Получив утвердительный ответ, он тут же спрыгнул с седла. Однако Гарнаш мог бы и не задавать этот вопрос, во дворе бездельничали два десятка молодцов, выглядевших и одетых, как солдаты. Нетрудно было догадаться, что это были люди маркиза, — все, что осталось от небольшого войска, последовавшего на войну за молодым сеньором из Кондильяка три года тому назад.
Гарнаш распорядился, чтобы присмотрели за лошадьми, и велел Рабеку обедать в общей комнате. Затем в сопровождении хозяина парижанин поднялся по лестнице.
Хозяин провел его к лучшим апартаментам гостиницы, повернул ручку двери и, распахнув ее настежь, встал в сторону, давая проход господину Гарнашу.
Из комнаты доносились звуки борьбы, негромкий мужской смех и приглушенные протесты девушки.
— Позвольте мне уйти, месье! Пожалуйста, позвольте мне уйти. Кто-то идет.
— Ну и пусть, какая мне разница? — ответил мужской голос, казалось, давящийся от смеха.
Большими шагами Гарнаш прошел в комнату — просторную и хорошо обставленную, как и подобало лучшей комнате гостиницы «Черный Кабан»,
— и обнаружил накрытый для обеда стол, уставленный вкусно пахнущими, дымящимися блюдами, и постояльца, пренебрегшего кушаньями ради хорошенькой молоденькой служанки, чью талию он крепко обнимал. Но когда перед ним замаячила высокая фигура Гарнаша, он отпустил девушку и обратил недовольный взгляд на вошедшего.
— Черт побери, кто вы? — спросил он, и его удивленные карие глаза молниеносно оглядели незваного гостя, в то время как Гарнаш в тех же выражениях мысленно ответил на приветствие и молча разглядывал этого крепкого белокурого молодого человека с правильными чертами лица.
Девушка смутилась и пулей вылетела прочь из комнаты, ловко увернувшись от оплеухи хозяина, когда пробегала мимо него. Парижанин почувствовал в горле комок. Не эта ли «лихорадка» задержала господина маркиза в Ла-Рошете, пока мадемуазель Валери страдала в заточении в Кондильяке? По крайней мере, прошлой ночью в своих мучительных размышлениях Гарнаш был близок к истине, хотя вовсе не знал этого человека. Он обнаружил его в точности таким, каким рисовал себе: ветреным любителем легких наслаждений, не думающим ни о чем, кроме сиюминутных удовольствий.
Скривив губы, Гарнаш чопорно поклонился и сухим, официальным тоном произнес:
— Мое имя Мартин Мария Ригобер де Гарнаш. Я имею поручение ее величества освободить мадемуазель де Ла Воврэ из заключения, в котором ее содержит ваша мачеха.
Красивые брови Флоримона поползли вверх, и почти оскорбительная улыбка появилась на его лице.
— Если это так, месье, какого черта вы делаете здесь?
— Я здесь, месье, — ответил ему Гарнаш, откинув назад голову, и его ноздри затрепетали, — потому что вы не в Кондильяке.
Его голос был вызывающе резок. Несмотря на принятое прошлой ночью твердое решение сдерживать свой темперамент, самообладание вновь начало потихоньку покидать Гарнаша.
Маркиза покоробил его тон, и он еще раз осмотрел незваного гостя. И тот ему отчасти даже понравился, но лишь отчасти. Флоримон понял: если он хочет избежать неприятностей, то с этим вспыльчивым господином надо обращаться более почтительно. Он сделал рукой изящный жест в сторону стола, где посреди тарелок с дымящимися кушаньями стояли графины с вином.
— Не присоединитесь ли, месье? — спросил он, и теперь его слова звучали галантно. — Как я понимаю, вы прибыли сюда в поисках меня, и вам, видимо, есть что сообщить мне. Может быть, мы поговорим за столом. Я ненавижу обедать в одиночестве.
Голос и хорошие манеры молодого человека сразу смягчили раздражение Гарнаша, а аромат пищи обострил его и без того неплохой аппетит; кроме того, если ему и Флоримону предстояло быть союзниками, им не стоило бы начинать со ссоры.
Он поклонился уже менее чопорно, поблагодарив, положил в сторону шляпу, плащ и хлыст и сел за стол на то место, которое указал маркиз.
Гарнаш более внимательно пригляделся к Флоримону. Его лицо вызвало у парижанина безотчетную симпатию. Это было открытое и веселое лицо, очевидно, лицо сластолюбца, но честного, что существенно меняло дело. Он был одет во все черное, как и подобало человеку, оплакивающему своего отца, однако ткань камзола поражала своей роскошью, а широкий воротник из тонких кружев и шелковые манжеты делали его просто щегольским.
Пока они с аппетитом поглощали пищу, господин Гарнаш успел рассказать о своем путешествии из Парижа, об отношениях с Трессаном и последующих приключениях в Кондильяке. Он лишь мимоходом коснулся того, как с ним там обошлись, и с трудом смог мотивировать свое намерение вернуться в замок, разыгрывая странствующего рыцаря. Затем он перешел к рассказу о событиях прошлой ночи и о своем побеге. Это повествование маркиз выслушал с серьезным выражением лица, сохраняя спокойный и заинтересованный взгляд. Однако, когда Гарнаш закончил, на его чувственных губах заиграла улыбка.
— Письмо, полученное мною в Милане, подготовило меня к подобным неприятностям, — произнес он, и Гарнаш был изумлен беспечностью тона своего собеседника, равно как и тем, что он не изменил выражения своего лица, узнав, в каком бедственном положении находится мадемуазель. — Я догадывался, что моя красавица мачеха готовит мне какую-то подлость, иначе она не оставила бы меня в неведении относительно смерти моего отца. Но, честно говоря, месье, ваш рассказ превосходит самые смелые мой предположения. В этом деле вы вели себя в высшей степени благородно. Вы, кажется, проявили куда больше участия в освобождении мадемуазель де Ла Воврэ, чем королева могла бы требовать от вас.
И он многозначительно улыбнулся. Гарнаш откинулся в своем кресле и посмотрел на него с некоторым недоумением.
— Ваше легкомыслие, месье, поражает меня, — наконец произнес он.
— Ладно, ладно! — рассмеялся маркиз. — После всех ваших злоключений вы склонны видеть все пережитое в трагическом свете. Простите, если меня более поразила забавная сторона этой ситуации.
— Забавная сторона?! — Гарнаш чуть не задохнулся от возмущения.
Кровь ударила ему в голову так же внезапно, как прыгает разгоряченная гончая, спущенная с поводка. Он обрушил на стол свой сжатый кулак, зацепив при этом графин, который разлетелся на мелкие кусочки по полу. Гарнаш частенько вымещал свой гнев на столах, случайно оказавшихся поблизости.
— Месье, вам смешно? А как насчет бедной девочки, страдающей в заключении из-за своей верности обещанию, данному вам?
Это утверждение вряд ли было достаточно точным. Но оно оказало должное воздействие. Лицо маркиза сразу же сделалось серьезным.
— Месье, успокойтесь, прошу вас, — сказал он. — Я, очевидно, невольно чем-то задел вас. Но здесь мне не все ясно. Вы говорите, Валери страдает из-за обещания, данного мне? Что вы имеете в виду?
— Они держат ее в заточении, месье, потому что хотят выдать замуж за Мариуса, — ответил Гарнаш, отчаянно пытаясь сдержать свой гаев.
— Это понятно.
— Но, месье, разве остальное не очевидно? Она обручена с вами… — Он запнулся. А его собеседник буквально упал в кресло, корчась от хохота.
В висках Гарнаша опять зашумела кровь, пока он, стиснув зубы, наблюдал этот приступ веселья и ждал, когда маркиз успокоится.
Он так закатывался, что Гарнаш стал молить Бога, чтобы маркиз не задохнулся от приступов хохота, разносившегося, несомненно, по всей гостинице.
— Месье, — язвительно сказал Гарнаш, — есть такая пословица: смех без причины — признак дурачины. Не о вас ли она?
Тот на секунду посерьезнел, а затем вновь захохотал.
— Месье, месье, — ловя ртом воздух, повторял он, — вы меня доконаете! Ради Бога, не глядите так люто. Разве моя вина, что я не могу остановиться? Комизм всей этой истории невероятен. Три года вдали от дома, и вот надо же, оказывается, девушка все еще хранит тебе верность и держится за обещание, когда-то данное ею. Послушайте, месье, вы наверняка многое повидали на своем веку и должны согласиться: в этом есть нечто противоестественное и до нелепого смешное.
— Моя бедная маленькая Валери! — брызгал он слюной, пытаясь удержаться от смеха. — Неужели она еще ждет меня, неужели все еще считает своим женихом? И поэтому отказывает братцу Мариусу! Смертоубийство! Этого я не переживу!
— Что ж, вполне возможно, месье, — прохрипел Гарнаш.
Он поднялся и встал лицом к лицу с этим не в меру веселым малым. Щеки его были бледны, а глаза яростно сверкали.
— А-а? — у маркиза от изумления открылся рот, и он наконец пришел в себя и сообразил, что дело принимает серьезный оборот.
— Месье, — холодно произнес Гарнаш, — правильно ли я понял, что вы не намерены быть верным вашему слову и жениться на мадемуазель де Ла Воврэ?
Маркиз слегка покраснел. Он тоже поднялся и посмотрел в упор на своего гостя. Лицо его приобрело высокомерное выражение, а глаза смотрели повелительно.
— Я думал, месье, — с достоинством протянул он, — я думал, когда приглашал вас за свой стол, что вы намерены быть полезным мне, хотя не знаю, чем я заслужил эту честь. Но вместо этого вы, кажется, явились сюда оскорблять меня. Вы мой гость, месье. Я прошу вас удалиться, прежде чем меня выведут из себя вопросы о вещах, касающихся только меня одного.
Он был прав, а Гарнаш — нет. Он не имел права влезать в личные дела мадемуазель де Ла Воврэ. Но к тому времени Гарнаш уже потерял способность рассуждать, и, кроме того, он был не тот человек, который мог бы вынести чужое высокомерие, даже в самой вежливой форме. Он пристально посмотрел через стол на вспыхнувшее лицо Флоримона, и его губы дрогнули.
— Месье, — проговорил он, — я вполне понял, что вы хотите сказать. Мне достаточно полуслова, как другому — целой фразы. Вы, хотя и в учтивых выражениях, но фактически назвали меня наглецом, и мне это не нравится.
— Вот как! — усмехнувшись и пожав плечами, произнес маркиз. — Ну, если вы так негодуете… — Его улыбка и жест дополнили смысл сказанного.
— Именно так, месье, — ответил Гарнаш. — Но я не дерусь с больными.
Флоримон наморщил лоб и озадаченно взглянул на него.
— С больными? — переспросил он. — Месье, не кажется ли вам, что вы похожи на пьяницу, который думает, что все вокруг пьяны, кроме него?
Гарнаш смотрел на него во все глаза. Сомнение, зародившееся в начале их встречи, стало медленно обращаться в уверенность.
— Я не знаю, отчего вы столь невоздержанны на язык, не от лихорадки ли? .. — начал было он, но маркиз прервал его.
— Вы ошибаетесь! — закричал он. — Нет у меня никакой лихорадки.
— Но как понимать тогда ваше письмо в Кондильяк? — спросил Гарнаш, от изумления не зная, что и думать.
— Письмо? Клянусь, я никогда не писал, что у меня лихорадка.
— А я клянусь, что писали.
— Значит, вы обвиняете меня во лжи?
Но Гарнаш сделал жест, призывающий маркиза прекратить взаимные оскорбления. Очевидно, произошло какое-то недоразумение, и от этой мысли гнев его остыл. Сейчас его единственным желанием было скорее все прояснить.
— Нет-нет, — воскликнул он. — Я только пытаюсь установить истину.
Флоримон улыбнулся.
— Я мог написать, что нас задержала лихорадка, но никогда не говорил, что больной — это я.
— Кто тогда? Кто еще? — выпалил Гарнаш.
— Ну, теперь мне все ясно, месье! Лихорадка у моей жены.
— Вашей? .. — Гарнаш не поверил своим ушам.
— У моей жены, месье, — повторил маркиз. — Путешествие оказалось слишком утомительным для нее, да еще при такой спешке.
Наступило молчание. Гарнаш с тоской думал о бедной невинной девочке, хранившей верность и преданность своему жениху, который вернулся из Италии… с женой.
Пока он так стоял, а Флоримон с любопытством разглядывал его, дверь открылась, и появился хозяин гостиницы.
— Месье маркиз, — сказал он, — прибыли два господина, которые хотят видеть вас. Один из них — месье Мариус де Кондильяк.
— Мариус? — удивился маркиз и свел брови на переносице.
— Мариус? — выдохнул Гарнаш, а затем, осознав, что убийцы наступают ему на пятки, выбросил из головы все лишнее. Ему самому надо было свести с ними счеты. Время пришло. Он повернулся на каблуках и выпалил, прежде чем успел все обдумать:
— Просите их наверх.
Флоримон удивленно взглянул на него.
— О, конечно, если месье угодно, — попытался сыронизировать он.
Гарнаш взглянул на него, а затем вновь на хозяина, стоящего в нерешительности.
— Вы слышали? — жестко сказал он. — Просите их наверх.
— Хорошо, месье, — ответил хозяин, закрывая за собой дверь.
— Ваше вмешательство в мои дела становится и в самом деле забавным, месье, — язвительно сказал маркиз.
— Когда вы узнаете, с какой целью я вмешиваюсь, вам это, возможно, не покажется таким уж забавным, — последовал столь же язвительный ответ. — В нашем распоряжении несколько минут, месье. Слушайте, я расскажу вам, зачем они прибыли сюда.
Глава XXI. ПРИЗРАК ИЗ ШКАФА
Первой мыслью Гарнаша было то, что теперь Флоримон мог бы, вместо того чтобы спасать Валери от Мариуса, поддержать своего брата и принудить ее к браку с ним. Но он вовремя вспомнил о том, что из рассказов самой Валери о Флоримоне сам же сделал вывод о его порядочности, и отогнал прочь свои сомнения. И все же парижанин не желал рисковать; его делом было служить Валери, одной лишь Валери, и любой ценой добиться ее окончательного освобождения из плена Кондильяков. Для этого он должен использовать даже гнев Флоримона, позволив ему узнать, что Мариус приехал в Ла-Рошет с намерением убить своего сводного брата. Гарнаш кратко рассказал ему о заговоре, с радостью отметив, что лицо маркиза вспыхнуло от гнева.
— Что побудило их решиться на это преступление? — воскликнул он, разрываемый негодованием и сомнением.
— Их непомерное тщеславие и алчность. Мариус страстно желает получить земли мадемуазель де Ла Воврэ.
— Неужели ради этого он пойдет на убийство? Неужели правда все то, что вы сказали мне?
— Клянусь честью, это правда, — утвердительно отчеканил Гарнаш.
Мгновение Флоримон пристально разглядывал его. Спокойный взгляд этих голубых глаз и тон этого жесткого голоса рассеяли последние его сомнения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33