В булле, утверждавшей испанское владычество над Америкой, специально оговаривалась обязанность их католических величеств — Фердинанда и Изабеллы — всемерно способствовать обращению языческих племен Нового Света в истинную веру. Такое же условие было поставлено португальскому королю Мануэлу Счастливому, собравшемуся завоевывать Африку. Монархи, начертавшие крест на парусах и знаменах, получали благословение святейшего отца, щедрую финансовую поддержку ватиканской казны и ратификацию своих притязаний на захваченные земли. И вместе с солдатами на борт каравелл всходили миссионеры.
По-видимому, Александр VI был против того, чтобы выискивать врагов среди людей, признавших, хотя бы формально, власть римской церкви, но он отнюдь не мирился с тем, кто активно отвергал католицизм. Богемским еретикам — продолжателям дела Яна Гуса, вальденсам, пикардам, приверженцам разнообразных демонических культов, — всем им не за что было благодарить папу. Александр неизменно поддерживал и одобрял репрессии, которые обрушивали на них собственные государи, хотя сам никогда не пытался выступать в роли вдохновителя религиозной войны; столь возвышенные порывы были не в его характере. На всех этапах своей жизни и карьеры он оставался в душе скорее политиком, чем священнослужителем.
Книгопечатание в конце XV века делало лишь первые шаги, но Александр сумел оценить возможности и опасности нового изобретения. В булле от первого июня 1501 года он под угрозой отлучения воспрещает печатать сочинения, которые «противоречат добрым обычаям и католической вере или наносят иной вред благочестию». Любопытно, что в данном случае кара направлялась против издателя, а не автора. Сомнительная честь создания первого в Европе списка запрещенных книг — «Index Expurgatorius» note 12 — также принадлежит Александру.
В общем, насколько мы можем теперь судить, он относился к своему архипастырскому званию вполне серьезно, и приписывать ему безбожие нет никаких оснований. Истинный атеизм в средние века и в эпоху Возрождения был чрезвычайно редким явлением, в отличие от разнообразных сект и ересей. Очень трудно представить себе человека, способного всю жизнь, изо дня в день, играть труднейшую роль религиозного вождя миллионов верующих, не признавая при этом догматов церкви и тайно насмехаясь над собственным положением.
Родриго де Борджа, безусловно, всегда оставался христианином и католиком, но вера его была лишена фанатизма — а это было подозрительным недостатком в глазах современников.
Глава 7. РИМСКИЕ БАРОНЫ
Вытеснив Карла VIII из Италии, союзники приступили к наведению в стране прежнего государственного порядка. Предстояло восстановить трон Арагонского дома, и неудивительно, что Фердинанд и Изабелла пожелали внести в это свою лепту, выслав на помощь итальянцам войско под командованием знаменитого полководца Гонсало де Кордобы.
Высадившись в Калабрии в начале 1496 года, «великий капитан» соединился с отрядами папских гвардейцев и венецианцев, которыми предводительствовал Гонзага Мантуанский. Герцог Лодовико к этому времени счел за лучшее отделиться от Лиги — близость Милана к альпийским перевалам заставила его возобновить контакты с Францией. Но его двоюродный брат, Джованни Сфорца, с шестьюстами копейщиками находился в рядах папских войск, тем самым сглаживая впечатление от двусмысленных маневров кузена. Другим отрядом в 700 копий командовал молодой Жофре Борджа, именовавшийся отныне принцем Скуиллаче — титул он получил после свадьбы с донной Санчей Арагонской, юной особой королевского рода, но столь свободного нрава, что это вызывало нарекания даже при веселых и легкомысленных дворах итальянских владык.
Французы потеряли Неаполь так же быстро, как и захватили. Уже седьмого июля 1496 года Фердинанд II занял отеческий трон, а французский комендант д'Обиньи бесславно отбыл на родину.
Теперь у папы появилась возможность навести порядок в собственном доме и усмирить наконец мятежных аристократов, доставивших столько беспокойств и неприятностей. Первого июня консистория опубликовала буллу, объявившую вне закона Джентиле Орсини, Джанджордано Орсини и его сына Паоло, а также Бартоломео д'Альвиано. Земли и имущество перечисленных лиц, перешедших на сторону французов, подлежали конфискации в пользу церкви. Этот декрет необходимо было подкрепить военной силой, и герцог Гандийский получил приглашение срочно прибыть в Рим, чтобы возглавить экспедицию против Орсини. Он отплыл в Италию в начале августа, оставив в Гандии свою молодую жену Марию Энрикес, племянницу Изабеллы Испанской.
При въезде в Рим герцога и его свиту встретила кавалькада во главе с Чезаре, и оба брата, обменявшись приветствиями, направились в Ватикан.
Впоследствии распространился слух, что среди даров, которые привез с собой Джованни Борджа, был и особый сюрприз для папы — некая андалусийская красавица. Правда это или нет, сказать трудно — во всяком случае, в «Дневнике» Бурхарда на сей счет никаких упоминаний не имеется. Однако нельзя отрицать, что Александр был вполне способен по достоинству оценить подобный подарок. Но все же царственный прием, оказанный герцогу в Риме, объяснялся не личными, а государственными соображениями.
Непосредственное командование войсками святейшего престола папа поручил знаменитому кондотьеру Гуидобальдо Урбинскому. Молодому герцогу, формально разделявшему с ним пост главнокомандующего, предстояло на деле обучиться искусству войны под руководством признанного мастера. Двадцать пятого октября Джованни Борджа был торжественно провозглашен знаменосцем церкви, и в тот же день в соборе святого Петра состоялось освящение трех знамен — ватиканского, со скрещенными ключами и тиарой, и личных штандартов обоих полководцев. Два герцога — Гуидобальдо тоже носил этот титул — в полном вооружении, с белыми маршальскими жезлами в руках, склонив головы, приняли благословение святого отца.
На следующий день армия выступила из Рима. Поначалу военные действия складывались очень удачно для папских войск — в течение нескольких недель им сдались одно за другим десять вражеских укреплений. Но три последние крепости рода Орсини: Браччано, Тревиньяно и Ангуиллара — неожиданно оказали упорное сопротивление. Особенно ожесточенные бои разгорелись на подступах к Браччано — там оборонялся гарнизон под командованием отважного молодого воина, лихого кавалериста Бартоломео д'Альвиано.
Приближалась зима. Война затягивалась, постепенно принимая позиционный характер. Утрата инициативы всегда губительна для нападающей стороны — это фундаментальное положение военной теории подтвердилось в очередной раз. На помощь Орсини пришел Вителлоццо Вителли, тиран Читта-ди-Кастелло, вскоре к нему присоединился Бальони из Перуджи, затем сторонники делла Ровере — словом, постепенно зашевелились все враги Александра VI. Вдохновленные отвагой защитников осажденных крепостей, они начали стягивать войска. Но семейства Колонна и Савелли сохранили верность святейшему престолу, поскольку и сами имели кое-какие претензии к семейству Орсини.
Овладев Тревиньяно, почти вся папская армия сосредоточилась вокруг Браччано, полностью отрезав крепость от внешнего мира. Защитники голодали, и Бартоломео уже подумывал о капитуляции, как вдруг на далеких холмах появились всадники, и ветер принес звуки боевых труб — к осажденным спешили отряды Вителли и Карло Орсини. После короткой схватки союзники опрокинули войска Борджа и обратили их в бегство; Гуидобальдо, пытавшийся остановить своих солдат и организовать отпор, попал в руки врагов. Герцог Гандийский, раненный в голову, с трудом избежав плена, ускакал в Ронсильоне. С ним остались лишь Фабрицио Колонна и папский легат, кардинал Лунате.
Так бесславно закончилась кампания, начатая двумя месяцами раньше в столь выгодных условиях. Однако практический результат был не так уж плох. На долю Джованни Борджа выпал позор поражения, меж тем как папа оказывался в выигрыше — ценой единственной проигранной битвы он получил одиннадцать крепостей. Конечно, Орсини надеялись — и пытались — развить успех, но Александр окончательно лишил их шансов на стратегический перевес, призвав на помощь Гонсало де Кордобу, благо испанская армия еще стояла между Неаполем и Римом. После нескольких стычек испанцы рассеяли отряды Орсини, а вскоре пала последняя цитадель — крепость Остия, которую обороняли сторонники кардинала делла Ровере. Гонсало с триумфом въехал в Рим, ведя за собой в цепях коменданта гарнизона Остии и его офицеров.
Итак, Александр VI победил в борьбе, хотя и вел ее чужими руками. Убедившись, что военное и политическое могущество его противников окончательно подорвано, папа не стал судить и казнить побежденных — как мы уже говорили, он не был ни жесток, ни кровожаден. К тому же полная ликвидация одного из знатнейших родов была бы только на руку остальным римским баронам, а усиливать их позиции никоим образом не входило в расчеты Ватикана. В итоге Орсини остались на свободе и даже получили обратно захваченные у них города; правда, за эту любезность им пришлось внести в папское казначейство 50000 дукатов.
Вскоре после окончания междоусобицы Рим взволновало удивительное событие, которое вполне заслуживает названия скандала в святейшем семействе. Речь идет о бегстве мужа Лукреции — Джованни Сфорца. Однажды ночью, в апреле 1497 года, он вскочил в седло и, опустив капюшон плаща, пришпорил коня. Видимо, сильнейший страх всю дорогу не отпускал Джованни — он мчался, не останавливаясь, до своего родового владения Пезаро, и его арабский скакун пал на городской площади.
Что же произошло в Риме? Прежде всего надо отметить, что брак Лукреции и Джованни не принадлежал к числу счастливых. Согласия между супругами не было, и Лукреция не раз повторяла, что собственный муж для нее — «неподходящая компания». Что при этом имела в виду дочь Александра VI, сказать трудно, но, во всяком случае, семейные неурядицы едва ли могли стать причиной столь поспешного бегства. Возможно, ключ к разгадке дает история, изложенная Альмеричи в «Воспоминаниях о Пезаро».
Однажды вечером, когда Джакомино, дворецкий и доверенный слуга Джованни Сфорца, находился в покоях донны Лукреции, в комнату вошел Чезаре Борджа. Не заметив сидевшего за ширмами Джакомино, кардинал заговорил с сестрой, заметив, межлу прочим, что уже отдан приказ об убийстве ее мужа. «Ты все слышал?» — спросила Лукреция после ухода кардинала. Побледневший Джакомино лишь молча кивнул головой, и она приказала ему немедля предупредить Джованни…
Этот рассказ выглядит очень правдоподобно — куда правдоподобнее, чем выводы, сделанные на его основе.
Можно не сомневаться, что Борджа — отец и сын — действительно хотели избавиться от Джованни Сфорца. Честолюбивый и не блиставший никакими талантами, он нисколько не привлекал Александра VI в качестве зятя, а союз с герцогом Лодовико Сфорца в начале 1497 года казался уже не насущной необходимостью, а досадным пережитком. Изворотливый ум папы прозревал в будущем новые комбинации, важным элементом которых мог стать очередной династический брак. Но Джованни и Джоффредо уже получили жен королевской крови, а Чезаре — кардинал; он может завести себе хоть дюжину любовниц, однако никакого политического эффекта из этого извлечь невозможно. Другое дело Лукреция. Правда, она обвенчана со смазливым ничтожеством Джованни Сфорца, но кто, как не римский папа, наделен правом расторгнуть любой брак в католическом мире? Чувства дочери Александр или не принимал во внимание, или полагал, что она будет только рада избавиться от нелюбимого мужа.
Гораздо труднее поверить в реальность подготовки убийства Джованни. Во-первых, такой шаг сделал бы Лодовико Моро непримиримым врагом Борджа — герцог и сам знал толк во внезапных кончинах родственников, и, конечно, сумел бы правильно истолковать известие о скоропостижной смерти своего кузена в Риме. А во-вторых, невозможно понять, зачем, планируя покушение, сообщать об этом жене будущей жертвы. Не надо быть провидцем, чтобы предугадать, как в таком случае поведет себя женщина, пусть она и не слишком горячо любит своего мужа. Но ведь даже враги Борджа не ставили им в упрек глупость или нерасчетливость.
Скорее всего, история, приведенная Альмеричи, отображает нехитрую инсценировку, разыгранную Борджа — отцом, сыном и дочерью, — чтобы удалить из Рима молодого Сфорца. Джованни остался жив, поскольку никто и не собирался его убивать. Неизвестно, была ли Лукреция в сговоре с братом или приняла все сказанное им за чистую монету; последний вариант выглядит более правдоподобным. Идея и распределение ролей в этой маленькой драме наверняка принадлежали Александру. И надо признать, проделка удалась блестяще: Чезаре добросовестно произнес свой монолог, Лукреция отреагировала именно так, как надо, а подвернувшийся очень кстати Джакомино поверил всему, что услышал. Обман, таким образом, приобрел еще большую убедительность, и вот уже перепуганный насмерть Джованни Сфорца вскакивает в седло…
В начале июня Лукреция покинула дворец в Ватикане и поселилась в монастыре св. Сикста на Аппиевой дороге. Этот поступок вызвал самые разнообразные толки, но все они сходились в одном: между членами семейства Борджа пробежала черная кошка.
Папа, недовольный разладом с дочерью, перенес внимание на сыновей, осыпав их новыми почестями и богатствами. Обратив Беневентский лен в герцогство, он передал его, вместе с городками Террачиной и Понтекорво, «в вечное и наследуемое владение» герцогу Гандийскому. Кроме того, Джованни Борджа был назначен наместником Витербо и управителем земельного надела, принадлежащего приходу св. Петра — второй из этих постов пришлось срочно отобрать у кардинала Фарнезе, который, естественно, не возражал.
Чезаре к тому времени заслуженно считался одним из богатейших священнослужителей христианского мира;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41