Или как
будто он смотрит вниз, в темные глубины океана...
Кип смутно осознал, что начало действовать успокоительное, которое он
принял. Затем он поплыл по течению, поворачиваясь медленно в пространстве,
в то время как его очертания таяли и расплывались, и темнота вливалась в
него, пока они не стали единым целым.
Он медленно начал пробуждаться, в его мозгу застрял фрагмент сна.
Какое-то мгновение он думал, что все еще спит и что раздававшиеся голоса
были частью его сна, так как они разговаривали о блондинке. Но яркая,
жаркая картина исчезла, растворилась, а голоса остались.
- ...(сдавленный смех) парень, что за пара... как бы вам понравилось
(смех)...
Кип запутался в постельном белье, и был весь липкий от пота. Воздух
был холодным и свежим. Окна казались продолговатыми серыми нишами на
черном фоне. Должно быть, скоро наступит утро.
Они подсматривали мой сон, подумал он, и внезапно ему стало так
тошно, что он больше не мог переносить звуки их голосов. Он вызвал
конкурирующий шум у себя в голове: песни, всплывшие воспоминания о маршах
Суза, толпы на футболе, кегельбаны и тому подобное. Постепенно голоса
стихли, но он цеплялся за воспоминания, более связные и более яркие,
ожившие теперь: после полудня в субботу, воздух бодрящий и холодный,
дешевые места для зрителей, масса лиц... футбольный мяч медленно падает
вниз, голубое небо над стойкой ворот... Эвелин Несбит, сидящая напротив
него в Грог Шоп... Мери Клайд, маленькая брюнетка, с которой он встречался
в Сноквальми... и Анжелика. Анжелика. Анжелика...
Кип стоял босой возле кровати, его пальцы сжимали выключатель от
лампочки, висящей над кроватью. Он моргал от внезапного теплого света.
Как насчет этого?
Он обнаружил, что думает об Анжелике, спящей в соседней комнате. Не о
той Анжелике, которая имеет в виду именно "нет", когда говорит "нет", и
никогда не будет стесняться, произнося "да", если она имеет в виду именно
это; и не об Анжелике, страстно увлеченной политикой, но просто об
Анжелике, мягкой и теплой, спящей в темноте.
Это было неправильно. Не потому, что так говорится в каждой книге, но
потому что таких отношений никогда не было между ним и Анжеликой, и, по
всей видимости, теперь уже не будет.
И даже теперь, осознал Кип с ужасом и стыдом, его это не заботило.
Он не беспокоился, что она будет бороться. Его не волновало, будет ли
она кричать.
Внутри него установилась тишина ожидания, и от этого почему-то было
еще хуже. Было бы легче, если бы они разговаривали с ним, убеждая его,
исподволь внушая свои пакости; тогда бы ему помогла злость на них.
Кип оцепенело нагнулся, нашел свою одежду и начал одеваться.
В дальнем конце гостиной горела одна лампа. Кто-то стоял на коленях
перед ней. Острый клин света падал на рыжие волосы: Нэнси. Кип попытался
тихо пройти мимо нее, но она обернулась, прежде чем он дошел до двери.
- Кип? - Она неуклюже поднялась и подошла к нему. Платье свободно
болталось на ней, неподпоясанное и незастегнутое. Она увидела его лицо и
остановилась. - В чем дело, Кип?
- Ни в чем.
Он открыл дверь. Голоса стали слышны вновь. Это было невыносимо -
он-то даже не обратил внимания, что под платьем у Нэнси ничего не было,
зато они заметили... Он хлопнул дверью в ответ на ее вопрос: "Куда ты
идешь?" и сбежал по лестнице.
Слабый розово-жемчужный свет начинал пробиваться над верхушками
зданий на востоке. Под светлеющим небом лежал город, холодный и серый. Кип
задержался на минутку, засмотревшись на оборванного человека, спящего
возле дверей. Интересно, кто-нибудь внутри него тоже подсматривает его
сны?
За ним по тротуару застучали каблучки. Он обернулся. Это была Нэнси.
Она задержалась, чтобы надеть туфли и пальто, и она что-то держала под
мышкой.
Нэнси остановилась в нескольких футах от него и стало ясно, что она
несла. Это был плащ Кипа, свернутый в узел.
- Я подумала, что тебе понадобится вот это, - сказала она
нерешительно.
- Спасибо.
Она стояла, ожидая, и он понял, что она не собирается поднимать
скандал или идти за ним, если он попросит ее не делать этого.
- Ты действительно хочешь мне помочь? - спросил он.
Она серьезно кивнула.
- Я пытаюсь это делать.
- Хорошо. Пошли.
Она шла рядом с ним быстрыми, мелкими шагами.
- Куда мы идем?
- Мы ищем ящик, - объяснил он и продолжал идти, размахивая руками,
сжатыми в кулаки, а кровь ритмично пульсировала у него в висках, и в этом
ритме ему чудилось: "Анжелика... желика... желика..."
Им долго пришлось бродить боковыми аллеями, пока Кип нашел то, что
хотел; тяжелый упаковочный ящик в неполных пять футов высотой и около 20
дюймов шириной. Он забрался в него, чтобы убедиться, что он в принципе это
может сделать, и Нэнси наблюдала за ним округлившимися глазами, но не
задала ни единого вопроса.
Когда он поставил ящик на середину ковра в гостиной и выпрямился, он
только теперь обратил внимание на то, что его рюкзак открыт и все вещи,
которые находились в нем, разбросаны в беспорядке по полу, кроме одной.
Поднос для воскурений, который он вчера приобрел в аптеке, лежал на конце
стола под лампой. Это был дешевый кусок штампованного, покрытого черной
эмалью олова, скорее всего сделанный в Бруклине, а на его ободке была
прикреплена покрытая золотистой краской статуэтка коровы.
Позолоченная корова.
Или золотой теленок.
Он повернулся и посмотрел на Нэнси.
- Ты же не...
- Я молилась всем, кому могла, - сказала она.
В этих застывших глазах была боль, такая глубокая и такая большая,
что ему стало больно смотреть в них, но он не мог отвести взгляд.
Он положил руки ей на плечи.
- Нэнси...
- Но никто не ответил мне. Или я не расслышала?
Он отпустил ее.
- Нет, - сказал он, - я полагаю, они не ответили.
В комнату вошла Анжелика, свежая и порозовевшая, застегивая пояс
платья. Ее выражение слабого удивления превратилось во что-то более
острое, когда она увидела ящик.
- Кип, а это для чего?
- Обычная вещь, - пояснил он. - Я больше не могу ждать, Анжел, -
вчера вечером я думал, что смогу, но теперь все гораздо хуже. Я даже не
могу тебе описать, насколько все плохо. Это должно произойти сейчас.
Прости.
- Ты... - начала она и прикусила нижнюю губу. - Хорошо, если
положение дел таково, то конечно, Кип. - Она опять посмотрела на ящик. - А
что ты собираешься делать с этим?
- Просто забраться в него и находиться там, - произнес он напряженно,
- пока эта банда духов не уберется. Или пока я не умру.
- Но ты же не знаешь, сработает ли это...
- Сработает. - Он изогнулся и втиснулся зигзагообразно в упаковочный
ящик. Ящик был достаточно велик, и Кип помещался в нем, если нагибал
голову и сгибал колени; он не мог присесть в нем и не мог стоять. - Это
как раз то, о чем я забыл, наверное, просто не хотел помнить. Некоторые
вещи никто не любит, за исключением мазохистов, а я не отношусь к ним.
Старая формула. Бичевание. Дыба, тиски для больших пальцев, пытка водой. -
Он постарался улыбнуться. - Это то же самое, только более современный
подход. Дешевле, а по эффективности то же самое.
Он добавил:
- Эта операция продлится определенное время, так что если тебе нужно
уйти...
Она заколебалась, глядя на него здраво и озадаченно.
- Кип, я себя чувствую гадко от того, что я должна уйти... Но я
вернусь, - сказала она, поворачиваясь, - и постараюсь это сделать как
можно скорее.
Она оделась и вышла в течении пяти минут, а затем в комнате
установилась полная тишина. Нэнси села на кушетку, поставив ноги вместе, а
руки положив на колени, и наблюдала за ним, ничего не говоря. Кип
скрючился в ящике.
После первой же минуты нахождения в ящике его колени и задняя часть
шеи начали ныть. Его голова была зажата в угол между верхней и боковой
частью ящика; он мог ее немного опустить, но не мог поднять; его колени
были опущены настолько, насколько это можно было сделать в таком узком
пространстве.
Позже боль перекочевала в плечи и грудь. Складывалось такое
впечатление, будто ему на грудь положили тяжелую металлическую плиту; он
мог ощущать ее вес при каждом вздохе.
Следующими были лодыжки. Он мог немного перемещать ноги, но каждое
изменение позиции давало облегчение только на несколько секунд; затем
резкая боль сводила каждую лодыжку еще сильнее, чем до этого.
Затем начались судороги: в икрах, в бедрах, в груди, в паху.
Он дышал с затруднением, короткими, резкими вздохами. В его сжатой
груди сердце неритмично трепетало, как пойманная птица, а кровь стучала в
висках так, как будто вот-вот вырвется наружу. Тяжесть в голове и плечах
была прямо Атлантова, как будто он держал на себе весь мир.
Внутри него какой-то голос все время нашептывал: "Достаточно, ты
попробовал, ты сделал все, что мог. Оставь это, ты не можешь ничего
поделать с этим, хватит. Никто не может делать с собой такое." Его тело
выгибалось, рвалось наружу. Было бы так легко... "Конечно, легко", -
нашептывал голос, - "только попробуй..."
Но глубоко внутри себя он нашел нечто, на что он смог опереться. Он
немного повернулся, что означало, что он остается в ящике, вместо того,
чтобы выйти из него. Пытка продолжалась.
После длительного периода мучений к нему подошла Нэнси и обтерла его
лоб холодной, влажной тряпочкой. Он покосился на нее.
- Все в порядке? - спросила она.
- Конечно, - слабо ответил он. - Нэнси...
- Что, Кип?
- Зажги сигарету.
Она отошла, затем подошла с сигаретой. Он заметил, как дрожат ее
пальцы, когда она подносила спичку к сигарете. Она держала зажженную
сигарету, и это было то, чего ему в данный момент хотелось больше всего на
свете.
- Я передумал, - сказал он. - Ты выкуришь ее.
Через какое-то мгновение она хотела отойти от него, но он попросил:
- Останься здесь. Выкури ее здесь.
Он наблюдал, как светится кончик сигареты, как клубится дымок,
голубой возле горящего конца сигареты и туманно-серый, когда она выдыхала
его. Он вдыхал сигаретный дым и его подвергаемое пыткам тело стало
корчиться от мук голода. Нэнси докурила сигарету почти до конца, и только
тогда он позволил ей наконец отойти.
Новая мысль пришла ему в голову сквозь боль и жажду, и он дал Нэнси
новые указания.
- Принеси бутылку ржаного виски. Нет, пять бутылок. И две кварты
пива. Действуй.
Ее юбка зашелестела, когда она уходила. Кип пробормотал:
- Попробуем алкогольное отравление. Выдержу все. Останусь здесь
навсегда, напившись.
Ее долго не было.
Нэнси влетела торопливо, хлопнув дверью, и со звоном поставила
бумажный пакет на ковер, тяжело дыша. Она посмотрела на него, ничего не
говоря.
- Открой пакет, - скомандовал он.
Она вынула бутылки и поставила их в ряд. Она опять опустила руку в
пакет и достала открывашку для бутылок.
- Нет, - сказал Кип и остановился, чтобы перевести дыхание. - Разбей
их.
Минуту она смотрела на него, а затем взяла по бутылке в каждую руку.
Вытянув руки, чтобы держать бутылки подальше от юбки, она ударила их друг
о друга. В пятой она отбила дно; виски брызнуло ей на лодыжки. Она
отбросила то, что осталось от бутылки, взяла пиво и ударила бутылку еще
сильней. Полетело стекло; Кип слышал, как кусочек стекла застучал внутри
ящика и увидел каплю крови с внутренней стороны лодыжки Нэнси. Она не
заметила ее. Она смотрела на бутылку, которая еще осталась целой, взяла
открыватель и вскрыла пробку, затем перевернула бутылку и держала ее так,
пока пиво не вылилось на ковер.
Кип невольно закрыл глаза. Когда он заставил себя открыть их вновь,
пенистая масса уже впиталась в ковер. Пахло как на винокуренном заводе или
пивоварне; везде валялись неровные осколки стекла и мокрые клочки
бумажного пакета. На ковре было сплошное месиво, и даже более того - это
была чистая инстинктивная квинтэссенция трагедии. Отобранные конфеты,
утопленный котенок...
Мусор, мусор...
Горячие слезы брызнули у него из глаз. Затем он почувствовал спазм
ярости; затем ничего, кроме медленных волн ощущений, которые раскачивали
его онемелое тело.
Кто-то тряс его за плечо.
- Кип, Кип!
Он заморгал и прищурился.
- Что?
- Ты заснул.
- Это хорошо. - Он был в состоянии, как будто ему что-то снилось -
нечто томно-приятное, которое уплывало из него теперь, как мыльные пузыри.
Опасность. Эта ожидающая тишина внутри него... Он потер ладонями лицо. -
Нэнси, дай таблетку. Маленькую, беленькую.
- Подожди минутку. - Она вернулась с таблетками, с двумя, стаканом
воды и соломинкой, которая Бог весть откуда взялась - наверное, она
принесла ее вместе с пивом.
Свет на улице постепенно становился все ярче. Сколько времени он
пробыл в ящике - два часа? Три? Когда-то люди переносили такие пытки
днями, без перерывов. Если они могли вынести эти пытки, то и он сможет.
"Я останусь здесь навсегда, - сказал он им. - "Если вы уйдете и
вернетесь, я опять залезу в ящик. Пока вы будете оставаться во мне, то,
пока я буду жив, я буду подвергать себя этим мукам".
Возникло ощущение давления внутри него... и еще чего-то, какое-то
движение поблизости. Это тревожило; он напрягался, чтобы ощутить, понять,
что это такое, но не мог.
Давление росло.
- Хорошо, молокосос, - сказал один из голосов.
Что-то взорвалось, затем Кип ощутил резкий, сильный порыв
нематериального движения.
Вторая группа жильцов исчезла.
И тут же появилась третья.

5
Когда он так набирался, как теперь, он мог, конечно, все еще слышать
голоса, но они были очень далекими и он не должен был их слушать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12