Город охватывал озеро-площадь подковой – высотные здания, очень легкие, будто сооруженные на воздушных спиралях. К открытой стороне подковы примыкал зеленый лес – гордость, краса и предмет неустанных забот жителей Дальнего. Это был настоящий лес. Не парк, не дендрарий, не роща, а именно лес, в совершенно естественном виде, хотя все, что питало, обогревало и освещало его, было искусственным. Лес молодой, но в нем уже высились молодцеватые клены, которые здесь росли почему-то быстрее, чем любые другие деревья, – недаром на гербе Дальнего вместе с Юпитером изображен кленовый лист. В лесном массиве не было никаких сооружений, кроме Дворца детей. Багровый свет искусственных солнц отражался в стеклянных гранях Дворца, и где-то там, в одном из «дворцовых покоев», Надия укладывала спать строптивую малышню. Спи, глазок, спи, другой!.. Все четыре солнца работали в режиме вечернего освещения.
За лесом пылал закатным пожаром нацеленный в черные небеса длинный и узкий кристалл здания «атмосферников». На верхушке его блестящего шпиля судорожно мерцал полярный диск системы ЭСАП – системы стабилизации атмосферного поля. Над городом возвышались несколько дисков ЭСАП, и все они были на разных высотных уровнях: чем дальше от городского центра, тем ниже, вплоть до живописных вершин кольцевого хребта лунного цирка – естественной границы самого города и воздушного пузыря искусственной атмосферы над ним. Но мерцал только полярный диск, и если пристальней вглядеться в зенит, можно было увидеть, как этот диск излучает концентрические волны слабого сияния и как они, расширяясь, скользят вдоль ионного пограничного слоя воздушного купола. Скользят и скользят неустанно денно и нощно – пульс, атмосферное сердцебиение города...
Людей на площади было немного, и Леонид уже не надеялся встретить кого-нибудь из Проекта. Возле гигантского блюдца Форума он поднялся в лифте на эстакаду, и дальше его понесла лента движущегося тротуара. Здесь было ветрено – неподалеку работали воздухообменные башни. Ветер дул в спину до поворота на главную магистраль.
Магистральные тротуары, разрисованные красно-белыми полосами, двигались вдвое быстрее, но Леониду и этого казалось мало – он быстро шагал по ходу движения, нетерпеливо поглядывая в сторону здания Администрации. Когда красно-белая лента движущейся дороги, наконец обогнула многоступенчатый цоколь этого здания, из-за его выпуклого фасада выплыл и, заслоняя полгорода, стал надвигаться огромный стеклянный парус Ю-Центра. И рядом с ним желто-зеленым фонарем висел Юпитер. Закутавшись в полосатую шубу густой атмосферы, Юпитер глядел на Центр своих проблем сонно и равнодушно. «Нет у него никаких проблем, – подумал Леонид. – Это у нас проблемы...»

Вестибюль тридцатого этажа был пуст. Леонид посмотрел на закрытую белую дверь рабочего зала, пересек вестибюль и заглянул в салон совещаний. В салоне – глубокая тишина, никого здесь не было, экраны экспресс-информаторов были зашторены. Леонид пересек вестибюль, распахнул белую дверь и еще с порога увидел Крамера. Крамер стоял к нему спиной перед пультом вспомогательного моделирования, облокотившись на спинку операторского кресла. Он что-то жевал, и у него двигались уши. На нем было темно-синее трико в обтяжку, и в этой одежде он выглядел очень тощим. Он обернулся на звук шагов, узнал Леонида, медленно выпрямился.
Они обнялись, похлопали друг друга по спинам. Крамер был буквально пропитан кофейным ароматом, и глаза у него были страшно усталые и воспаленные. Он отступил, прощупал Леонида взглядом, сказал:
– Что ж, добро пожаловать, принц Датский...
– Ты чем-то опечален, Улаф? – спросил Леонид.
– Ладно, – нехотя ответил Крамер, – не все сразу. Ты-то как?
– Я бы чего-нибудь пожевал. И заодно поговорим.
Они взобрались на высокие табуреты у откидного столика пневмораздана, и Крамер стал извлекать из цилиндра чашки, ложки, блюдца, термокофейники. Последней появилась на столе прозрачная тарелка, наполненная до краев чем-то очень похожим на ворох пожелтевших и полусвернутых листьев березы.
– Тебе с молоком или сливками? – осведомился Крамер.
– Пожалуй, я выпью черного, – сказал Леонид, разглядывая содержимое тарелки с некоторым сомнением. В каждый листочек было завернуто что-то наподобие большой розовой гусеницы.
Крамер отправил два молочника обратно, разлил по чашкам черный кофе, аккуратно взял один листочек за черенок, положил в рот. Ел он без удовольствия, нижняя челюсть и уши мерно двигались. Леонид колебался. Крамер взял с тарелки еще и, посмотрев на Леонида, сказал:
– Что, принц Датский? Размышляешь, брать или не брать? Бери, не стесняйся. Новая продукция наших изобретательных кулинаров. Необыкновенно вкусно.
Леонид осторожно попробовал. Было действительно вкусно. Он принялся за еду всерьез, ел молча, ждал, когда Крамера, наконец, прорвет, и поглядывал в зал.
Зал был большой, круглый. Посредине светился сигналами накрытый дымчатым стеклянным колпаком центральный пульт «Магистра», а вокруг – дюжина мезопультов, тоже накрытых дымчатыми колпаками, но там ничего не светилось, и колпаки казались непроницаемо-серыми. Над пультом вспомогательного моделирования голубел длинный прямоугольный экран. Вернее, сам экран был густо-фиолетового цвета, почти черный, а голубели на нем столбцы расчетных формул, таблицы и схематический чертеж – нечто вроде узорчатой трехлепестковой розы. Плоскость экрана виделась отсюда под острым углом, и Леонид не мог уловить смысл чертежа. За исключением чертежа, здесь за три месяца ничего не изменилось.
– Безлюдно сегодня.
– Я всех разогнал, – сказал Крамер.
– Конечно. Праздник.
– Не поэтому, – сказал Крамер, схватил кофейник и долил себе. Хотел долить Леониду, но чашка была полной, и он небрежно поставил кофейник. У него тряслись руки. – Я разогнал всех еще позавчера. И жалею, что не сделал этого раньше.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Леонид.
– Превосходно. Я просто немного устал.
– В это можно поверить. Иди-ка ты, наверное, спать...
– Зря, что ли, я ждал тебя? Я знал, что ты непременно примчишься сюда прямо из космопорта.
– Мог ли я догадаться, что ты, бодрствуя, ждешь меня с позавчерашнего дня?
– Много чести, экселенц. Просто обстановка такова, что до твоего приезда я не имел права чувствовать свою усталость.
– Теперь имеешь. Отправляйся-ка ты в самом дела спать, дружище.
– Для этого из меня придется выкачивать кофе.
– В ближайшие дни постараюсь спровадить тебя в длительный отпуск.
Крамер перестал жевать и угрюмо покосился на Леонида.
– Только попробуй.
– А что? Ты не смеешь противиться мне. Между прочим, я принял скипетр верховной власти.
– Я знаю. Следовало ожидать. Уходя, Маккоубер заявил руководству Ю-Центра, что Проект вступил в новую стадию технологической эволюции и что теперь командовать Проектом можно доверить лишь разработчикам системы «Физлер».
– Что он еще говорил?
– Когда он зашел попрощаться перед отлетом на Землю, он подергал себя за ухо и сказал... Хочешь, повторю дословно, что он сказал?
– Давай дословно.
Крамер, мастерски копируя жесты Маккоубера и его интонацию, произнес раскатистым баритоном:
– Ну что ж, дорогие мои «свистуны» [физлер – свистун (англ.); Маккоубер употребляет слово «свистуны» в значении: разработчики системы «Физлер»]. Пробил час... Да. Час пробил. Ухожу. Чувствую себя виноватым, но ухожу. Я сделал все, что должен был сделать. И даже то, чего делать был не должен. Да... Я очень устал. Очень... Мы породили Ютавра. Может быть не Ютавра... В общем, странную штуку мы породили. Вы и я. Не знаю, как вы с ней справитесь. Да. Не знаю... Но так или иначе, желаю вам успехов. Будьте мужчинами. Рад был знать вас и с вами работать. Да. Общий салют!..
Крамер умолк. Леонид смотрел на него ошарашенно, Крамер бросил пустую тарелку в раздан. Сказал:
– Представляешь себе? Он стоял вон там и все это нам говорил. А мы сидели за пультами и, открыв рты, все это слушали. И пока мы переваривали сказанное, он помахал нам рукой и вышел. Больше мы его не видели. Потом мы узнали, что Земля его отозвала и он улетел на «Анарде». Ты разминулся с ним где-то, должно быть, в районе марсианской орбиты.
Леонид заметил, что давно уже держит чашку кофе в поднятой руке, и залпом выпил крепкий напиток. Спросил:
– Что он имел в виду?
– Я бы и сам хотел это знать. Сейчас мне кажется, что он имел в виду Рой.
– Облако стержней? У тебя есть основания так думать?
Крамер сунул нос в чашку, смолчал.
Теперь Леонид был совершенно уверен: что-то произошло. Что-то такое, что угрожало разработанной системе «Физлер», нормальной работе группы, лично ему и коллективному делу. И, может быть, даже Проекту в целом. Спрашивать прямо он почему-то боялся.
– Как прошел Конгресс? – полюбопытствовал Крамер, не отрываясь от чашки.
– Довольно спокойно. За исключением того, что много шумели меркуриологи, а в стане пространственников случился крупный раскол. По Юпитеру все прошло удивительно гладко.
– Гладко было на бумаге... Еще кофе?
– Давай. Конгресс благополучно закрыли, и не успели отзвучать фанфары финального торжества, как поступило сообщение из Ю-Центра о самоотставке Маккоубера. В Управлении никто ничего не понял. Послали в Дальний запрос, требуя разъяснении... По-моему, ты злоупотребляешь крепким кофе, Улаф.
– Разве? – Крамер заглянул в пустой кофейник. Отправил его в раздан. Он явно не находил, чем бы занять свои руки. Это означало, что он напился крепкого кофе до судорог. И еще означало, что чем-то очень занята его голова. – Надеюсь, им не пришло на ум заодно потребовать разъяснении и от тебя?
– Нет. К тому времени я успел удрать в Большой сибирский заповедник. Мне уже оформили зеленый литер на любой из ближайших рейсов в сторону Дальнего, и я решил подышать таежным воздухом перед отлетом. Подышать мне не дали. Я застал Комиссию в полном составе. Никогда прежде я не встречал такого представительного скопления бывших Ю-центровцев. Не постеснялись потревожить даже старика Иванова. Когда старик узнал о самоотставке Маккоубера, ему сделалось нехорошо. Это он предложил утвердить отставку, а самого Маккоубера срочно отозвать на Землю. Потом потянулись дни бесконечных совещаний. Проект разобрали по косточкам, обсудили со всех возможных сторон, задним числом одобрили разработку нашей системы, слегка поругали систему «Магистр», предложили еще раз продумать процесс Ю-моделирования с тем, чтобы дать дорогу новым идеям по его конструктивному улучшению. Насилу я оттуда ноги унес...
– Это неважно, – рассеянно заметил Крамер.
– Не понял, – сказал Леонид. – Что неважно?
– Все неважно. Комиссия, «Магистр» и ноги. Хорошо, что ты унес оттуда голову. Твоя голова нам еще пригодится. Мне, ребятам, Проекту. Это просто очень кстати, что ты унес свою голову...
– Бред собачий, – сказал Леонид. – Иди и проспись.
– Если б ты знал, как не хочется мне портить тебе настроение в праздник... – Крамер поморщился. Занятие для рук он нашел, пытаясь завязать ложку узлом. – Ты только не очень волнуйся.
– Выкладывай, – сказал Леонид, отобрал у Крамера ложку и зашвырнул ее в раздан.
– Не вели казнить...
– Выкладывай, – повторил Леонид. Крамер все еще колебался, и Леонид тихо добавил: – Я сейчас так тряхну тебя, ходячий кофейник...
– Не надо, – серьезно сказал Крамер. – Ты сделаешь это после... После того, как узнаешь, что система «Физлер» не работает...
Леонид взялся руками за край стола и медленно стал подниматься. Стол затрещал.
– Ты только не волнуйся, – быстро заговорил Крамер. – Ну что ты, в самом деле!.. Ну временно не работает. Все наладится, ты только не волнуйся!.. – Он суетливо убирал посуду. – Система будет работать. Мы заставим ее работать...
– Давно не работает?
– Кто не работает? Система?
– Да, система.
Крамер опустил руки.
– Давно.
– Почему не сообщил? Я бросил бы все и вернулся.
– Там с тебя сняли бы голову, и ты вернулся бы к нам без головы. А руководителем Проекта был бы назначен кто-нибудь посторонний. С головой или без, но суть даже не в этом. Зачем нам нужен руководитель, который не смыслит в Проекте ни уха, ни рыла?
Леонид сел.
– Стратег, – сказал он. – Ну, допустим, ты прав. Но почему не работают «Физлеры»?
– Не знаю. – Крамер устало провел ладонью по лицу. – То есть, я знаю, почему не работают «Физлеры». Потому что Рой нестабилен, в нем все время идет какая-то странная перегруппировка масс и геометрических объемов. Но я не знаю, почему это происходит и, главное, как. Я пытался выяснить причину странного явления, уловить его закономерность. Я работал, как лошадь, надеясь, что к твоему прибытию успею построить его логическую модель... Ничего я не успел. Совершенно запутался и ничего больше не понимаю. В голове манная каша и ни одной дельной мысли...
– Конечно. Ты утопил свои мысли в кофейной цистерне. Так говоришь, внутри «камбалы» происходит смещение масс и объемов?
– «Камбалы»?.. – Крамер присвистнул. – Да, ведь ты же ничего еще не знаешь...
– Ты уже забыл, по чьей это милости? – Леонид поднялся. – Стратег.
– Виноват, – сказал Крамер. Кивнул на экран. – Можешь ознакомиться. Там схема одной из стадий перегруппировки Роя.
Леонид пошел к экрану знакомиться.
Он бегло оглядел экран и посмотрел на Крамера. Крамер кивнул.
– Не сомневайся, – сказал он и постучал себя пальцем в лоб. – Здесь у меня все в порядке. Что делать, если Рой действительно имеет такую форму? Есть и другие, более интересные, но эта форма самая характерная. Форма номер один.
Леонид пробежал глазами ряды математических выкладок, опять уставился на схему Роя. «Камбалы» больше не существовало. На схеме были три группы сгустков. Группы расположены по правилу трехосной симметрии. В каждой группе по три сгустка...
– На выкладки не обращай внимания, – посоветовал Крамер и тоже поднялся. – Это частные случаи перегруппировок Роя. Общую формулу я не...
– Улаф, – глухо проговорил Леонид. – Трижды три.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14