Чжу Сань застонал и опустился на пол. Все захохотали.
— Говорят тебе, прохвост, — продолжал пожилой: — и не мечтай, что уйдешь. Мы сейчас посовещаемся между собой, как быть, а потом тебе скажем. Эй, братишки, кто из вас отведет этих двоих и запрет покрепче? Пусть посидят, подождут.
Вперед вышел здоровенный молодой крестьянин. Вместе со своим товарищем он вывел Чжу Саня и Одноглазого из барака.
— Что, сельчане, будем делать?
— По-моему, — старик, начавший говорить, закашлялся. — По-моему, до всего этого нам нет дела. Только, если по совести... Разве можно толкать людей на гибель, чтобы заработать эти гроши? Мы еще и деньги взяли...
— Лучше, пока тепло, вернуться в деревню, к земле. Мы ведь и не собирались тут всю жизнь торчать.
— Да, это дело нужно оставить. Тут думать нечего. Какой нам интерес вмешиваться в эту заваруху?
— Слышали, что говорил этот парень? Поэтому лучше нам, пока не поздно, в другое место податься. Не будем же мы заодно с подрядчиком нашему брату-бедняку жизнь портить.
— Да что рассуждать! Пошли по домам — и все тут!
— А деньги, что получили?
— А-а, подумаешь, сколько их там? Вернем им все.
— С голоду будем подыхать, а на эти проклятые деньги не позаримся!
— Довольно. — Пожилой крестьянин поднял руку, требуя тишины. — Всё! Хоть мы и бедняки, да зато честные люди. Сегодня уже поздно, а завтра с утра пусть те, кто хочет, уходят, а те, кто захочет остаться со мной, остается. Нужно, чтобы осталось человек двадцать. Мы пойдем на пристань и по душам поговорим с грузчиками. Пусть они не думают, что мы сволочи какие-нибудь.
— Хорошо, и я останусь.
— И я!.. Я тоже! — один за другим кричали люди, главным образом молодежь.
На другой день, с рассветом, пожилой крестьянин велел привести Чжу Саня и Одноглазого и распорядился, чтобы те пошли с ними на пристань.
— А где остальные? — Чжу Сань сделал плаксивую мину. — Почему осталось каких-то двадцать человек?
— Люди работать не будут. Ведь ты сам говорил: «Не хотите работать — не надо!» Они и ушли.
— Ой-ой-ой! — застонал Чжу Сань. — А деньги? Они ушли с деньгами?
— Нет, деньги они отдали. Придем на пристань, я их тебе верну.
Чжу Сань и Одноглазый нехотя повели их на пристань.
Там уже собралась толпа рабочих. Они негромко переговаривались между собой. Подрядчик, окруженный подхалимами и телохранителями, стоял на высоком помосте и нервно курил. Время от времени он поглядывал в сторону Сималу.
— Идут, идут! — К нему подбежал один из телохранителей.
— Сколько их?
— Человек... двадцать, — запинаясь, произнес посланец. — Может, сзади еще идут...
Подрядчик нахмурился и раздраженно выплюнул недокуренную сигарету на землю.
— Бездельники! Ничего им нельзя поручить!
Грузчики собрались в группы побольше и подвинулись вперед, образуя на пристани плотную человеческую стену, преграждавшую путь к причалам. Шан, Фын, Большой Лян и другие стояли в самых передних рядах.
Чжу Сань и Одноглазый тоже шли впереди, во главе небольшой кучки крестьян. Подрядчик с телохранителями подошел к ним. Теперь Чжу Сань, Одноглазый и крестьяне стояли за его спиной.
— Пропустите! — крикнул подрядчик. Никто не шелохнулся.
— Расступись!
Рабочие сдвинулись теснее.
Подрядчик сделал знак телохранителям. Те с готовностью продвинулись на два шага вперед.
— В чем дело? — Шан шагнул к подрядчику, в упор глядя на него суженными глазами. В них появилось такое выражение, что подрядчик попятился назад.
— Расступись! Я говорю: нам надо пройти на пристань! — взвизгнул он.
— На пристань никто не пройдет!
— Никому не позволим!
— У нас еще есть законы! — заорал подрядчик. — Не хотите работать — и черт с вами! Я других нашел. Люди пришли. Почему вы их не пускаете на пристань? Слушайте, вы... — обратился он к крестьянам, — эти кули не пропускают вас на пристань. Что будем делать?
— Не пропускают так не пропускают, — равнодушно ответил пожилой крестьянин.
Чжу Сань, пробившись вперед, хотел что-то сказать на ухо подрядчику. Но тому теперь было не до него.
— Разве можно сразу отступать? Пристань эта моя, я вас нанял. Вперед! Если что-нибудь произойдет, я отвечаю. Денег заплачу больше. И на всех угощение — каждому по большой чашке вина.
— Не трудись зря! — оборвал его вожак. — Мы лучше подождем, пока нас не пригласят к тебе на похороны! Мы пришли сюда не ради тебя, а к нашим братьям-кули. — Он повысил голос. — Послушайте нас, братья! Не думайте о нас плохо. Мы не знали, что у вас тут на пристани происходит. Думали немного подработать. Попались на удочку вот этому... Мы простые крестьяне, но у нас есть совесть. Не можем мы делать то, что несправедливо. Продолжайте вашу борьбу. Мы уверены в том, что вы победите!
Последние слова его уже были встречены криками одобрения.
Шан подтолкнул локтем Фына. Тот улыбался. Подрядчцка трясло от негодования.
— Но вы ведь получили деньги! От своей же выгоды отказываетесь! Что за люди?!
—- Деньги, говоришь? Вот твои деньги! — Крестьянин вытащил из-за пазухи пачку кредиток и швырнул их подрядчику.
Бумажки заплясали и закружились в воздухе.
— Прощайте! — закричал крестьянин. — Желаем вам победить!
Крестьяне заторопились обратно.
— Вернитесь! - тонким голосом кричал подрядчик. — Верните их!
Его телохранители, глядя на рослые и крепкие фигуры уходивших крестьян, затоптались в нерешительности. Сзади из толпы рабочих кто-то гикнул, раздалось улюлюканье. Рабочие засучивали рукава. Никто из телохранителей не тронулся с места.
Подрядчик, сорвав с себя шляпу, мял ее в руках. Потом во главе кучки своих приспешников ушел.
Подрядчик оказался не в силах урегулировать конфликт, и в дело вмешалось социальное бюро городского марионеточного правительства. Оно потребовало от рабочих прислать для переговоров делегацию. После обсуждения этого вопроса на партсобрании портовой ячейки возглавить делегацию рабочих поручили Фыну.
Как и следовало ожидать, японская военная администрация и социальное бюро задержали рабочих делегатов. В порт прислали большое количество солдат из гарнизона и полицию. Солдаты блокировали пристань, производили в бараках кули обыски. Грузчиков сгоняли на пристань и силой заставляли приступить к работе.
Здесь, на пристани, Лян Юнь снова встретился с избившим его когда-то Рябым. Это произошло в тот момент, когда Рябой с японской офицерской саблей и пистолетом на поясе ворвался в барак жули. Солдаты, шпики и полицейские смотрели на стоящих перед ними безоружных людей, как на своих злейших врагов. Рябой злобно вглядывался в лица грузчиков. Его выпуклые, с красными прожилками глаза останавливались то на одном, то на другом лице. По Лян Юню его взгляд скользнул безучастно. Он не узнал паренька. Лян Юнь хорошо его помнил. Сколько было в его короткой жизни вечеров, когда он, не в силах уснуть, строил планы мщения! Сегодня он уже умел сдерживать себя. Но все равно волнение его было настолько сильным, что он весь дрожал.
Грузчиков выгнали из барака на пристань. Там за ними велось строжайшее наблюдение. Взад и вперед
по пристани патрулировали группы японских и китайских солдат. Через десяток шагов стояли полицейские посты. Среди грузчиков шныряли переодетые шпики. Подрядчик в расстегнутой на груди куртке бегал взад и вперед, то перекидываясь несколькими словами с японскими офицерами, то угощая сигаретами полицейских. Он делал вид, что не замечает грузчиков. Те негромко бранились:
— Ишь, сука, как подлизывается! Готов прямо лизать...
— Предатель, японский прихвостень!
— Скотина бессовестная!
Подрядчик сначала делал вид, что не слышит их возгласов, потом, обменявшись несколькими словами с японским офицером, он подошел ближе к грузчикам и сказал:
— Друзья мои! Ваше неповиновение переходит всякие границы! Вначале это были пустяки. Подумаешь, прибавить немного денег — это легко было уладить... Но вы не должны были бросать работу. Ваши действия нарушают общественный порядок, наносят вред доблестной японской армии, сражающейся в Юго-Восточной Азии. Японское командование встревожено и готово применить к вам строгие меры наказания. Но к чему вам неприятности? Мы работаем вместе много лет... Я решил сегодня поговорить с вами и предложить примирение. Придерживаясь духа японо-китайского сотрудничества, императорская армия не станет помнить зла. Если вы теперь безропотно и безо всяких условий начнете работу, мы выпустим ваших арестованных товарищей... — Он многозначительно кашлянул и переменил тон. — Если же вы решитесь продолжать свои действия, то есть, решитесь «бить мух на голове у тигра», —-вы добьетесь только собственной гибели. Некоторые из вас вознамерились бороться с императорской армией... По-моему, эти люди не отведали еще медвежьего сердца и печени барса. Вам нужно
сейчас же, сию минуту возобновить работу! Слышите?
Грузчики безмолвствовали.
Подрядчик оглянулся на молчаливо стоящих сзади японцев, нерешительно почесал в затылке.
— Ребята, мы с вами работаем уже много лет. Я хочу предостеречь вас. Смотрите, вам будет хуже!.. Вспомните о ваших женах и детях. Что с ними будет, если...
Чей-то голос перебил его:
— Не станем работать, все равно жизни нет...
— Ты, ты... — Подрядчик старался отыскать в толпе того, кто кричал. — Выходи вперед, если такой смелый!
Кули стояли неподвижно. Никто не шелохнулся. На подрядчика в упор смотрели сотни пар глаз.
Японский офицер, наблюдавший за всем со стороны, медленно подошел к грузчикам. Это был командир роты Кубота. С видом добродушным и благожелательным он заговорил:
— Друзья, вас китайский народ и нас японский народ — как одна семья. Харосие друзья очень. Васе население очень лояльный. Которые люди лояльный — императорская армия защищает. Понятно? Если работать — кусать, кусать есть, не работать — кусать, кусать нет. Понятно? А?..
Никто ему не ответил, и он продолжал:
— Вы здесь работать, а императорская армия сражается в южном море. Мы привозить оттуда сахар, бананы... Много привезем. Вы будете кусать. А?
Его слова не производили никакого впечатления, и японец стал раздражаться. Он заговорил громче:
— Кто не работать, тот балу! Лояльный граждан — не такой, не такой. Лояльный граждан — императорская армия защищать... Кто работать, тот сюда становись. — Он показал на место рядом с собой.
Грузчики по-прежнему стояли неподвижно. Кубота вышел из себя. Он стал кричать. Затем
насильно вытащил из толпы какого-то пожилого кули.
— Становись сюда, твоя будет работать.
Он попытался поставить рабочего рядом с собой. Тот отчаянно сопротивлялся. Кубота выхватил из ножен длинную офицерскую саблю и плашмя ударил ею грузчика по плечу. Тот упал. Приподнявшись, он гневно крикнул:
— Я не буду работать!
Кубота несколько раз ударил его рукояткой. Кули больше не поднимался. Толпа всколыхнулась. Раздались возмущенные возгласы и угрозы. Кубота, взяв саблю наперевес, злобно вглядывался в толпу. Японские солдаты и полиция бросились вперед со штыками наперевес, оттесняя грузчиков назад. На пристани вновь воцарилась тишина.
Прошло несколько минут. Кубота, не зная, что лучше предпринять, наконец, распорядился:
— Все остается здесь. Никому не позволять уйти. Кто будет уйти — стрелять!
Он уехал в штаб. Японские часовые неподвижно стояли на своих местах, как глиняные статуэтки. Солдаты и полицейские расселись где попало. Шпики в штатском продолжали бегать перед толпой. Лян Юнь стоял вместе со всеми. Вдруг он услышал голос китайского офицера:
— Эй, Хлопушка!
— Здесь! — откликнулся из строя невысокий коренастый солдат лет семнадцати.
— Ко мне!
Лян Юнь подумал: вероятно, это тот Хлопушка, который служит в ямыне и о котором ему говорил Заяц. Он стал следить за солдатом. Офицер передал солдату деньги: тот куда-то убежал и через некоторое время вернулся с пачкой сигарет. Лян Юнь улучил момент, когда он проходил мимо, и тихонько позвал:
— Хлопушка...
— А? — Солдат приостановился, подозрительно вглядываясь в Лян Юня.
— Слушай, меня зовут Лян Юнь. Ты знал Зайца?
Солдат заколебался. Он огляделся по сторонам и, видя, что полицейские довольно далеко от них, тихонько проговорил:
— Давай отойдем.
Лян Юнь вышел из толпы. Неподалеку был склад. Полиция и японцы окружили пристань и склад широкой цепью. До них было довольно далеко.
— Хлопушка, Заяц говорил тебе обо мне?
— Говорил, что ты хороший парень. Знаешь, ваше дело плохо. Они вас отсюда не выпустят. Хотят, чтобы вы поголодали. Может, говорят, сговорчивее станете. Но если хочешь, я тебя выведу.
— Нет, что ты! — Глаза Лян Юня округлились. — Здесь мои товарищи, разве я один могу уйти?
Хлопушка с удивлением поглядел на Лян Юня, покачал головой и отошел.
Когда Лян Юль вернулся в толпу, к нему подошел Большой Лян.
— Кто это с тобой был?
— Хлопушка, дружок Зайца.
— Что он тебе говорил?
— Он предложил вывести меня отсюда.
— Почему же ты не ушел?
— Как я мог уйти! Вы все здесь, а я уйду?
— Эх ты, недотепа! — Большой Лян улыбнулся и понизил голос. — Сходи к нему еще разок и попро-. си тебя вывести.
— Не пойду! — Лян вскинул голову.
— Да нет же, послушай. Как выйдешь, сразу же разыщи Шана. Расскажешь ему, что здесь делается. Спроси, как нам вести себя дальше.
— Тогда я пойду.
Хлопушка в ответ на его просьбу только рассмеялся.
— Проголодался, наверно. Иди за мной. Все будет, в порядке.
Хлопушка обнял его за плечи. Переговариваясь,они пошли вперед. Японец с винтовкой наперевес остановил их. Ткнув пальцем в Лян Юня, он спросил:
— Ты... Твоя что делает?
— Его, его... — объяснил Хлопушка, — наш агент, ясно?
— А, карасо. — Японец уступил им дорогу.
Хлопушка проводил Лян Юня до угла улицы. Лян Юнь поблагодарил его.
— Э, что там!.. Если друзья, так друзья! Неизвестно еще, кто кому потом пригодится. Я здесь тоже не ради одной защиты родины служу. Жрать-то нужно.
Они расстались. Лян Юнь побежал к Шану. На дверях дома висел замок. Он разыскал Эр-мань с лотком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27