Привели и тут же с
облегчением удалились, забрав псов.
Никто не решался смотреть на него, никто с ним не заговорил. И он
тоже не сказал ни слова. Потом одновременно явились сразу двое дежурных:
Старший и тот самый офицер, которого так и не сменили из-за чрезвычайных
обстоятельств.
- Ну, друг-сержант, что мы будем с тобой делать? - сходу спросил он.
Все знали, что будет дальше и невольно расступились. Офицер тут же
потащил из ножен меч, и Скадли был единственным, кто не опустил глаза.
Кроме Вигра, конечно. Поэтому он единственный из всех (опять-таки кроме
Вигра) видел, как Старший решительным жестом остановил офицера, и удивился
этому.
- Надо отвести в Штаб, - прозвучал негромкий, с хрипотцой голос
Старшего. - Кто?
- Я... Я, - отозвалось сразу несколько.
В их голосах не было ненависти, скорее даже, сочувствие: здесь, во
всяком случае, бывшему сержанту оставаться опасней.
- Нет, - взгляд Старшего маятником прошел туда-сюда по лицам и вдруг
словно выхватил Скадли:
- Ты!
Скадли снова удивился тому, насколько информирован Старший. Как он
узнал об их драке?!
Вигр никак не отреагировал на все это. Он продолжал стоять, словно
происходящее его не касалось. У Скадли мелькнуло какое-то смутное
воспоминание - мелькнуло и исчезло.
Дежурный поиграл желваками:
- Иди... друг-сержант.
- А! Сержант я вам, сержант, да?! Нате, подавитесь! - Вигр зашелся в
крике, скинул с плеч зеленый плащ-сетку, пояс с ножнами (обезоружили его
раньше, еще при задержании), далеко отшвырнул форменную обувь. Значок
сержанта - кольцо узорчатого металла в ушной раковине - он не стал
разъединять, а вырвал, изуродовав себе лицо.
Тут до курсантов дошло, что он в истерике, - и бросились разом, и
скрутили. Сперва Вигр бился так, что швыряло выросшую над ним человеческую
груду, потом затих.
- Отпустите, - холодно приказал Скадли.
Его послушались. Он уже перешел в какое-то новое качество, имел право
распоряжаться.
- А вдруг... - начал кто-то.
- "Вдруг" не будет. Лакхи! - Дог встал и потянулся. Внушительное
зрелище. - Идем.
...Они уже спустились на дорогу и прошли половину расстояния до
города, когда Скадли нарушил молчание:
- Это она раньше приходила?
- Куда?
- Не куда, а к кому. К тебе.
- Откуда знаешь?
- Рассказывали. Ты что, в наших условиях тайну хотел сохранить?
Бывший сержант помедлил:
- Да, она. И что из этого?
- Ничего. Меня просто интересует, кто она - шпионка, шлюха? Ты ей
что-то выболтал? Языком с ней работал или... другой частью тела? А,
"младший начальник"?
Вигр напрягся - казалось, сейчас бросится. Лакхаараа
предусмотрительно выдвинулся вперед.
- Слушай... Ты знаешь такое слово - "любовь"? Или до восемнадцати лет
дожил и ни разу слышать не приходилось?
- Мне восемнадцать с половиной.
- Ценное добавление. И вообще, давай договоримся: если ты мне друг -
то друг, конвойный - значит конвойный. Ты ведешь меня? Ну веди.
- Если я тебе друг, то не ори на меня, - Скадли усмехнулся. - А если
конвойный - тем более. Я ведь не просто так спрашиваю... Мы с тобой не
один год на соседних циновках спали.
- Неужели отпустишь? - Сказано было с издевкой, но в глазах темным
пламенем колыхнулась надежда.
- Обожди. Я хочу знать: ты что, действительно...
- Да. Мы - муж и жена, понял? - сказал Вигр, глядя на него в упор и
ничуть не стыдясь сказанного. А в самом деле - чего стыдиться? И до стыда
ли ему теперь?
Вигр сам продолжил разговор:
- Она родом из того села, понял? Которое мы вчера... - он скрипнул
зубами, - и ведь я даже не знал!.. Мы всегда в другом месте встречались!
Скадли споткнулся:
- А как же...
- Мать ее в горы услала - сразу же, как только общевойсковики
подошли, понял?
- Ясно. И где она теперь?
- "Где"! - насмешливо повторил Вигр.
Они помолчали. И снова именно Вигр прервал тишину:
- Зачем она меня искала, соображаешь?
- Нет.
И тут сержант впервые замялся:
- Ну, в общем, она сказала, что у нас будет... будет...
- Ребенок? - тихо ахнул Скадли, догадавшись.
Вигр не ответил, но это, собственно, и был ответ.
- Л-ладно. - Скадли подавил дрожь в губах. - У меня к тебе
предложение.
- Какое?
И снова в глазах темное пламя надежды.
- Нет, ты не думай... Я тебя не отпускаю. Точнее, не совсем. Сейчас
ты уходишь и сам являешься в штаб. И сам все рассказываешь. Как ее зовут,
Виг?
Тот молчал.
- Ну ладно, не хочешь - не надо. Так она где сейчас?
- Я же сказал - "где"! Я ее к дяде отправил... - он прикусил язык.
- Объяснишь все. Там люди знающие и зря не карают.
- Сам, не сам... Какая разница?
- Для тебя - большая. Одно дело, если я тебя доставлю под конвоем, и
совсем другое - если ты явишься добровольно после того, как мог бежать.
Особенно если ты расскажешь им как девушку найти и она подтвердит...
Вигр дернулся.
- Я же сказал: не хочешь - не надо. Но я тебе это, так сказать,
настоятельно рекомендую.
- А ты как же? Как ты меня упустил, тебя же самого...
- Это уж не твоя забота. Отягчающих обстоятельств не будет - ведь ты
же с повинной придешь. Наш отряд возьмет тебя на поруки, а тогда уж и
целитель... - Он осторожно прикоснулся к располосованному уху и услышал,
как Вигр затаил дыхание. - Ты еще завидным женихом будешь. Ну ладно,
ладно, не сердись.
Вигр вдруг как-то непонятно глянул на него:
- А ты, часом, не задумал... Тогда стреляй в грудь, я не побегу.
- Что?!
- Что слышал. Валяй, действуй, будущий друг-сержант. Заодно и
Старшего порадуешь - думаешь, он случайно именно тебя отправил? Или вы
вообще заранее договорились?! Ну, давай - "три при": "при исполнении",
"при неповиновении" и "при попытке к бегству".
Скадли понял. Во время их беседы он так подчеркнуто сдвинул
лук-баллисту за спину, настолько старательно не прикасался к нему, что
Вигр именно по этой причине ждал стрелы в спину.
- Ты, сука, семь раз об стенку!.. - и он с такой яростью швырнул
оружие, что загудела лопнувшая тетива.
Рука его метнулась вперед, Вигр отбил удар и в следующее мгновенье
уже лежал, распластавшись на камнях. Дог, стоя лапами у него на груди,
издавал утробное рычание.
- Лакхи, назад! Назад, падаль! Назад, хорошая собака, хорошая.
Хорошая, отлично службу знаешь...
Все еще не поднимаясь, Вигр в первый раз улыбнулся:
- И все-таки - как я от тебя уйду?
Скадли улыбнулся в ответ:
- Ты же наш лучший скалолаз, несмотря на руку. Видишь, обрыв крутой,
скала - вон, видишь? Проходя мимо, ты бросил в меня камнем и вспрыгнул
во-он туда. Дог не достал.
- Смотри, орденоносец... рискуешь.
- Ладно, ладно - уж рискнуть я для тебя могу. Пошел! - и он пихнул
однокурсника между лопаток. - Пошел, я тебе говорю! Не оглядывайся!
Вигр все же оглянулся. Скадли махнул ему рукой: уходи! Темнота
ответила легким шорохом, звук осыпи - все. Вигр исчез.
Некоторое время Скадли стоял, успокаивая дыхание. Потом выбрал
подходящий камень и с рассчитанной силой, чтобы не убить и не искалечить,
ударил себя в лицо...
Лакхаараа вопросительно смотрел на него. При ударе он взвизгнул,
словно от боли, и подскочил к своему ведущему.
...Когда курсант с огромной шишкой на лбу явился в Штаб и рассказал в
высшей степени неправдоподобную историю, его не арестовали сразу - это
было невозможно в присутствии дога. Ночью никто не стал посылать в боевое
охранение, чтобы оттуда пришли за псом, и Скадли до утра просидел на
каких-то досках напротив входа. Было холодно. Он прижался к Лакхаараа и
время от времени задремывал.
Он ждал Вигра всю ночь. И еще много ночей и дней, пока шло следствие,
он все ждал, что его друг придет.

4
О Создатель этого мира! О Великий! Каково наказание
собаке, которая украдет кусок мяса?
И сказал Ахура Мазда:
"Если она совершит кражу впервые, о Заратуштра, пусть
ей отрубят левую переднюю лапу".
Сперва мне подводят обвинение в небрежном конвоировании.
Расследующие, думаю, с самого начала понимают, что этот случай похож на
небрежное конвоирование, как две капли воды на кусок дерьма: при побеге-то
бьют собаку, а не конвойного. Но ведь не мог же я ему, подонку, Лакхи под
удар подставить - тут бы ему и конец (это бы и к лучшему!). И сам я его
ударить не мог - он бы мне никогда не простил. Это они то ли сами меня так
спасают, то ли сверху приказ пришел. Ну, понятно - никому не хочется иметь
за сутки два предательства, и одного-то много.
Такая постановка ничего особо страшного мне не сулит, тем более, если
учесть, что мой отряд сейчас наверняка шлет во все заведения на меня самые
лучшие характеристики. Почти наверняка отдадут на поруки. И его бы отдали
- если бы он сделал так, как было договорено.
(Ах какая сволочь, правильно он тогда рассчитал, что я его буду
убивать своими руками, не доверю псу! То есть это я сейчас готов, а тогда
я дурак еще был вислоухий.)
Но я себе легкой кары не хочу и все подробно описываю в рапорте.
Тогда Старший из Расследующих вызывает меня к себе, при мне жжет мои
показания и предлагает хорошенько подумать. Я думаю больше суток, потом
составляю повторный рапорт.
Ну, тут уже они отступают, дело закручивается совсем-совсем в другую
сторону, и мне светит трибунал - причем даже не простой, а ускоренный.
Чего я и добиваюсь. Лучше всего, если на заседание пригласят весь курс или
хотя бы мой отряд - бывший мой. Я знаю, так делают. Чтобы все знали, что и
как и не распространяли дурацких слухов. Но меня передают в другое
ведомство, и там начинаются такие дела, что я чуть было не жалею о своем
выборе. Вздор, вздор, об этом жалеть нельзя, я хоть так обязан выплатить
долг. Только поэтому я и жив еще - не разбил голову о стенку, не бросился
на стражников. У нас подготовка лучше, так что я бы даже сейчас смог
одному-двум до мяса добраться - а там они своих псов не сдержат, да и сами
не сдержатся.
Но все-таки у меня в голове что-то перемешалось, и я ничего не
понимаю. Я же с самого начала все рассказал, чего же они еще добиваются?!
И зачем... Ладно. Что знаю - умолчу. Ни к чему из-за нескольких мерзавцев
бросать тень на всех.
Вдруг утром за мной приходят и ведут куда-то. Не на второй этаж, где
обычно происходят допросы, а по лестнице вниз. Сначала я думал, что уже
(как же без суда-то? Ну, без суда - ладно, но почему даже приговор не
зачитали?!), но мне какой-то розовой дрянью закрашивают синяки, дают
переодеться и выводят с черного хода к закрытой рессорной повозке -
мамочка, это к кому же?! Всю дорогу гадаю, бормочу что-то (сопровождающие
смотрят настороженно). Ну, чего вы хотите - двадцать девять дней в
одиночке. Дни я точно считал - это чуть ли не единственное, что мне
оставалось.
А понимаю - к кому, только когда меня ввели. Узнал я его сразу, хотя
он не очень похож на свои портреты.
Среднего роста, очень легкий в движениях (ему под шестьдесят, как я
прикидываю, но ни за что не скажешь). Довольно светлый, почти рыжий, -
пожалуй, самый светлый из всех, кого я видел. Правда, среди ларов такие
бывают, но он, конечно, не лар, - за одну такую мысль недолго под
трибунал...
Тут он со мной разговаривает, и я понимаю, что все время думал о
ненужном. Даже сначала не разбираю речь, она льется, льется как сон.
Чистые стены, окно широкое... плакать хочется...
Я прихожу в себя от того, что он трясет меня за плечи. Снова, значит,
о ненужном думал.
Ближайший Друг внимательно осматривает меня, и я впервые замечаю, что
мы в зале одни. Охраны нет, догов-телохранителей - тоже, а эту моду все
Старшие себе завели. Впрочем, ему охрана ни к чему, он ведь боец первый в
стране. На этом он и выдвинулся в свое время - боец, философ, ученый,
целитель... Опять, что ли, ненужное в голову лезет?
- Тебя что, били? - говорит он, и я поспешно объясняю, что нет, не
били, просто я сам упал на ступеньках и набил синяк.
- Где?
А я знаю - где? Лучше спросил бы, где я цел остался.
- Вот здесь, - показываю наугад.
- А здесь тоже? - он сильно проводит пальцем по моей щеке и
показывает: на пальце осталась розовая полоса.
Мне нечего сказать, я опускаю голову, а он продолжает. Мол, что ж ты
мне-то молчал? Обратно в это заведение я тебя ведь не отправлю, я никогда
еще не отправлял, независимо от вины. Выгнать их, что ли, снова, отдать
под суд - а что толку, их уже сколько раз вычесывали сверху вниз и слева
направо, и никуда от этого не деться. Все эти Проверяющие, Расследующие,
Старшие... Тебе сколько лет?
Я отвечаю, потом на вопрос о семье отвечаю и как-то незаметно
выкладываю ему всего себя с потрохами, по самые эти самые. Но ему,
оказывается, все известно, он кивает и останавливает меня:
- Знаю, знаю. И твое дело знаю, мне доложили. Еще бы - двойная измена
двух лучших курсантов за два дня! Но вот то, как ты себя под следствием
вел, меня удивляет. Скажи, это правда? И чего, собственно, ты добиваешься?
Говорю, что совершил предательство и хочу понести заслуженную кару.
Он спрашивает: неужели я считаю заслуженной кару за то, что пощадил своего
друга, или за то, что мой друг пощадил свою девушку?
(Да что он, издевается, что ли?! Вроде непохоже.)
- Да, считаю. Потому что он предал всех нас.
Он морщится:
- Ясно. Впрочем, с тобой он действительно поступил паршиво. И все
равно хорошо бы его найти, поговорить... Менять что-то надо..
Я чуть язык себе не откусил. С кем? С ним? С такими, как он, - что-то
менять?
- Ну не с таким же, как ты, - отвечает Ближайший Друг, и я соображаю,
что последнюю мысль высказал вслух. - Хотя, конечно, извини, - это не твоя
вина... Во всяком случае, не только твоя.
И дальше он что-то такое понес - я только отдельные фразы улавливаю.
1 2 3 4 5 6