Может быть, она видела нечто, чего не замечал Калхас.
Связно определить причину недоверия она не могла, лишь однажды
сказала вещь, над которой пастух потом долго размышлял:
- По-моему, на нем лежит тень какой-то неудачи. Ты не
боишься идти за ним?
Еще менее доверия у девушки вызывали Антиген и Тевтам.
- Они вообще не отсюда. Чужие всем - тебе, Дотиму,
Эвмену. Злые старики. Зачем они стратегу?
Ее наивные вопросы ставили Калхаса в тупик. Он, конечно,
объяснял Гиртеаде, что аргираспиды - знаменитые воины, что
Антиген - сатрап Суз, а в Сузах - царская казна, но прекрасно
понимал законность сомнений. Аргираспиды - при всей их
доблести, при всей похвальбе былой близостью к Александру,- в
борьбе за права царской семьи были случайными людьми.
Гиртеада обладала способностью прояснять то, на что Калхас
бессознательно закрывал глаза. Несмотря на собственные
предсказания, участие и внимание со стороны Антигена было ему
приятно, а воспоминание об освобождении жены вызывало бурное
чувство благодарности. Но осторожность Гиртеады заставляла
взглянуть на македонян менее восторженными глазами, и иногда
предчувствия омрачали радость пастуха.
* * *
Однажды эти предчувствия едва не подтвердились. Вечером, перед
очередной ночевкой, пока разбивали лагерь, Калхас задержался,
разговаривая со стратегом. Когда он наконец зашел в свою
палатку, то увидел там насупленную Гиртеаду и молчаливо стоящих
перед ней вождей аргираспидов.
- Почему твоя жена боится? - ухмыляясь, спросил
Антиген.- Отчего бы это она стала такой пугливой?
- Что произошло? - спросил Калхас у Гиртеады.
- Ничего. По-моему, они искали тебя,- ответила девушка
и, расслабившись, отвернулась к столику, на котором чистила
овощи. Пастух обнаружил, что в складках туники она прятала
большой кухонный нож. Македоняне тоже заметили это.
- Замечательно! - хмыкнул Тевтам.
- А я всего лишь сказал, что завидую тебе,- обратился к
Калхасу Антиген.- Скажи ей, глупенькой, что, пожелай мы
чего-либо худого, нож не помог бы.
- Если бы ты сказал ей только это, она не схватилась бы за
него,- нахмурился Калхас.- Вы от меня что-то скрываете.
- Нет, нет. Так все и было,- слабо улыбнулась
Гиртеада.- Просто... испугалась.
- Редко какая женщина желает постоять за
себя,- неопределенно произнес Тевтам.
- Она у тебя как волчица,- Антиген пожевал
губами.- Жаль, что боится и не любит нас.
- Вы пришли только для того, чтобы сообщить мне это?
Садитесь,- Калхас указал на кожаные тюки, заменявшие ложа.
Аргираспиды сели, перекинув мечи на колени.
- Мы хотели посмотреть, как ты устроился,- сказал
Антиген.
- Как видишь - хорошо. Гиртеада, налей нам
вина,- внешне Калхас выглядел уже совершенно спокойным, но
внутри весь был насторожен. Македоняне пришли не из праздного
любопытства.
- Говорят, едва ли не каждый вечер у тебя бывают Иероним и
этот безумный беззубый наемник? - Голос Антигена звучал
дружелюбно. Затем в нем появился легкий упрек: - Отчего ты не
приглашаешь нас?
- Считайте себя приглашенными. Если, конечно, вам
интересно проводить время со мной.
Приторно улыбаясь вместо ответа, Антиген отхлебывал из чаши с
вином. Тевтам выпил свою порцию сразу и теперь смотрел куда-то в
сторону. Калхас кашлянул:
- Говорите лучше прямо; давайте не будем скучать,
изображая приличия.
- Хорошо, не будем.- Антиген отставил чашу в
сторону.- Твой даймоний тебе все равно подскажет наши
намерения. Скажу откровенно, мы пришли к тебе, рассчитывая на
ответную благодарность.
- Ответную благодарность? - Калхас удивился.- Что ты
имеешь в виду?
- Моя благодарность приблизила тебя к стратегу. Мы с
Тевтамом добыли тебе жену. Теперь я хочу, чтобы ты
посодействовал нам.
Пастух вспомнил свой разговор с Антигеном в македонском лагере.
- Ты как-то уже просил не настраивать против македонян
стратега. Но я и не делаю этого.
- "Просил..." - сморщился Антиген.- Скажем
точнее: "предлагал". Не забывай, прорицатель, Царь
оделял меня не меньшим доверием, чем Эвмена. А положение
автократора - это все только нынешнее, сегодняшнее.
- Оно может и кончиться,- выдохнул Тевтам.
Калхас покачал головой.
- По-моему, вы сами себя настраиваете против стратега.
- Не будем препираться,- голос Антигена опять стал
медоточивым.- Ради нашего блага, ради наших побед ты должен
внимательно прислушиваться к Эвмену. Ты можешь направить его к
доброму, предостеречь от дурных советов...
- И подсказывать то, что нужно вам.- Калхас
усмехнулся.- Столько околичностей из-за простого предложения!
Может быть, ты мне еще и деньги принес?
Антиген вспыхнул:
- Не превращай разговор в комедию.
Калхас с иронией посмотрел ему в глаза:
- Как это ты сказал: "Время не исчерпает моей
благодарности . . ".? Так? Так вот: не стану
говорить о нашей с Гиртеадой благодарности красивые слова, но,
надеюсь, она не меньше твоей. Однако Эвмену я буду повторять
лишь то, что говорят боги.
- Ты нас не понял! - протестующе поднял руки Антиген.
- Понял. Лучше не будем больше об этом.- Всем своим
видом Калхас показывал, что поставил точку.- Гиртеада,
принеси-ка гостям еще вина.
Переваривая его слова, македоняне приложились к чашам.
- Хорошая жена,- глухо пробасил Тевтам.
- Смелая, за себя постоит,- Антиген криво
усмехнулся: - Красивая! . . Отчего же мы сразу про нее не
узнали? Лучше бы украли для себя - такая девушка должна ходить
в драгоценностях, спать на пуху, а не резать овощи. Ты согласен,
прорицатель?
- Продай ее мне,- неожиданно предложил Тевтам и
оскалился - то ли улыбаясь, то ли показывая удивительно крепкие
для старика зубы.
- Не говори глупости,- обрезал пастух.
- Отдай, он много заплатит,- вкрадчиво произнес
Антиген.- Не отдашь? Тевтам, послушай, он не согласен. Но ведь
мы можем поступить с ним так же, как с Софией, правда, Тевтам?
Захотим - и заберем. Прямо сейчас. Как ты смотришь на это,
Калхас?
Пастух улыбнулся, поняв, что они ждут от него испуганной суеты.
Вместо этого он подошел к стоявшему у палаточной стены оружию,
взял дротик, меч и встал перед македонянами.
- Ого! - воскликнул Антиген.- Что это значит?
- Уходите. Придете, когда разум опять вернется к вам.
- Ты что же, будешь драться? - скривился Антиген.
- Уходите.
Македоняне отставили чаши и поднялись.
- Так-то ты привечаешь гостей! - наигранно вздохнул
Антиген.- Ладно, мы уходим.
Тевтам задержался у порога.
- И ты ударил бы его?
- Да,- не раздумывая ответил Калхас.
- И меня?
- Да.
- П-хе! - надменно выпятив губы, Тевтам вышел из палатки.
* * *
* * *
На двенадцатый день похода влажный морской ветер, долетавший с
Киликийской долины, в последний раз заставил зябко передернуться
их спины. Дорога, словно утомленная подъемом, пошла вниз, воздух
стал теплее, суше и они оказались на пороге Месопотамии. Однажды
вечером горы раздались в стороны, открывая вид на бескрайнюю,
сливающуюся с сумеречным на востоке небом, равнину. Отсюда, из
предгорий, горизонт казался необычайно далеким. Зрелище
значительно превосходило даже то, что Калхас видел во время
морского путешествия. Глаза пастуха долго не могли привыкнуть к
обилию пространства. По телу пробегала дрожь от ощущения, что
еще одно усилие - и он заглянет за край мира.
Кругом раздавались возбужденные голоса. Близость гигантской
равнины опьяняюще подействовала даже на македонян. Калхас
ощущал, что всех охватывает детское желание - сорваться и
бежать вниз подобно камнепаду, мчащемуся по склону.
Среди пепельно-серых и бурых просторов, четко проступала темная,
с синеватым отливом линия Евфрата. Ее плавно, едва заметно
изгибающиеся берега окружали зеленые полоски рощ, садов, дикого
кустарника. Легкие струйки дыма выдавали дома, укрытые среди
зелени, а прерывающиеся светлые нити - дороги, соединяющие
поселения.
Калхас обернулся назад. Солнце опускалось за горы, в Киликию,
обводя хребты золотисто-алым сиянием. От гор на равнину падали
гигантские угольные тени. Их вершины достигали Евфрата и даже
перебирались через него. Чем ниже было солнце, тем более заметно
для глаза тени ползли вдаль. И вдруг они поблекли, растворились
в сумерках, опустившихся на землю - солнце окончательно
скрылось за горами.
- Там теперь и лежит наша дорога,- негромко сказал
Иероним.
- Такой простор! - поежился Калхас.- Боязно затеряться
в нем.
- Ничего, привыкнуть к равнине легче, чем ты думаешь.
Вполне возможно, что скоро она тебе надоест. Еще будешь скучать
по горам.
Калхас видел, что с заходом солнца историком опять овладели
заботы и магия пространств потеряла над ним власть. Но они с
Гиртеадой обращали свои взоры на восток до тех пор, пока ночь не
укутала Месопотамию темнотой.
Несколько дней они шли по предгорьям, к югу. И только там, где
Евфрат стал забирать на восход, удаляясь от гор, повернули к
реке. Здесь их встретил большой военный лагерь. Он был
вытянут вдоль Евфрата на много стадий, а от гор его отделяли ров
и высокий вал. По всему было видно, что войска стоят в нем
давно: с внешней стороны рва в огромном количестве располагались
повозки, палатки, целые деревни из шатров торговцев, компаний
гулящих девок и прочего приблудного люда.
О приближении стратега в лагере были предупреждены. Вдоль
дороги, ведущей к воротам, выстроилась почетная стража: воины от
каждого из отрядов, находившихся здесь. Навытяжку стояли
македонские гипасписты, греческие пельтасты, варварские лучники,
конница, набранная в предгорьях Кавказского Тавра. Они долгими
криками приветствовали проезжавшего мимо Эвмена. Их командиры
встречали автократора около самых ворот. Ярко начищенные
доспехи, дорогое оружие, разноцветные плащи, отдохнувшие и сытые
лица; как-то сама собой душу Калхаса наполнила гордость за
Эвмена и за себя, едущего совсем рядом с могущественным
полководцем.
Словно в пику свежим, бодрым войскам, находившимся в лагере,
аргираспиды приняли мрачный вид, а их запыленные одежды только
подчеркивали его. Калхас прекрасно понимал, в чем тут дело:
теперь армия под командой Эвмена насчитывала почти полтора
десятка тысяч человек и ветераны, соответственно, составляли
немногим более одной пятой ее состава. Отныне они ожидали от
стратега большей независимости и взирали на войска с востока с
тем же подозрением, что и на разношерстный сброд Дотима.
Наутро Калхас убедился в обоснованности беспокойства
аргираспидов. Такого обилия войск он не видел еще никогда.
Вначале пастух растерялся перед суматохой и беспорядком,
сопровождавшими выход армии из лагеря. Ему казалось удивительной
невозмутимость стратега. Однако постепенно суматоха обернулась
внушительной, величественной картиной. Ярко и холодно струилось
солнце по тысячам мерно колыхающихся копий; рыжими, серыми
толпами ехали фракийцы и вооруженные подобно им варвары. При
приближении стратега рой мечей выскальзывал из тяжеловесных,
широких ножен и вместе с дротами вздымался к небесам.
Горячили лошадей легкие, дикие сакаскины, почти невесомо
вспыхивали их расшитые бисером колчаны и ножны для кривых
скифских ножей. Пращники, лучники, метатели дротиков окружали
тучей походных застав вытянувшуюся вдоль Евфрата колонну. А
сзади еще был обоз и особые отряды, охранявшие его. Аргираспиды
терялись в этом суровом многообразии.
Армия грузно двинулась вниз по течению Евфрата. В переходе от
лагеря находились пригодные для переправы броды, которые охранял
предавшийся стратегу сатрап Верхней Месопотамии Амфимах. Войск у
него было немного, но врагов пока не опасался ни кто: Птолемей
воевал только на море, Селевк еще не решил, на чью сторону
стать, Антигон же задержался у Тарса.
Поэтому отряды шли неспешно и шумно. Их вид, вызвавший поначалу
у Калхаса возбужденное - словно перед грозой - состояние,
постепенно становился более спокойным, расслабленным.
После полудня стратег занял место перед сакаскинами,
двигавшимися во главе колонны. Теперь его сопровождала целая
свита, среди которой выделялся полугрек-полумакедонянин Филипп,
командовавший в лагере в отсутствие Эвмена. Статный, седеющий
мужчина, немногим старше стратега, он, как заметил Калхас,
принадлежал к таким же почитателям Кардийца, что и Дотим.
Обращаясь к стратегу, он почтительно склонял голову, а когда тот
отвечал, блестел глазами и раздувал ноздри, словно горячий
жеребец. В его преданности было что-то неистовое и безрассудное.
Калхасу такая горячность показалась даже чрезмерной и не
приличествующей человеку, начальствовавшему над большим
количеством войск. Но наблюдать за ней ему было приятно. Вокруг
пастуха начинали происходить большие события. Эвмен, Иероним
словно стали выше, величественней, армия выглядела могуче, и
самого себя Калхас ощущал по-другому, чем неделю назад. Сознание
важной, большой ответственности накладывало на всех отпечаток
приподнятости и внутренней собранности.
Аркадянину хотелось, чтобы Гиртеада видела сейчас и его, и всех
остальных. Но время, когда они свободно разъезжали вокруг
расположения войск, кончилось. Гиртеада осталась в обозе,
там же, где были и остальные женщины, где была и сама жена
стратега.
Ее привезли в лагерь за несколько дней до автократора. Утром
Калхас мельком видел эту женщину. Несмотря на долгую разлуку с
мужем, она вела себя сдержанно, держалась в стороне. Но ее
совиные, широко открытые светло-голубые глаза внимательно
рассматривали окружение мужа. Дотим попытался завести с ней
разговор - женщина, приветливо улыбнувшись ему, ответила
кратко, односложно. Она была осторожна - то ли хотела
подчеркнуть свое положение жены стратега, то ли стремилась
разобраться в новых соратниках Эвмена.
Чем дальше на запад уходили горы, тем пустыннее становилась
местность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20