Если вам необходимо забрать что-то из номера, я могу
сделать это за вас.
- Нет, - сказал я.
- В мотеле есть задняя дверь, она выходит в патио, а туда можно
попасть с реки. Вы не знаете, она открыта?
- Полагаю, да.
- Я могла бы проскользнуть там и...
- Кэти, я не могу...
- Вам нельзя туда. По крайней мере, сейчас.
- Вы думаете, что могли бы пробраться в номер?
- Уверена, что смогу.
- Большой манильский конверт, - сказал я, - с вашингтонским штемпелем
и пачкой листков внутри. Возьмите конверт и уходите. Держитесь подальше от
этого дела и не заглядывайте в конверт.
- А что там?
- Ничего преступного, - сказал я. - Ничего незаконного. Просто
информация, до которой никто не должен добраться.
- Это важно?
- Думаю, что важно, но не хочу втягивать вас. Это было бы...
- Я уже втянута, - заявила Кэти. - Ведь я предупредила вас, хотя вряд
ли это такой уж законопослушный поступок. Но не могла же я позволить им
схватить вас. Возвращайтесь на реку и оставайтесь там...
- Кэти, - сказал я. - Я должен сказать вам кое-что, даже если это вас
шокирует. Если вы уверены, что хотите попытать счастья с этим конвертом...
- Я сделаю, - пообещала она. - Если вы сами попытаетесь, вас могут
заметить. На меня же никто не обратит внимания.
- Хорошо, - сказал я, презирая себя за то, что позволяю ей выполнить
эту грязную работу. - Я не просто собираюсь переждать на реке. Я
предполагаю удрать - и побыстрее. Не потому, что я кого-то убил, а совсем
по другой причине. Честнее всего, наверное, было бы сдаться властям,
однако я, к сожалению, обнаруживаю в себе задатки труса. Сдаться я могу
всегда - и, может быть, со временем так и сделаю.
Кэти взглянула на меня - с испугом, за который я не взялся бы ее
порицать. И, вероятно, с несколько меньшим уважением, чем вначале.
- Если вы собираетесь бежать, - сказала она, - вам лучше отправиться
прямо сейчас.
- Еще одно, - проговорил я.
- Да?
- Если вам удастся забрать конверт, не заглядывайте в него. Не
читайте.
- Ничего не понимаю.
- А я не понимаю, зачем вы взялись предупреждать меня.
- Я вам уже объяснила. По крайней мере, могли бы сказать спасибо.
- Разумеется, - сказал я.
Она начала взбираться на берег.
- Счастливого пути, - пожелала она. - Конверт ваш я заберу.

10
С наступлением ночи исчезла необходимость пробираться под прикрытием
берега - теперь я мог выгрести на стрежень, где течение должно было мне
помочь. Вниз по течению располагались два города, но оба лежали на
противоположном берегу, отделенные от реки широкой полосой болотистой
низины; над водой я мог видеть их огни.
Я беспокоился за Кэти. У меня не было ни малейшего права пользоваться
ее помощью, и, позволив ей впутаться в эту очень грязную историю, я теперь
чувствовал себя изрядным подлецом. Но она пришла предупредить меня,
сделалась моей союзницей - и единственным человеком, оказавшимся под
рукой. Больше того, она, похоже, оказалась единственной, кому я мог
доверять. Все шансы за то, успокаивал я себя, что Кэти успешно справится с
этим делом; а мне казалось важным, необычайно важным, чтобы конверт не
попал в руки тех, кто мог предать его содержимое гласности.
Надо было как можно скорее связаться с Филипом и предупредить его о
том, что происходит. Вдвоем мы могли сообразить, что лучше предпринять. Я
хотел, чтобы между мной и Пайлот-Нобом пролегло как можно большее
расстояние - достаточное, чтобы телефонный звонок не вызвал подозрений.
И я это расстояние увеличивал. Течение и само по себе было быстрым, а
я еще и помогал ему, без устали орудуя гребком.
Каноэ удалялось от Пайлот-Ноба, а я тем временем продолжал размышлять
о событиях прошлой ночи и обнаружении трупа Джастина Болларда. И чем
больше я думал об этом, тем больше убеждался, что Боллард отнюдь не мертв.
У меня не было сомнений в том, что ночью на меня напала та самая троица,
которая подпирала стенку на школьном вечере. Они похвалялись заданной мне
трепкой, а потом исчезли - но куда и как? Однако, куда бы и как они ни
пропали, что может быть проще, чем, воспользовавшись их отсутствием,
подбросить тело - и тем самым запутать меня в сетях закона, а может быть,
и подстроить суд Линча? [Суд Линча - акт практики самоконституированного
суда, без соблюдения законной процедуры выносящего смертный приговор и на
месте приводящего его в исполнение, причем за преступление лишь
предполагаемое. По всей видимости, назван так по имени Чарлза Линза (умер
в 1796 году), американского плантатора и мирового судьи,
председательствовавшего в Вирджинии на внезаконных судилищах над тори
(т.е. сторонниками англичан) во время Войны за независимость.] А если
версия Кэти справедлива, то именно таковы были намерения толпы, пока ее не
остановил Джордж Дункан. Раз уж они способны сотворить из себя или из той
энергии, что была их сутью, дом, автомобиль на козлах, поленницу, двух
человек, обильный ужин и кувшин доброго кукурузного виски, значит, они
могут сотворить все что угодно. А уж окоченелый труп для них и вовсе
пустяк. Они могут применить свои способности и для того, чтобы оттянуть
возвращение трех исчезнувших молодчиков - до тех пор, покуда возвращение
этих шалопаев не перестанет препятствовать осуществлению их целей. Это
был, разумеется, безумный способ действий, достижение результата
косвенным, окольным путем, - но не более безумный, чем убийство при
посредстве бесследно исчезающего автомобиля или тот странный и сложный
план, с помощью которого они завели свою потенциальную жертву в змеиное
логово.
Я надеялся вскоре добраться до какого-нибудь прибрежного городка, где
можно найти телефон-автомат и позвонить. Правда, о моем бегстве уже могли
известить всю округу, но вряд ли шерифу придет в голову, что я стану
спускаться по реке. Если, конечно, им не удалось задержать Кэти. Я изо
всех сил старался отогнать эту мысль, но она неизменно возвращалась.
Впрочем, я мог надеяться привести в исполнение свой план даже в том
случае, если полиция всех близлежащих городов поднята на ноги. Но что
предпринять потом, после телефонного разговора? Сдаться властям? Но
принять такое решение всегда успеется. Я понимал, что могу сперва сдаться,
а уже потом звонить Филипу - но в этом случае разговор будут слушать и
полицейские, содержание его будет, таким образом, разглашено, а
предпринять после этого мне уже ничего не удастся.
События разворачивались далеко не лучшим образом, и я чувствовал себя
виноватым, поскольку, при всем желании, не мог найти никакого
удовлетворительного решения.
Хотя ночь и сгустилась уже окончательно, однако над рекой было
все-таки чуточку светлее. С берега доносились отдаленное мычание коров и
собачий лай. Вокруг меня продолжала свой вечный разговор вода, по временам
всплескивала рыба, оставляя на поверхности расходящиеся концентрические
круги. Я словно двигался по обширной равнине: темные, лесистые берега и
отдаленные холмы казались лишь тенями, лежащими по ее краям. И каким
мирным оно казалось - это королевство воды и теней! Странно, однако
посреди реки я чувствовал себя в безопасности. Лучше всего это можно было
бы определить как обособленность. Я находился как бы в центре крохотной
вселенной, простиравшегося во все стороны ничейного мира. Разносившиеся
над водой звуки - собачий лай, мычание коров - скорее подчеркивали, чем
разрушали это чувство обособленности.
И тут обособленность кончилась. Поверхность реки предо мной
вспучилась горбом, я принялся яростно грести, пытаясь увести каноэ в
сторону, а из глубины стала стремительно возноситься чернота - ярды и ярды
мрака, омываемого набегающей водой.
Колонна тьмы взвилась ввысь - гигантская, длинная, извивающаяся шея,
увенчанная кошмарной головой. Взмыв вверх, эта шея изогнулась грациозной
дугой, так что голова оказалась как раз надо мной; словно зачарованный,
глядел я в красные, подобно драгоценным камням сверкавшие в отраженном от
воды слабом свете глаза чудовища. Раздвоенный язык трепетал в воздухе,
потом раскрылась пасть, и я увидел зубы.
Погрузив гребок в воду, я отчаянным усилием послал каноэ вперед,
ощутив на шее горячее дыхание бестии - нацелившаяся голова промахнулась на
каких-нибудь несколько дюймов.
Оглянувшись через плечо, я увидел, что чудовище вновь примеривается,
готовясь к броску, и понял, что на этот раз увернуться окажется труднее.
Один раз мне удалось обмануть эту тварь, но сомнительно, чтобы такое
получилось дважды. Берег был слишком далек и недосягаем, и единственное,
что мне оставалось, - это попытаться увернуться и удирать. На мгновение у
меня мелькнула мысль оставить каноэ, однако я был неважным пловцом, и это
речное чудовище легко могло схватить меня в воде.
Теперь оно выжидало. Ему не было нужды торопиться. Оно знало, что
заполучило меня, и на этот раз не хотело рисковать промахнуться. Оно
двинулось ко мне - складки рассекаемой воды образовали за ним аккуратное
V, длинная шея была напряженно изогнута, пасть открыта, и в звездном свете
сверкали клыки.
Я резко повернул каноэ, надеясь сбить его с толку и заставить
приготовиться к новой попытке.
При повороте каноэ накренилось, и что-то со стуком покатилось по
днищу.
Услышав этот звук, я понял, что надо делать, - пусть это будет
бессмысленно, нелогично, даже чертовски глупо, однако выбора у меня не
было, а время стремительно таяло. Я не питал особых надежд на то, что
осуществить задуманное удастся - собственно, это был даже не замысел, а
просто инстинктивная реакция, - и уж тем более не имел представления, что
делать дальше, если мне повезет. Но я должен был попробовать. Скорее всего
потому, что никакой другой идеи мне в голову не пришло.
Ударом гребка я развернул каноэ, чтобы оказаться с тварью лицом к
лицу. Потом протянул руку, взял удочку и встал в рост. Вообще-то каноэ не
относится к числу устойчивых судов, так что стоять в них не рекомендуется,
но мое оказалось исключением из правила, да к тому же я немало
напрактиковался в этом фокусе за день.
На удочке у меня была тяжелая окуневая снасть с тремя рядами крючков
- может быть, даже излишне тяжелая для удачной рыбалки.
Тварь была совсем рядом и уже разинула пасть, когда я отвел удилище
назад, прицелился и размахнулся изо всех сил.
В каком-то остолбенении я смотрел, как взметнулась снасть, сверкнув
металлом в отраженном водой звездном свете, и как влетела она в эту
разверстую пасть. Какую-то долю секунды я выжидал, потом рванул удочку на
себя и продолжал равномерно тянуть, чтобы все крючки впились как следует.
Я почувствовал, что засели они прочно, - и чудовище оказалось пойманным на
крючок.
Я не думал, как поступать дальше. Представления не имел, что мне
делать с пойманным на удочку монстром. Скорее всего, мне и поймать-то его
удалось как раз потому, что я ни о чем подобном не задумывался.
Но теперь, когда оно висело у меня на крючке, я сделал единственно
возможное - быстро присел на корточки и покрепче ухватился за удилище.
Голова чудовища резко дернулась назад, возносясь в небо, и катушка запела
под убегающей лесой.
Я снова дернул удочку, чтобы крючки засели еще глубже, а на воде
передо мной поднялась тем временем большая волна. Могучее тело стало
вздыматься из воды все выше и выше, и мне казалось, что оно не кончится
никогда. Голова на длинной шее металась взад и вперед, удилище дико
дергалось, а я вцепился в него, как утопающий в соломинку, сам не понимая,
почему. И при этом твердо знал, что мне совершенно ни к чему та рыба,
которую я выловил.
Каноэ подпрыгивало и ныряло на волнах, поднятых движениями монстра, а
я, скорчившись, вжимался в него, упираясь локтями в планшир и стараясь
удержать центр тяжести как можно ниже, чтобы не дать суденышку
опрокинуться. И вот каноэ все быстрее и быстрее помчалось вниз по течению,
увлекаемое спасающейся бегством тварью.
Все это время я продолжал вцепляться в удочку. Я мог бы выпустить ее
из рук и позволить чудовищу скрыться, но вместо этого все крепче сжимал
удилище, а когда каноэ пришло в движение, издал упоенный торжествующий
вопль. Эта тварь преследовала меня, считая своей добычей, но сама
оказалась пойманной и, обращенная мною в бегство, панически удирала
теперь, страдая от невыносимой боли.
Существо продолжало нестись вниз по реке, натянутая леса дрожала,
каноэ мчалось вперед, а я орал, как шутовской ковбой на спине брыкающейся
лошади. На мгновение я даже забыл, что происходит и что к этому привело.
Это была дикая гонка сквозь ночь по речному миру, предо мною дергалась и
корчилась тварь - временами над поверхностью выступала зубчатая гряда
плавника на горбатой спине и тут же вновь скрывалась во вспененной воде.
Внезапно натяжение лески ослабло, а существо исчезло. Я остался один
посреди реки, скорчившись в пляшущем на волнах каноэ. Когда волнение
улеглось, я сел и принялся сматывать - леску. Мне пришлось изрядно
покрутить катушку, прежде чем поводок с крючками перевалился наконец через
борт и устроился на своем месте у конца удилища. Я очень удивился при виде
снасти - мне казалось, что леска оборвалась и чудовище удрало, унося ее с
собой. Но теперь стало очевидно, что тварь попросту исчезла, - крючки
должны были глубоко впиться в ее плоть и могли освободиться лишь в том
единственном случае, если существо растворилось без следа.
Каноэ свободно плыло по течению; я нагнулся и подобрал гребок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25