Его плану сочувствуют только Страйкер и Девис. Все другие против них, а Гомес даже смеется над страхом перед краснокожими и находит, что гораздо страшнее белые, так как большинство имеет все причины больше бояться цивилизованных людей, чем так называемых дикарей. В конце концов все решают разделиться. Они могут потом встретиться в Сантьяго, если захотят, а может быть, и никогда больше не встретятся, если не приведет к тому счастливый и несчастный случай. Каждый из них при деньгах и поэтому независим.
LVI. Четверо претендентов
После того как разбойники окончательно определились насчет своего путешествия, большинство уже готовых к дороге стояли в нерешительности.
Лакроссу поручено взойти на скалу и осмотреть местность. Четверо испанцев выразили желание остаться здесь еще немного, а трое англичан еще вообще не говорили, когда отправятся.
Они о чем-то шептались, но глаза их так горели, особенно у Блью, что нетрудно догадаться о предмете разговора. Речь явно шла о женщинах.
По-прежнему никто не двинулся с места.
Нужно решить еще один вопрос, для большинства не имеющий значения, для двоих же крайне важный.
Речь идет о пленных женщинах. Как поступить с ними? Они находятся в гроте, за куском парусины. Завтрак им подали, но они не прикоснулись к нему.
Теперь настало время решить, что с ними делать.
Это деликатный вопрос. Его труднее решить, чем с золотом. До сих пор все считали, что двое претендуют на них. Справедливо это было или нет, над этим не задумывались, и это не оспаривалось.
Гомес и Хернандес были вершителями всего дела, а все остальные - их помощники, люди, не способные слишком увлекаться любовью, мало думавшие о женщинах, или считавшие обладание ими делом второстепенным.
Но теперь, в последний час, стало известно, что еще двое претендуют на них. Эти двое, очевидно, приняли твердое решение. Они не спускают глаз с грота, где находятся девушки.
Наконец, вопрос поднят. Джек Страйкер, сиднейский каторжник, не расположен к сентиментальности и не любит долго ходить вокруг да около. Он вдруг выпаливает так громко, что все его слышат:
- Эй, товарищи, а с женщинами что мы будем делать?
- С ними? - отвечает Гомес небрежным тоном, притворяясь равнодушным. - Вам с ними нечего делать. На их счет не беспокойтесь. Они отправятся с нами, с Хернандесом и со мною.
- Отправятся? Неужели? - резко спрашивает бывший помощник капитана.
- Разумеется, - ответил Гомес.
- Не понимаю, почему это разумеется, - возразил Блью. - И больше того, я скажу вам - они не пойдут с вами, по крайней мере, так легко, как вы себе представляете.
- Что вы хотите сказать, Блью? - спросил испанец с явным озлоблением.
- Вы меня не испугаете, Хиль Гомес, будьте похладнокровнее. Выслушайте меня хорошенько, и все поймете. Ни вы, ни Хернандес не имеете на них больше права, чем остальные. Как было с золотом, так надо и с ними. Мы не можем, конечно, делить их, как деньги, но это не причина, чтобы двое взяли их себе, когда есть еще два охотника. Вот я хочу одну из них.
- А я - другую, - вставил Девис.
- Да, - продолжал Блью, - я хоть и постарше вас, господин Гомес, и не такой красивый барин, а и мне может полюбиться хорошенькое личико. Мне по душе пришлась та, у которой черепаховые волосы, и я не собираюсь уступать ее вам так легко, как бы вам этого хотелось.
- Я очень рад, Блью, что это рыжая, - сказал Девис. - Мне нравится черная, и между нами не будет недоразумений.
- Отлично, - решает Страйкер, - так как я первый предложил этот вопрос, я думаю, мне можно будет высказать свое мнение.
Никто не возражал, и он продолжил:
- Никто не имеет права на этих девушек, и никто не будет иметь. На этот счет Блью прав. Прав и Билл, а ежели дело дошло до ссоры, то надо решать дело по чести.
- Незачем распространяться, - решительно прервал его Гомес. - Я в этом деле не допускаю никаких споров, а если вы настаиваете, то есть только один способ уладить его. Прежде всего я хочу сказать несколько слов в объяснение. Одна из этих барышень - моя возлюбленная, и была ею прежде, чем я узнал кого-либо из вас. Хернандес может то же сказать про другую. Я могу даже прибавить, что они обручены с нами.
- Это ложь! - вскричал Блью, глядя прямо в лицо обманщику, - ложь, Хиль Гомес, порождение твоего черного сердца!
- Довольно! - вскричал Гомес, весь красный от бешенства. - Человек, назвавший Франка Лару лжецом, не будет жить дольше.
- Франк Лара, или как там ты себя ни назови, - я еще доживу до того, пока ты будешь в земле, или, вернее, будешь над землей висеть в петле. Со мною не шути. Я сам стреляю не хуже тебя.
- Стой! - закричал Страйкер, заметив, что бывший Гомес, теперь Лара, вытащил пистолет. - Долой оружие! Ежели драка, то честная. Но прежде Джек Страйкер хочет сказать еще словечко.
И, говоря это, он разделил противников, став между ними.
- Да, честная драка! - раздаются голоса среди столпившихся разбойников.
- Слушайте, товарищи, - продолжает Джек Страйкер, - какой толк проливать кровь и, может быть, убивать друг друга. Послушайте моего совета, решите дело мирно. Может статься, вы и споетесь, услышав мое предложение, которое, по-моему, всех помирит.
- Что такое, Джек? - раздаются голоса.
- Чем драться из-за девчонок, лучше заплатить.
- Как заплатить?
- Как? Да ведь у всех равные доли золота. Кому нужна девушка - плати за нее. Желающих четверо, по паре на каждую. Хотят драться - деритесь, пожалуйста. Только тот, кто берет девушку, должен выплатить за нее, скажем так, хоть по кружке золота.
- Справедливо, - поддержал Стряпка.
- Согласен, - сказал Блью.
- Согласен и я, - сказал Девис.
Лара молчит и пренебрежительно встряхивает головой. Хернандес тоже. Оба не решаются возражать против предложения.
- Еще что-то скажешь? - спросил Старина, обращаясь к Страйкеру.
- Да только то, что жили мы все мирно, надо бы и расстаться так же. С женщинами всегда беда. Можно было бы уладить дело мирным путем.
- Как?
- Да пусть бы выбрали сами барышни. Пусть каждая сама решит, кто ей больше нравится. Не будет тогда ни ссор, ни драки. Так оно и делается в австралийских лесах.
- Согласен, - сказал Блью. - Я не так молод и красив, как Гомес, но хочу попробовать. А если та, которую я желаю, выберет не меня, я даю слово, что откажусь от нее и не буду драться. Дай ей Бог счастья.
- Ловко, Блью рассудил честно. Мы все за тебя, - слышится кругом.
- И я, - говорит Девис, - как и Блью, отказываюсь от девушки, если она выберет не меня.
Все взоры теперь обращены на двух остальных. Первый заговорил Лара. В глазах его горит гнев:
- Проклятие! - восклицает он. - Я уж слишком терпеливо слушал ваши разговоры. Особенно ваши, Страйкер. Что нам за дело до австралийских лесов и до их обычаев? У меня вот способ решать спор, - он указывает на пистолет и на шпагу. - То или другое. Можете выбирать, Блью.
- Я готов, - ответил Блью. - На чем вам угодно. Пожалуй, лучше на пистолетах.
- Готовьтесь живее.
- А я должен драться с вами, - обращается Девис к Хернандесу. - На чем прикажете: на ножах, или пистолетах, или на индейских топорах?
Хернандес попятился назад. Ему хотелось бы лучше избежать битвы.
- Билл, - останавливает Страйкер, - не все сразу. Сначала пусть кончат Блью и Гомес, а уже потом и вы.
Хернандес очень доволен решением Страйкера. Он не ожидал, что дело зайдет так далеко, и готов лучше отказаться от возлюбленной.
Все поддерживают решение Страйкера. Каждый понимает, что поединок будет смертельный. Довольно взглянуть на грозный вид и вызывающую позу противников. Если не обоим, то уж одному из них наверно суждено почить вечным сном на этом пустынном берегу.
LVII. Поединок откладывается
Приготовления к поединку недолги. В подобный условиях и среди такого сорта противников не соблюдаются формальности. Ими руководит первобытный закон чести, одинаковый для разбойников всего земного шара.
Секундантами являются все присутствующие, из которых каждый делает свое дело. Один отмеривает расстояние, другой осматривает пистолеты. Решено стреляться на четырехствольных револьверах Кольта.
Сперва должны стрелять с двенадцати шагов. Если при первом выстреле будет промах, противники сходятся на такое расстояние, на какое пожелают. Если ни тот, ни другой не будут ранены, поединок продолжается холодным оружием.
Узницы и не представляют себе того, что происходит. Им даже не снится, что рядом с ними готова разыграться кровавая драма, и что их судьба зависит от развязки.
Противники заняли свои места на расстоянии двенадцати шагов друг от друга.
Блью скинул матроску и засучил рукава, причем обнаружил целый ряд татуировок, изображающих звезды, полумесяцы, скрещенные якоря, женские фигуры - целую галерею из матросского быта. Видны при этом мускулы, похожие на канаты. Такие руки обещают хорошо справиться с тесаком. А если такие пальцы схватят противника за горло, его конец неминуем.
Но и Франциско Лара - серьезный противник. Он сбросил свой красный плащ и широкополую шляпу. Рукава он не засучивает. Бархатный пиджак не мешает ему.
Он сидит на нем как влитой, подчеркивая стройный стан.
Присутствующие затаили дыхание и переводят взгляд с одного на другого.
Страйкер должен подать знак к началу дуэли и потому стоит посредине, готовясь сделать это.
Вокруг мертвая тишина - затишье перед бурей. Слышно только, как приливают волны, как гудят буруны, да время от времени раздается резкий крик чайки.
Страйкер уже готов произнести нужное слово, как со скалы доносится голос Лакросса:
- Эй, друзья, ведь это остров! Мы на острове!
Во время лесного пожара и наводнения в диких степях обитатели стараются спастись в таком месте, которое защищено от неумолимого бедствия. Часто тут рядом с кровожадным волком стоит робкий олень: перед лицом грозящей обоим опасности они одинаково дрожат от страха. Хищники становятся так же смиренны, как и их жертвы. Экипаж "Кондора" представлял именно такую картину в данный момент.
Услышав слова Лакросса, разбойники сначала были удивлены. Потом удивление сменилось таким сильным страхом, что поединок тотчас был приостановлен.
"Мы на острове" - эти слова заключали в себе что-то до того страшное, что все бросились на вершину утеса, где стоял Лакросс.
Там перед ними предстала страшная истина. Пролив в несколько миль шириной тянется между ними и землей. А остров представляет каменистый кряж, омываемый водой. У него отвесные бока, и он тянется в виде плоскогорья, параллельно материку, по-видимому, совершенно бесплодный, быть может, даже не имеющий источника.
Это последнее соображение, вместе с мыслью о том, что лодки нет, превращает первоначальное впечатление страха в чувство сознательного ужаса.
Люди рассыпались во все стороны, осмотрели остров и, когда собрались вместе, каждый дал отчет.
Леса нет, только жидкий кустарник. Воды, кроме моря, никакой: ни ручья, ни речки, ни озера. Животные - только змеи, скорпионы и ящерицы, да птицы, с криком проносящиеся над головами людей, как бы торжествующие, что те попали в западню. Положение безвыходное. Все понимают это. Им не нужно объяснять, что значит попасть на пустынный берег. Есть такие, которые уже испытали нечто подобное, и их память хранит перенесенные страдания. Всем понятно, что жизнь их в такой же опасности, как если бы этот кусок земли находился не в трех, а в тысяче миль от берега, среди Великого океана.
Дорого дали бы они теперь, чтобы быть на шхуне, обреченной ими на гибель.
Едва ли поединок состоится когда-либо. Соперники, может быть, таят еще гнев друг против друга в душе, но не высказывают его.
Иньеса Альварес и Кармен Монтихо с этого момента в безопасности, как если бы они гуляли по улицам Кадиса. Зато им, как и другим, грозит голодная смерть.
Бывших матросов "Кондора" ожидает такая же участь, как и тех, кого они оставили на шхуне.
Не удивительно, что им представляется, что здесь действует рука Божия.
Но неужели Бог допустит, чтобы невинные страдали вместе с виновными? Надо надеяться, что этого не будет.
LVIII. Бесконечная пытка
- Пресвятая Дева, смилуйся над нами!
Этот возглас мольбы вырывается из уст дона Грегорио Монтихо в рубке "Кондора".
Уже несколько дней прошло с тех пор, как бежал экипаж, а шхуна все мчится на всех парусах к юго-западу.
Обреченные на гибель жертвы в том же положении: негр на лавке в камбузе, капитан с пассажиром друг против друга за столом в рубке, крепко привязанные к креслам.
Они очень изменились внешне. Дон Грегорио и Лантанас уже пять суток сидят в одном положении, без воды и без пищи.
Они напоминают живые скелеты с глубоко провалившимися глазами.
Если развязать веревки, удерживающие их, они тотчас упадут на пол. Раньше они перебрасывались кое-какими словами о своем отчаянном положении, теперь молчат.
Они еще верят в спасение, но с каждым часом безнадежность овладевает ими все сильнее и сильнее...
Иногда до их слуха доносились крики повара, который, как они догадывались, тоже был привязан. Они пробовали вступать с ним в разговор и кричали ему. Но вскоре убедились, что это напрасно. Он если и слышал их, то не мог ответить.
Несчастные уже не имеют сил кричать. Их давно покинула надежда развязать веревки, и они перестали говорить друг с другом.
Лантанас был в полной апатии и сидел, опустив голову на грудь. Дон Грегорио держал, или, по крайней мере, старался держать голову прямо. В открытые окна рубки видно море.
Он не спускает с него глаз, все еще надеясь увидеть там что-то. Но видны только белые, пенистые гребни, да время от времени на синей поверхности плещутся, играя, морские свинки.
Только один раз он заметил предмет, который заставил его затрепетать. Он вскрикнул и изо всех сил сделал усилие, чтобы вырваться из веревок.
Пересекая путь "Кондору", прошло под всеми парусами судно. С него донесся оклик, и они изо всех сил начали кричать. Но их не услышали.
После этого они кричали еще несколько часов, пока совсем не потеряли голоса, а затем впали в глубокое, безнадежное уныние.
При каждом их крике к ним бросались орангутанги, наваливаясь всей своей тяжестью на запертую дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21