Он просто
подтверждает, что я обязуюсь жениться и не откажусь от своих слов. И если
у женщины с моим браслетом родится ребенок, он мой, законный, нравится мне
это или нет. Если, например, я своей подружке на свиданке его надел, а
потом жениться раздумал. Или если она не хочет. Пока выкуп не заплачен, у
нее есть право выбора. Она может отвергнуть меня и выйти замуж на тех же
основаниях, что и вдова. Но я все равно обязан ее защищать и оберегать
наравне с ее мужем. А вот выкупной браслет завершает дело, это уже
заключение брака.
- Разумный обычай, - заключил Тенах, - весьма. Разумнее теперешних.
Какие теперь заведены обычаи, я не спрашивал, а Тенах не стал их
описывать.
- Пожалуй, надо его восстановить, - размышлял вслух Тенах, - или
ввести что-нибудь похожее. Меньше будет обманутых девушек.
Интересно. Во времена моей юности в наших краях и слов-то таких не
было - "обманутая девушка", и как раз благодаря обычаю дарить венчальный
браслет.
- Кстати, Наемник. Можешь отказаться, но я бы хотел обвенчать тебя по
теперешнему обряду. Чтоб никто ни к чему не мог придраться.
- Мудрое решение, Тенах. Вот завтра и обвенчаешь. Сегодня мне не до
этого.
И тут я впервые услышал голос своей жены.
- Как тут хорошо, - тихо сказала она, глядя на мой дом и сад.
У меня дух захватило. Ее голос не принадлежал той, оскверненной
земле, где уничтожают бессловесные цветы, и родная мать отдает на расправу
толпе свою дочь, лишь бы потешить злобу. Он принадлежал моей земле, где
жужжание пчел позолотило тишину, моим лугам и полям, моему саду и дому.
- Тебе и будет здесь хорошо, - сдавленно отозвался я.
- Я знаю, - ответила она. - Ты добрый.
- Впервые слышу, - ухмыльнулся я.
Тенах тоже сдержано фыркнул.
- Там, в пристройке, - я указал рукой, - можно помыться с дороги. Я
сейчас затоплю. Вот только переодеть тебя не во что. В моей одежде ты
просто утонешь, но ведь не оставлять на тебе этот кошмар.
Действительно, одежда Ахатани была ужасна. Нужно свирепо ненавидеть
собственного ребенка, чтобы обрядить ее подобным образом.
- Трудное положение, - засмеялся Тенах. - Ни ей, ни тебе идти
покупать одежду я бы не советовал. Во всяком случае сегодня. И мне не
стоит. Все-таки настоятель храма. Могут неправильно понять.
- Если у тебя есть немного холста, - запинаясь, выговорила Ахатани, -
я бы могла...
Я засмеялся.
- Холста! Во второй комнате стоит сундук, там и полотно найдется, и
шелк, и все, что положено. Вот с нитками потруднее... хотя... да, верно.
На окне шкатулка, там вроде и нитки, и иголки, и всякая другая блажь. А
пока сошьешь, возьми мою купальную накидку. Она большая, но ее можно
подрезать. Сейчас я принесу. Только штаны переодену.
Ахатани покраснела. Посмеиваясь в душе над ее смущением, я отправился
за штанами, накидкой, полотенцем и прочим. Признаться, меня захватили эти
хлопоты. Так приятно было заботиться об Ахатани и не думать, что же мне
предстоит в самом недалеком будущем.
Когда я истопил баньку и Ахатани удалилась мыться, я занялся
стряпней. Тенах помогал мне со сноровкой, поистине удивительной для
человека его положения.
- Хотел тебя спросить... дай мне перец... спасибо... хотел спросить,
только не мог при Ахатани... и масло тоже... за что так невзлюбили бедных
храмовых шлюх? Каждый зарабатывает, как может.
От возмущения Тенах чуть не высыпал на меня муку. Я предусмотрительно
забрал ее из его задрожавших рук.
- Если отшельник спит с женщиной, - возгласил он торжественно, словно
со ступеней храма, - его подвижничество уничтожается.
- Да? - я в упор рассматривал Тенаха, пока он не опустил глаза. Тогда
я откровенно рассмеялся.
- Поверь ученику воина-мага, Тенах. Это нет так. Не всегда, но как
правило.
- Но ведь ты не для того услал Ахатани, чтобы беседовать со мной о
распутницах, - проворчал он.
- Не для того, - подтвердил я. - Поставь салат сюда. Ну, вот и
славно. Когда Ахатани выйдет, мясо как раз будет готово. Пойдем, сядем,
поговорим в холодке.
Мы расположились в тени, и в ожидании трапезы я вновь наполнил наши
стаканы.
- Теперь о деле, Тенах. Скоро полнолуние. К этому времени мне нужно
провернуть одну работу. Смотри сюда, - я быстро начертил на земле течение
реки с рукавами и притоками. - Так вот, хоть весь свой монастырь сгони,
хоть полдеревни в заложники возьми, чтоб остальная половина работала, но к
полнолунию вот здесь, - я провел черту, - мне нужна дамба. На одну ночь.
Потом можешь ее разрушить. Но к полнолунию это русло должно быть сухим.
- Сделаем, - после недолгого раздумья пообещал Тенах. - А почему не
это? С ним возни было бы поменьше.
- Не подходит. Там рядом проходит дорога, а вот это как раз нельзя. Я
пока в ручье лежал, все обдумал. Конь у меня найдется, оружие, пожалуй,
тоже.
- А жертва? - не отрывая взгляда от рисунка, спросил Тенах.
Я разозлился. Так вот что он обо мне думает!
- Послушай, настоятель, - сдерживая гнев, произнес я. - Если ты
действительно хоть что-то слышал о том, как призывают таких созданий, то
должен знать, что жертвой может быть только человек. И зачем вообще нужна
жертва, ты тоже знаешь. И неужели я, по-твоему, могу хладнокровно обречь
человека на ТАКОЕ?!
- И как же ты собираешься обойтись без жертвы?
- Есть и другой способ, настоятель. Слышал? Помнишь?
- Да, - тихо ответил Тенах. - Прости, Наемник.
Я кивнул. Тенах отхлебнул вина и убежденно сказал: "Ты лучше, чем я о
тебе думал. Но ты сумасшедший."

Дни до полнолуния выдались на редкость хлопотливые. Хозяйство я
забросил, кухню и дом отдал во владение Ахатани и сосредоточился на
главном. Впрочем вороной конь без единого белого волоска у меня был, зато
подходящего оружия не оказалось. С первых дней своей службы я сам ковал
все, что мне может понадобиться, но сейчас время поджимало, а
единственному местному кузнецу я не доверял, и не только потому, что
работал он скверно. После долгих поисков я нашел более или менее
подходящую железку: ею я махал на заре своего ученичества. Сделана она
была руками моего Наставника, и я от души надеялся, что его мастерство,
влитое в сталь, защитит меня.
Тенах являлся дважды в день доложить, как продвигается строительство
плотины. На второй день я пришел в ужас, на третий в ярость.
- Тенах, голубчик, - ласково произнес я, - если дамба будет готова
только к следующему полнолунию, можешь твердо рассчитывать, что от меня ни
клочка, ни ошметка не останется.
- Мы делаем все, что можем, - возразил Тенах.
- Тогда сделайте все, чего не можете, - отрезал я.
- То-то я вижу, ты здесь творишь невозможное! - взвился Тенах.
- Ты даже не представляешь, насколько ты прав, - скорбно согласился
я.
Из дома вышла Ахатани.
- Обед готов, - сообщила она. - В дом пойдете или сюда принести?
- Сюда принеси, сделай милость.
Тенаха удивило, что я даже не попытался встать, но он вежливо
промолчал. Зато при виде моей порции у него глаза полезли на лоб. Никакой
вежливости не хватило.
- Ты собираешься все это съесть? - изумленно выговорил он.
- К сожалению, да, - вздохнул я и принялся за еду. Жаркое просто
таяло во рту. Хлеб благоухал слаще меда, мед и вовсе источал неведомые в
природе ароматы.
- Бедные драконы, - задумчиво произнес я. Ахатани подавила смешок:
шутка была ей уже знакома, она попалась на эту шутку в первый же день, и
теперь ждала, когда попадется Тенах. Он не обманул ее ожиданий.
- Причем здесь драконы? - возопил окончательно сбитый с толку
настоятель.
- Ну, как же, - неторопливо ответил я. - Они вечно требуют столько
еды. И овец, и коров, и хлеба, и овощей полными огородами. Это кроме
девственниц.
Я замолчал - якобы для того, чтоб отхлебнуть вина.
- И что? - наивно спросил Тенах.
- А то, что так обожраться - и никакого воина не надо. Сам помрешь. Я
так полагаю, что ни один воин не застал в живых ни одного дракона. Эти
драконы как дорвались до дармовой кормушки, так и померли. В
стр-р-а-аш-ных муках.
- Тьфу! - только и смог сказать Тенах. Ахатани засмеялась.
- А теперь ты изображаешь дракона? - ядовито осведомился Тенах, когда
я прикончил жаркое.
- Мне надо набрать вес, - снова вздохнул я. - Сейчас еще яблочный
пирог будет. На меду. Ужас.
Губы Тенаха дрогнули, но смех он мужественно сдержал.
- Так вот почему ты валяешься, не вставая!
- Да, но не только. Сила мне в этом бою не поможет, скорее помешает.
Вот гибкость - другое дело. Да силы у меня и не будет.
- Ты все-таки не передумал?
- Нет, и не передумаю. Не будет мне удачи, если я принесу жертву. Я
еще не успею закончить жертвоприношение, как зло овладеет мной.
- Пожалуй, ты прав, - признал Тенах. - Можно мне тоже пирога? Или ты
собираешься съесть его в одиночку?
- Да ни в коем случае, - засмеялся я. - Благодетель ты мой!
Тенах и Ахатани ели пирог с удовольствием. Я им мрачно завидовал.
Пирога было еще очень, очень много.
- Запей, легче будет, - Ахатани протянула мне кружку. Я скривился, но
безропотно глотнул.
- О Боги, какое гнусное хлебово! - восхитился Тенах. - Что это?!
Я устало вздохнул - в который уже раз.
- Полынь, волчий след, черноцвет и корень дождь-травы. Для
возбуждения аппетита, - слово "аппетит" я произнес с особым отвращением. -
А также драконова трава, сорокажильник и еще какая-то гадость, чтоб не
впустую есть, а вес набирать. Еще пирога, Тенах?
- Если можно, с собой, - ухмыльнулся Тенах. - Сил нет смотреть, как
ты мучаешься.
Тенах отбыл с пирогом под мышкой, а я сидел в поперечном шпагате и
обедал до ужина. Ужин мог заставить и мертвого ощутить голод. Но не меня.
Все же я его съел. В жизни ничего труднее не делал.
- Все, - решительно сказал я при виде добавки. - Я должен спать, а не
помирать. Бедные драконы. У меня скоро вырастет чешуя.
- Только огнем не плюйся, - улыбнулась Ахатани. - А то мне до утра
придется чинить простыни.
Улыбка у нее вышла невеселая.
- Что случилось, зайчонок? - растерянно спросил я.
Ахатани отвернулась.
- Пойдем в дом, холодно становится, - тихо сказала она.
Я встал и последовал за ней. Она молча закрыла дверь, молча постелила
мне постель. Я поймал ее, когда она собиралась выйти, и посадил рядом с
собой.
- Ахатани, что случилось? Мне просто не по себе, когда ты такая
грустная.
- Да? - без всякого выражения ответила она.
- Да.
Она молчала, и я не торопил ее.
- Я тебе нравлюсь? - неожиданно спросила она.
- Слов нет сказать, как нравишься, - искренне ответил я. Мне не
стоило произносить эти слова, но она застала меня врасплох, и я даже
подумать не успел, что следовало ответить по-другому.
- Но ты... - она смутилась. - Я хочу сказать... когда ты в первый
день ко мне и не притронулся, я думала, ты просто жалеешь меня. Ждешь,
пока я привыкну.
- Это правда, - подтвердил я.
- Но я привыкла, - твердо ответила Ахатани. - Сразу. И ты это отлично
знаешь.
В голове моей лихорадочно носились мысли и среди них не было ни одной
подходящей. Очень трудно думать на очень сытый желудок.
- Потом я думала, это из-за того, что ты должен сделать.
Я изумленно вытаращился на нее. Ей я о предстоящей битве не говорил
ни слова.
- Тенах сказал, там будет опасно.
- Милое преуменьшение. Если жив останусь, непременно повешу Тенаха на
его длинном языке, - пообещал я.
- Значит, там опасно.
- Да, - подтвердил я. - И мне надо набраться сил.
- Но я вижу, что силы ты не копишь, а тратишь. Не тренируешься и... и
вообще. И все-таки ты избегаешь меня. Я не прошу ничего, я не хочу тебе
навязываться, только...
Я поцеловал ее. Она мотнула головой, и поцелуй скользнул по ее виску.
- Не надо. Это очень грустно, что ты меня жалеешь.
- А жалость не такая плохая штука, - улыбнулся я. - Но ты ошибаешься.
За что тебя жалеть? Разве ты косая, кривая, горбатая? Век такой красоты не
видел.
("И лучше бы и не видел совсем, - добавил я мысленно. - Мне было бы
легче".)
- Я тебе мешаю? - почти беззвучно спросила она. Я в душе проклял свое
легкомыслие, с которым я надеялся, что останусь ей чужим.
- Ты мне очень нужна, Атани. Очень. Но я не имею права.
- Почему?
- Да потому, что я могу умереть! - заорал я, доведенный до отчаянья
ее кроткой настойчивостью. - Тенах мне все рассказал о теперешних брачных
обычаях. Сроки вдовства теперь знаешь, какие?! Хотел бы я посмотреть на
того обалдуя, который их устанавливал! Я бы ему то его орудие, которое ему
все равно без пользы, живо в глотку заправил, пусть подавится! Если я умру
или разведусь с тобой, ты десять лет не имеешь право выходить замуж!
Десять! Ты хоть понимаешь, что это такое?! А если я с тобой не спал,
очистительный срок три месяца, и ты свободна.
- Тебе так хочется, чтоб я овдовела и через три месяца вышла замуж? -
спросила она каким-то странным голосом.
- Нет, - честно признался я. - Не хочу. Зубами скриплю от одной
мысли. Но какое право я имею оставить тебя на десять лет одинокой и
беззащитной? Вот если я вернусь...
Ахатани повернулась ко мне. Плечи ее дрожали, из глаз текли слезы, но
губы ее улыбались.
- Ты уже вернулся, - сказала она, смеясь и плача, и обняла меня. И
моя решимость воздержаться развеялась как дым. И ее любовь освятила мою
силу.

Наутро я встал в очень уравновешенном расположении духа. Иначе и не
скажешь. Ощущение счастья и прочего блаженства точно уравновешивалось
сознанием вины. Так что когда Тенах явился с очередным докладом о
невозможности поспеть к сроку, я его облаял так, как никого и никогда в
жизни. Тенах ушел совершенно озверевший, и озверение равномерно
распределилось по шеям горе-строителей. В полдень последнего дня Тенах
сообщил мне, что дамба готова, и русло пустое.
1 2 3 4 5 6