— В этом я тоже убежден,— молвил Филипп.— Но она будет очень страдать!
— Ей не будет хуже, чем от теперешней неизвестности. Поверьте мне, Вандердекен! Впрочем, мне пришла в голову одна идея. Завтра я подпишусь как Корнелиус Рихтер, а вы — как Якоб Вантрает. Запомните! Оставим прошлое, нам надо сосредоточиться на будущем!
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Утомленные событиями дня, друзья расположились прямо на земле и скоро погрузились в глубокий сон. Ранним утром их разбудил громкий голос коменданта, который проводил смотр гарнизону и распекал своих подчиненных, грозя арестом и карцером. Заметив наших друзей, он с кислой миной на лице приказал им следовать за ним. Поднявшись в кабинет, португалец спросил, готовы ли они подписать документ или предпочитают снова возвратиться в тюрьму. Филипп и Крантц, как договорились, выбрали первое. Когда они подписали состряпанный комендантом документ, коротышка очень развеселился и снизошел до того, что пригласил их позавтракать вместе с ним.
В беседе за вкусным завтраком комендант пообещал нашим героям, что они покинут остров с первым же кораблем, и уговорил отобедать всем вместе у него. В ходе непринужденного разговора Крантц упомянул, что у него имеется несколько золотых монет, и выразил желание снять отдельную комнату. Не прочь подзаработать, комендант предложил им комнату в своем доме и обед за его столом, запросив за все невысокую плату, чем Филипп и Крантц остались очень довольны. Крантц настоял на том, чтобы уплатить деньги вперед. С этого момента комендант резко переменился к Филиппу и Крантцу и норовил при всяком удобном случае выказать им свое внимание.
На третий день вечером Крантц за столом у коменданта решился спросить, зачем тому потребовался такой документ. Комендант ответил: Амина, мол, обещала выйти за него замуж, как только он предъявит ей свидетельство о смерти мужа.
— Это невозможно! — воскликнул, вскочив, Филипп.
— Невозможно, сеньор? Почему же невозможно? — спросил свирепым голосом комендант, поглаживая свою клинообразную бородку.
— Я тоже чуть было не выпалил, что это невозможно,— вмешался в разговор Крантц, заметив оплошность друга.— Если бы вы только видели, комендант, как нежна была та голландка со своим мужем, то и сами не поверили бы, что она смогла так быстро позабыть его и полюбить другого. Но женщины есть женщины, а солдаты всегда пользуются у них успехом! За ваш успех, комендант!
— Я как раз это и хотел сказать,— спохватился Филипп, поняв замысел друга усыпить бдительность коменданта.— Женщину можно простить, если сравнить с ее мужем вас, комендант!
Тот легко поддался на нехитрую лесть и весь напыжился:
— Ну, конечно же! Мы, солдаты, всегда пользуемся успехом у женщин! Может быть, потому, что надежнее защищаем их? Давайте, сеньоры, выпьем еще, а именно — за здоровье прекрасной Амины Вандердекен!
Филипп и Крантц поддержали тост.
— Но как же вы решились, комендант,— продолжал затем Филипп,— отпустить свою будущую супругу в Гоа, где для прекрасного пола так много разных соблазнов?
— Вздор все это... Она любит меня. Да, между нами говоря, она боготворит меня! — похвалялся комендант.
— Вранье! — не выдержал Филипп.
— Эй, сеньор! Это относится ко мне? — вскричал комендант и схватился за свою длинную шпагу, лежавшую на столе.
— Нет, конечно,— отвечал Филипп, спохватившись.— Я имел в виду ту женщину. Я сотни раз слышал, как она клялась, что никогда и никого, кроме мужа, любить не будет!
— Ха, ха, ха! И больше никого? — спросил комендант, рассмеявшись.—Дружок!— добавил он,—ты же не знаешь женщин!
— Так оно и есть,— вставил Крантц и, наклонившись к коменданту, шепотом добавил:— К тому же мой друг вообще не может терпеть женщин. Он был уже раз обманут одной особой самым скверным образом.
— Нам остается только пожалеть его. И давайте поговорим о чем-нибудь другом,—предложил комендант.
Когда пленники остались в комнате одни, Крантц посоветовал Филиппу быть сдержанней, чтобы не усугубить свое положение и вновь не попасть в тюрьму. Филипп признавал свою несдержанность, но не ручался, что сможет сдержать себя в будущем,— его бесило бахвальство коменданта.
— Возможно ли, чтобы моя жена была двуликой?! — воскликнул Филипп.— Между тем потребность коменданта в документе, подписанном нами, как будто подтверждает правдивость его высказываний.
— В этом я согласен с вами,— невозмутимо произнес Крантц.— Но вам следует учитывать условия, в которых оказалась ваша жена. Чтобы сохранить себя для вас, она и поставила коменданту такие условия. В этом вы убедитесь, как только переговорите с супругой. Поймите, она придумала эту уловку, не желая стать жертвой насилия!
— Хотел бы я, чтобы это оказалось правдой,— отвечал Филипп, задумавшись.
— Так оно и есть, друг мой, поверьте мне! — повторил Крантц.— Никогда не позволяйте себе дурных мыслей о жене, она живет только любовью к вам! Мне стыдно за вас, Вандерде-кен!
— Ты прав. Я искренне раскаиваюсь, что плохо подумал о ней,— отвечал Филипп.— Но как все же тяжело выслушивать оскорбительную клевету этого презренного человека!
— Согласен. Но я предпочитаю все же его общество тюрьме,— сказал Крантц.— А теперь спокойной ночи!
Очень медленно тянулось время для наших друзей. Филипп и Крантц прожили в форте на Тидоре уже три недели. Однажды утром они вышли прогуляться.
— Когда же я увижу ее снова? — воскликнул Филипп, когда в их разговоре возникла пауза.
— Увидеть? Кого? — спросил комендант, неожиданно появившийся рядом с удивленным Филиппом.
Не раздумывая, Крантц тут же вступил в разговор:
— Мы говорили о его сестре, комендант,— начал он и, уводя того в сторону, добавил:—Не говорите с моим другом об этом деле, поскольку оно для него очень неприятно и является причиной того, почему он ненавидит весь женский пол. Его сестра была женой его близкого друга, но бросила его и бежала с одним негодяем. Она была его единственной сестрой и своим легкомысленным поведением свела в могилу мать и сделала брата несчастным. Не затрагивайте этой темы, прошу вас!
— Ни в коем случае! И я не удивляюсь этому. Честь семьи — дело серьезное! — отвечал комендант.— Бедный молодой человек! Пожалуй, поэтому он такой тихий и серьезный. Он что, из приличной семьи, сеньор?
— Его семья одна из самых уважаемых в Голландии! — отвечал Крантц.— Он получил огромное наследство, а денег, которые оставила ему мать, и не счесть! Но бегство сестры и смерть матери заставили его покинуть родину и искать утешения в дальних странах.
— Одной из самых уважаемых семей Голландии? — переспросил комендант.— Значит, он взял себе другое имя и Якоб Вант-рает его не настоящая фамилия?
— Конечно,— подтвердил Крантц.— Разумеется, у него другая фамилия, но больше я ничего не могу сказать.
— Но все же! Можно же довериться своему другу, умеющему хранить секреты. Но сейчас я не хочу расспрашивать об этом. Так, значит, он действительно из благородных?
— Из самой уважаемой, богатой и влиятельной семьи страны! А через жену породнен и с испанским дворянством!
— Ай, ай! — воскликнул комендант.— Тогда он знает, наверное, многих португальцев?
— Вне всякого сомнения! Поскольку португальцы и испанцы так или иначе почти все родственники.
— И он, конечно, ваш верный друг, сеньор Рихтер?
— Разумеется. И я могу рассчитывать на беззаботную жизнь, как только мы вернемся домой. У него самая благородная душа! Вы убедитесь в этом, если когда-нибудь встретитесь с ним вновь.
— Я нисколько не сомневаюсь в этом,— отвечал комендант.— Заверяю вас, что очень удручен тем, что должен пока оставаться здесь. Но, пожалуй, года через два меня заменят и я направлюсь в свой полк в Гоа. Там я намерен закончить службу и возвратиться в Европу. Но вот подходит ваш друг.
После этого разговора с Крантцем комендант резко изменил свое отношение к Филиппу, что бросилось в глаза всему населению форта. Маленький человечек, видимо, надеялся рано или поздно использовать знакомство с Филиппом в своих интересах.
Несколько дней спустя, когда они втроем сидели за столом, в комнату вошел капрал и доложил, что некий голландский матрос просит принять его. Филипп и Крантц побледнели, услышав это сообщение. Их охватило недоброе предчувствие. Комендант, к счастью, этого не заметил. Он приказал пропустить просителя. Это был не кто иной, как одноглазый Шрифтен!
— Вот так встреча! — начал он, как только вошел.— Капитан Филипп Вандердекен и мой хороший друг минхер Крантц, старший рулевой на корабле «Утрехт», я рад видеть вас!
— Капитан Вандердекен?! — вскричал, вскакивая, комендант.
— Совершенно верно. Вот — мой капитан, минхер Филипп Вандердекен, а вот — наш старший рулевой, минхер Крантц! Оба с корабля «Утрехт». Мы потерпели кораблекрушение. Кхе, кхе, кхе!
— Черт побери! Вандердекен? Ее муж? — продолжал вскрикивать комендант, почти задыхаясь и хватаясь за рукоять своей длинной шпаги.— Так, значит, меня дурачили? Меня хотели надуть? — Вены на его лбу набухли, как бы готовые лопнуть, и он закричал:—Эй, там! Капрал! Охрана!
Филипп и Крантц поняли, что ложь тут уже не поможет. Филипп сидел молча, сложив руки. Крантц же заметил:
— Поразмыслив немного, вы, комендант, поймете, что ваша вспыльчивость безосновательна!
— Безосновательна? — снова вскричал комендант.— Вы ввели меня в заблуждение, но и сами попались в ловушку! У меня есть подписанный вами документ, и я сумею воспользоваться им! Как вам известно, вы умерли, капитан! Этому документу ваша жена поверит с радостью!
— Она обманула вас, комендант, чтобы убежать от вашей зависимости! И ничего более! — произнес Вандердекен.— Будь она свободной, как облако, она бы ответила совсем по-другому такому презренному и высохшему ничтожеству, как вы!
— Подождите же! Подождите! Скоро наступит и мой черед! Капрал! Бросить этих людей в тюремный подвал и приставить стражу, пока мой приказ не будет отменен! Может быть, ваша могущественная родня в Голландии и Испании поможет вам выпутаться из этого положения!
Немало удивленные таким поворотом событий, солдаты увели Филиппа и Крантца. Шрифтен последовал за ними. Когда они проходили по галерее, которая вела в подвал, Крантц вырвался из рук стражников и яростно пнул ногой Шрифтена так, что тот, пролетев несколько шагов по воздуху, грохнулся на пол.
— Славненький удар, кхе, кхе, кхе! — со смехом воскликнул
Шрифтен, поднимаясь и глядя на Крантца.
Около тюремной двери Педро посмотрел на Филиппа и Крантца, и его взгляд сказал им, что рядом с ними друг, на которого они могут положиться и который, не щадя усилий, постарается помочь им. Для друзей это было некоторым утешением и лучом надежды, когда за ними захлопнулась дверь камеры.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
— Вот и все наши надежды рухнули,— подавленно произнес Филипп.— Что мы можем противопоставить этому тирану?
— Кто знает, кто знает,— отвечал Крантц.— Пока положение наше бесперспективно. Но будем надеяться на лучшее. Мне только что пришла в голову мысль, которая, пожалуй, не покажется вам совсем плохой,— продолжал Крантц после некоторой паузы.— Пусть только пройдет гнев у этого человека!
— И что же это за мысль?
— Коменданту нравится не только ваша жена. Ко всему прочему, он очень неравнодушен и к деньгам. А поскольку нам известно, где зарыт клад, то мне кажется, что он выпустит нас на свободу, если мы пообещаем ему показать доступ к тем сокровищам.
— Может статься. Только бы нелегкая забрала этого проклятого Шрифтена! Вот уж, действительно, существо не из нашего мира! Всю жизнь он преследует меня и, кажется, творит это не по собственному желанию!
— Значит, он — часть вашей судьбы. Между тем следует позаботиться о том, чтобы комендант не забыл напоить и накормить нас!
— Меня не удивит, если он так и поступит, ведь он жаждет, чтобы я исчез из этого мира!
Тем временем комендант, успокоившись, приказал привести к нему Шрифтена, но, как усердно того ни искали, найти не смогли. Охрана клялась и божилась, что одноглазый вошел в форт, но из него не выходил. Дальнейшие поиски результата не дали.
«Может быть, его заперли вместе с теми двумя пленниками? — подумал комендант.— Вряд ли это возможно, но надо все же пойти и проверить».
Он спустился в подвал, открыл камеру, заглянул в нее и хотел было уже снова запереть дверь, но услышал голос Крантца:
— Эй, сеньор! И это дружеское обращение? Разве можно так обходиться с людьми, которые платят вперед? И лишь потому, что один плут заявляет, что мы якобы не те, кто мы есть? По крайней мере, прикажите принести нам хоть глоток воды!
Комендант, удивленный неожиданным исчезновением Шрифтена, не знал, что ответить. Смягчившимся голосом он, наконец, произнес:
— Я велю принести вам что-нибудь, сеньоры!
С этими словами он запер дверь и удалился.
— Удивительно,— проговорил Филипп.— Скоро же он успокоился!
Через несколько минут в камеру вошел Педро, который принес полную кружку воды.
— Он исчез, как призрак, сеньоры! — сказал он.— Мы обыскали весь форт, но все напрасно!
— Кто исчез? Одноглазый?
— Ну да, тот, которому вы дали хорошего пинка!
Крантц издал протяжный свист и посмотрел на своего приятеля.
— Друг Педро! Передай коменданту, что, если он желает меня выслушать, я сообщу ему нечто очень важное.
Солдат ушел.
— Теперь, Вандердекен, я смогу напугать этого героя так, что он тут же выпустит нас на свободу. Нужно только, чтобы вы утверждали, что не являетесь мужем Амины.
— Я не смогу,— возразил Филипп.— Я не в состоянии произнести эту ложь!
— Я понимаю вас, хотя мне кажется, что наше притворство позволит нам избежать жестокого и несправедливого к себе отношения. Тогда я начну свою интригу с другого конца.
— Во всем, что не оскорбит достоинства моей жены, я буду помогать тебе,— отвечал Филипп.
Крантц задумался. Он все еще размышлял, когда заскрипел засов и в камере снова появился комендант.
— Что за важную новость вы хотели сообщить мне? — поинтересовался он.
— Прежде всего я хотел бы попросить вас привести к нам того одноглазого и приказать ему повторить свои показания,— обратился к коменданту Крантц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41