, очень для нас невредный, надо только подступиться
похитрей. У него, говорит, за пазухой кошель с золотом, толстый кошель.
Если предложить в картишки, наверняка клюнет.
Я не сразу решился, все думал. А Джонни, как бес, увивается. Ну я и
слез с коня. А когда слезал, доллары в кармане звякнули, и сразу я
разохотился. Только успел перекусить малость да опрокинуть стакан-другой,
Джонни уже карты тащит и кости. Стали играть. С каждым стаканом все больше
азарта и меньше долларов. Гляжу на пришлого и прикидываю, что его вполне
можно бы пощипать. А он сидит себе, ест и пьет, как будто ему до нас нет
дела. Начал я его подзуживать - все без толку. Ест и пьет. Когда я спустил
все до цента, у меня в глазах позеленело. А проиграл я больше, чем вы
думаете. Я ведь целых два месяца по лесам да прериям себе лихорадку
наживал за двадцать пятьдесят. И вот лихорадка осталась, а денег, чтоб
выгнать ее, нет! Скверно получилось. Джонни хихикал мне в лицо, звенел
моими долларами. И все подначивал: видишь, дескать, тугой кошелек, его
можно обменять всего за пол-унции свинца.
- Он так и сказал?
- Так и сказал. Я сперва ни в какую. Говорю, если у тебя глаза
разгорелись, так сам и займись своим гостем, черт побери! Уехал я. А
двадцать пятьдесят из головы не выходят. К вам я не решился, вы бы меня
только разбранили.
- Да не стал бы я тебя бранить, Боб! Я бы вызвал Джонни, собрал бы
дюжину присяжных из числа соседей. Джонни мы помогли бы убраться в другой
штат или в мир иной, а тебе - вернуть твои доллары.
Боб глубоко вздохнул и уставился на судью.
- Поздно! Слишком поздно!
- Совсем не поздно! Продолжай!
- Вечером я подъехал к взгорью, где растут пальметто. Только начал
подыматься, слышу: скачет кто-то. Мне стало не по себе, жутко как-то.
Точно тысяча чертей меня заморочили, ничего не вижу вокруг, ничего не
слышу, не знаю, где я и что. А в глазах - кошелек с золотом и мои двадцать
долларов, пятьдесят центов! "Не вас ли я видел в трактире?" - говорит тот,
с кошельком. "А вам-то что?" - говорю. "Да мне-то ничего, конечно". - "Так
и дуйте своей дорогой!" - "Не в обиду будь сказано, карточный проигрыш не
поднял вам настроения! Я бы на вашем месте крепко подумал, прежде чем
играть на деньги".
То, что он еще и попрекает меня проигрышем, совсем меня разозлило. Но
я пока держался.
"Дразнить проигрышем, - говорю, - дело последнее, подлая твоя
душонка!"
Я хотел раззадорить его и затеять свару. Но он не поддавался.
"Я, - говорит, - и не думал дразнить, наоборот, я вам сочувствую. На
богача вы не похожи и, вероятно, зарабатываете свои деньги тяжелым
трудом". - "Да, - говорю, - деньги даются мне нелегко. Спустил все до
цента, не на что даже табаку купить, зажевать нечем".
Мы стояли с ним у самой опушки, на берегу Хасинто.
"Ну, это можно поправить. Я человек не богатый, у меня жена, дети,
мне каждый цент дорог, но помочь соотечественнику - дело всякого
порядочного гражданина. Вот вам на табак!.."
С этими словами достает из кармана кошелечек, тугой такой. Долларов
на двадцать, думаю, тянул. А мне мерещится, будто черт из кошелька зубы
скалит.
"Половина моя", - говорю. - "Нет, деньги для жены и детей. Полдоллара
можно". - "Половину! - кричу. - Или..." - "Или?"
Тут он сунул кошелек обратно и начал ружье с плеча стаскивать.
"Не вынуждайте меня, - говорит, - причинять вам неприятности!
Смотрите, как бы не пришлось раскаиваться! Вы задумали недоброе дело!"
Но я уже закусил удила. В глазах у меня потемнело.
"Половину!" - ору.
Тут он и подпрыгнул в седле, откинулся и свалился...
Боб замолчал, у него пресеклось дыхание, на лбу выступили крупные
капли, взгляд уперся в угол комнаты.
Алькальд тоже побледнел. Я попытался встать, но пошатнулся, и если бы
не оперся на стол, вероятно, упал бы. Воцарилось тягостное молчание.
Наконец судья пробормотал:
- Тяжелый случай! А ты опасный субчик, опасный! Просто злодей!
- Пуля пробила ему грудь...
- А может, у тебя курок сорвался? - тихо спросил судья. - Может, он
погиб от своей же пули?
Боб покачал головой.
- Курок спустил я. Черт меня подтолкнул. Его-то пуля осталась в
патроннике. Ох, что было у меня на душе! Все кошельки мира отдал бы за то,
чтобы этого не случилось. Нет мне ни сна, ни покоя! А в прериях совсем
тошно! Как на привязи у патриарха. Я привез к нему покойника, вырыл могилу
и похоронил.
Судья встал и начал молча ходить из угла в угол. Потом резко
остановился и спросил:
- Что ты сделал с деньгами?
- Я хотел податься в Сан-Фелипе. Деньги были при мне. Его саквояж
закопал вместе с ним, бутылку рома и еду, купленную у Джонни, - тоже.
Потом целый день скакал, не слезая с лошади. Вечером, в сумерках, спешился
и пошел к трактиру, а оказался у патриарха. Дух убитого не пустил в
Сан-Фелипе, он водил меня по прериям и привел к патриарху. Он меня извел
совсем, пока я не выкопал покойника и опять не зарыл его. Но саквояж я не
трогал.
Судья покачал головой.
- Утром решил ехать совсем в другую сторону. Хотелось табаку, а его
не было вовсе. Поскакал в Анауа через прерию. Ну, думаю, теперь-то меня не
собьешь. Гнал я во весь опор, но все примечал вокруг. А вечером вижу
солончаки. Только я обрадовался, подъезжаю, а это - патриарх. Снова
выкопал покойника, оглядел его со всех сторон, закопал. Нет мне покоя,
никакого спасения нет! И не будет, пока меня не повесят!
Сразу было видно, что эти слова принесли Бобу облегчение. И как это
ни странно звучит, мне - тоже. В порыве сопереживания я даже невольно
кивнул ему. Судья же и бровью не повел.
- Вот, стало быть, как. Ты считаешь за благо, если тебя вздернут?
- На том же самом дереве, под которым он, - нервной скороговоркой
ответил Боб.
Судья раскурил еще одну сигару и сказал:
- Ну, если такова твоя воля, посмотрим, что можно сделать для тебя. Я
оповещу соседей, и завтра присяжные будут здесь.
- Спасибо вам, сквайр.
- Завтра присяжные будут здесь, - повторил алькальд. - Может, к тому
времени ты и передумаешь.
Я смотрел на него, не скрывая разочарования. Но он этого не замечал.
- Вдруг ты найдешь иной способ свести счеты с жизнью, если она тебе в
тягость.
Судя по тому, как Боб мотнул головой, его это не прельщало, меня -
тоже.
Боб встал и подошел к судье, чтобы пожать на прощание руку. Но тот,
словно не заметив ее, обратился ко мне:
- Вы остаетесь здесь?
- Джентльмен должен идти со мной, - вмешался Боб.
- Почему?
- Спросите у него?
Я вкратце рассказал судье историю своего спасения, воздав должное
Бобу и его трогательной заботе обо мне. Судья одобрительно кивнул, но
уступать не пожелал.
- Вам лучше остаться здесь, тем более теперь.
1 2 3 4 5 6