Я вжалась в стенку у стойки администратора и оттуда наблюдала за тем, как появился милицейский майор, сообщивший в мегафон, что все присутствующие стали жертвами мошенничества, и предложивший всем писать заявления в милицию.
Неожиданное ощущение дежавю застлало мне глаза куршевельским туманом: ресторан, маски-шоу, дядя Сема в кожаном плаще. Только там все это кончилось общим праздником, а тут.
Умом Россию не понять. У нас уж если розыгрыш, то до кровавых пузырей в глазах. Чтобы на всю жизнь запомнился.
Жалко мне было этих провинциальных павлинов, заплативших немереные деньги за вшивую встречу с министрами? Чуть-чуть. Самую малость. Раз до сих пор, блин, не поняли, что в Москве правду искать – как в стогу сена иголку, значит, так им и надо. Свои-то мозги я всем подряд не вставлю.
Одно хорошо: требовал шеф скандала – вот вам, пожалуйста! Профессионализм не пропьешь! Все-таки нюх у меня – ищейка обзавидуется! Насколько я поняла, никого из коллег-журналистов на сем знаменательном экономическом форуме не присутствовало. То есть я снова буду первой и единственной? И шеф еще смеет упрекать. Да он на руках меня носить обязан! Просто за то, что я есть.
Так я ему и сказала, когда пришла. И что неудивительно, он согласился! Всего лишь попросил сделать репортаж срочно в номер.
Что мне, жалко, что ли? Сделала.
* * *
«Mini» оказалась выше всяких похвал! Банкирша не соврала: машинка выглядела абсолютно новой, как из салона. Ярко-красная, скорее, алая, как июньские сортовые маки на родительской даче, которыми восхищался весь наш садоводческий поселок, она сверкала лаковыми боками, сияла серебряной эмблемой, щеголяла уверенными ершистыми колесами, рассыпала вокруг себя радуги, отраженные от чистейших стекол.
– Не машинка, а картинка! – пропела я себе под нос, оглаживая левый, красиво выпученный глазик передней фары.
В автомагазине, через который мы совершали сделку, мне попутно оформили страховку, и симпатичный инспектор ГИБДД, подмигнув, выдал мне временные номера.
– До встречи! – сказал он игриво. – Удачи на дорогах!
– Взяточники, – ругнулась, выходя на улицу, Эля. – Прямо так и намекает, что встретимся! Хотя тебе-то что? Ты сейчас на телевидении звездить начнешь, они у тебя все автограф брать будут вместо штрафа. А я каждый день перед выездом деньги меняю. Чтоб тыщу не отдавать. Жалко! Вожу с собой штук пять пятисоток. Специально для этих гадов.
– Чего так дорого? – ужаснулась я. Отец, точно помню, если что, никогда больше пятидесяти рублей гайцам не давал. А Ильдаровы машины вообще никто никогда не останавливал.
– Так у них такса от машины зависит. Они же психологи! Знают, кто сколько дать может. Ты на «Mini», может, будешь двести-триста платить. Как повезет. Так что имей в виду, сдачи от них не дождешься.
– А что, со взяток еще и сдача бывает? – хихикнула я.
– Вот и я про это говорю. А могли бы не борзеть. Если я на «мерсе» нарушила и у меня кроме тыщи ничего нет, так возьми половину, будь человеком! Нет! Ни разу! Ни один! Как будто я деньги печатаю!
Под эти приятные разговоры мы подошли к моей игрушечной «Mini», которую я уже мысленно окрестила Дюймовочкой.
– Ты сейчас куда? На работу?
– Да, на проспект Мира.
– Ну и я с тобой. Мне ж надо где-то часа три поскитаться, устать, косметику размазать, чтобы достовернее было. Поехали!
Я уверенно села за руль своей (!) машины. Включила зажигание, тронула рычаг коробки-автомата.
Моя Дюймовочка тронулась с места плавно и изящно, будто поплыла. Я лихо крутанула руль, выезжая с парковки на трассу, и тут же меня оглушил противный омерзительно-громкий гудок: мимо, едва увернувшись от изящного носика моей «Mini», пролетел джип. Из окошка явно в мою сторону высунулся увесистый кулак.
– Даш, ты осторожнее! – пискнула Эля. – А то в самом деле машину угробим.
– Тебе-то что? – саркастично улыбнулась я. – Автомобиль мой, ты свои деньги получила.
– Так жизнь-то свою я тебе не продавала, – неожиданно остроумно парировала банкирша.
Пришлось подобраться, включить сто двадцать процентов внимания и вспомнить все, чему учил меня местный инструктор и монакский Дима Полиняк.
Припарковавшись возле редакции, я позвонила своим узнать, не искал ли меня кто-нибудь.
– Шеф спрашивал, – ответил коллега Борька. – А ты где?
– Да уже тут, рядом, машину паркую.
– Машину купила? Да ты что? А какую?
– Приду – расскажу.
Через минуту вся наша редакция торчала у окон третьего этажа, наблюдая за тем, как умело притираю я к бордюру свою малышку. Взгляды были восхищенными и завистливыми, это и с земли отлично ощущалось. Я же, не замечая всеобщего ажиотажа, степенно беседовала с Элей.
– Ты бы мне хоть показала, как капот открывается, – укорила я продавщицу.
– Зачем? – изумилась та.
– Как зачем? А вдруг неполадка какая?
– И что? Сама чинить станешь? А потом, какая неполадка? Новая машина!
– И все же! – настояла я.
Эля неохотно влезла в салон, нажала какую-то кнопку. Капот нежно щелкнул серебристым клювом и открылся.
– Ну? И чего ты тут хочешь увидеть? – склонилась над Дюймовочкиными внутренностями вместе со мной банкирша. – Ой, сколько тут всяких штучек! Интересно! А я ни у одной своей машины капот не открывала.
– Зря, – веско обронила я. – Автомобиль следует знать со всех сторон.
– Ага! – Эля тронула фиолетовым ногтем какой-то прозрачный шланг. – Как ты думаешь, это что?
Минут десять мы увлеченно глазели в разверстое чрево, угадывая предназначение невиданных штучек, крышечек, бачков, трубок и механизмов.
Изредка отвлекаясь от изучения двигателя, я скашивала глаза вверх, наблюдая, не рассосалась ли завистливая толпа коллег, оккупировавшая окна. Когда от коридорного стекла отлип последний наблюдатель – верстальщик Димка, я устало проговорила:
– Ну что, хватит? Техминимум мы с тобой прошли?
– Погоди, Даш, я тут такую штуку нашла! Смотри, в бачках все содержимое разного цвета – красное, синее и желтое. Специально, да? Чтоб не запутаться.
– Конечно, – знающе пожала плечами я. – Масло, тосол, тормозная жидкость. – Я выдала все, что знала, но если бы Эля спросила, где что.
Еще минут пять мы пообсуждали, почему из одних бачков трубки идут вверх, из других – вниз. Потом дружно искали, куда наливается вода. Нашли. На одной из белых крышечек были нарисованы дворники.
– Ох, никогда не думала, что внутри у машины так интересно, – восхищенно цокала языком банкирша. – Ну что, пошли? Я, наверное, еще успею съездить за колье расплатиться.
Закрывая капот, мы, обе сразу, увидели, как буквально в метре от нас, мимо водительской дверцы «Mini», метнулась черная тень и засвистела по переулку, стремительно удаляясь.
– Стой! – заорала спохватившаяся первой Эля. – Стой, сволочь! Дашка, – крикнула она уже на полном ходу, – он наши сумки спер!
– Ах ты ворюга! – завопила я, мгновенно включившись в погоню.
Мы неслись по асфальту горбатого переулка, тяжело переболевшему оспой, ежесекундно утопая шпильками в его шрамах и болячках, спотыкаясь о рваные рубцы и проваливаясь в открытые раны, и с каждым мгновением понимали, что грабителя нам не догнать. Наверняка, к этой операции он тщательно подготовился, уж, как минимум, на его ногах плотно сидели беговые кроссовки.
Но и нас подогревал, вселяя силы и мощь, праведный гнев! И мы почти настигли подлого похитителя, но тут он, видно осознав неминуемую расплату, юркнул в какую-то щель между домами и пропал из вида. Конечно, мы ринулись за ним и уже через секунду, вывалившись из пыльного длинного аппендикса, оказались в молчаливом пустом дворе. Равнодушные глаза окон, кирпичные обшарпанные стены и – никого. Ни звука! Ни шагов, ни дыхания. Ни даже дуновения ветерка от только что пронесшегося катапультой человеческого тела.
– Где он? – затормозила, выворачивая каблуки назад, Эля. – Я его сейчас задушу!
«Ш-шу.» – отразилось от ближней стены бесстрастное эхо.
– Ушел, – констатировала я, сползая уставшей спиной по теплому кирпичу.
Мы отдышались, утихомирили выпрыгивающие из реберных решеток сердца.
Эля выглядела ужасно: красное, в рваных белых пятнах лицо, размазанные чуть ли не до лба зеленые тени, помада, съехавшая с губ на подбородок. Из сбитых носиков стильных туфель сквозь дырки в колготках выглядывали голые и пыльные напедикюренные пальцы. Одного каблука не было вовсе, второй существовал в половинном варианте. Скосив глаза на собственные конечности, я поняла, что выгляжу ничуть не лучше. Одно счастье: мои губы не были накрашены. То есть помада размазаться не могла.
– Ой, Даша, – банкирша вдруг сильно побледнела, так что красные подпалины будто засыпало мукой, – у меня в сумке двадцать тысяч баксов, карточки и все документы. А нам послезавтра на Майорку лететь.
– Что? – меня словно шарахнули медным тазом для варки варенья. Аж в глазах зазвездило. – Что?!
Вот тут-то одномоментно меня и накрыло, темно и безысходно, очередное мое «никогда». Сумка, растворившаяся в московских двориках, содержала в себе не только кредитки и деньги, как у Эли, но и бумаги на счастливо приобретенную Дюймовочку, документы самой машины: техпаспорт, регистрационное свидетельство, страховку – и главное – о, ужас! – мой загранпаспорт, билет в Лондон и карточку участника Sotheby's.
Осознание разразившейся трагедии было настолько испепеляющим и всеобъемлющим, что я даже заплакать с расстройства не смогла – все слезы в ошарашенном организме выжгло стремительное и неизбывное горе.
Через секунду, когда Эля надумала позвонить в милицию, чтобы вызвать на место происшествия сотрудников правопорядка, выяснилось, что наши мобильники остались там же, в недосягаемом далеке.
Едва переставляя ноги, мы дотелепались до машины.
– Поехали в отделение? – предложила банкирша.
– Как? – горестно спросила я. – До первого постового милиционера? Еще и угон пришьют.
* * *
Вы когда-нибудь передвигались по летней Москве на сломанных шпильках? Нет? Тогда вы меня вряд ли поймете, а описывать наши мучения нет ни сил, ни желания. Короче, в ближайшем отделении милиции мы оказались только минут через сорок. В этот момент нас вполне можно было принять за жертвы изнасилования, надругательства маньяка, атомной бомбардировки и захвата террористов.
На розовощекого кучерявого лейтенанта с рыбьими глазами это, однако, не произвело совершенно никакого впечатления. Видно, привык.
– Че, девчата, на каталу попали? – язвительно хмыкнул он. – Попользовался и не рассчитался? А сюда че приперлись? У меня жена есть.
– Заткнись, подлюка, – прошипела Эля. – Нас только что на бульваре обчистили. Давай бумагу, заявление писать.
Прошение в органы составляла я, как опытная акула пера. Под диктовку Эли. Когда скорбный труд был окончен и мы заставили рыбоглазого зарегистрировать наше заявление в журнале, ментеныш, едва сдерживаясь от изнуряющего желания пинками выгнать нас вон, простонал:
– Чего добьетесь-то? Где этого вора искать? И приметы вы классные указали: белые кроссовки, синие джинсы, красная футболка. Так мы его на раз поймаем!
И тут я осознала еще раз и уже навсегда: сегодня в шестнадцать с копейками рухнула моя жизнь. И карьера. И Лондон вместе с напыщенным Sotheby's, и дальнейшие Мальдивы. С работы попрут, машине и той не порадуешься: без документов разве что по двору туда-сюда кататься.
Я сгорбилась, приткнулась на краешек заплеванной скамейки и неожиданно для себя тихо и горестно завыла.
– Дашка, ты чего? – бросилась ко мне Эля.
Споткнулась, зацепившись сломанным каблуком за какой-то штырь, торчащий из пола, растянулась во весь рост на грязном линолеуме и тоже завыла. Причем так тонко и жалобно, что даже я на секунду замолкла, услышав этот почти потусторонний звук. Вскочив, я подняла подругу, усадила рядом. Теперь мы подвывали вместе, обнявшись, орошая обоюдными слезами пополам с тушью мою белоснежную блузку от Karen Millen и Эллину бежевую маечку от Pradа.
Первым на наш дуэт среагировал Рыбий Глаз. Смутился, засопел, притаранил граненый стакан с мутной водой, не иначе набрал из-под крана. Может, отравить хотел? Типа, нет заявителя – нет заявления. Мы, не сговариваясь, оттолкнули лицемерные руки.
Минут через пять остановилась работа всего отделения милиции. Шныри в форме сновали туда-сюда, пытаясь устранить помеху в виде двух отчаянно ревущих женщин. Нам предлагали салфетки, валерьянку, сигареты и даже анальгин. Видимо, чтоб унять режущую души боль.
Когда Эля, устав от бессмысленного подвывания, вдруг громко заголосила: «Да что ж я такая несчастная, уж лучше мне совсем не жить, чем так мучаться!» – менты и вовсе переполошились. А тут еще и я ее поддержала, скорее всего, генная память проявилась в русском народном плаче:
– Мамочка моя родная, да зачем ты меня на этот свет родила горе мыкать! Ох, бедная я, бедная, и за что мне такая судьбинушка? – Недаром по русскому фольклору я имела уверенное «отлично».
Выскочил из кабинета кто-то важный, не выдержав невыносимой обстановки в подведомственном учреждении. О чем-то пошептался с подчиненными. Подозвал рыбоглазого дежурного, который принимал заявление, тот приосанился, вызвал испуганного лейтенанта, видимо опера, проинструктировал.
– Сейчас поедем на место преступления, – изрек опер.
Мы воспрянули духом и несколько умерили эмоции в трагическом оплакивании собственных судеб.
Милиция будет искать нашего обидчика! И найдет этого преступника, наверняка злостного рецидивиста! Они же могут, когда хотят! И нам вернут наши сумки с деньгами, документами и телефонами. И тогда все состоится! И Элина Майорка, и мой Лондон, и вожделенные Мальдивы.
Опер сел на переднее сиденье раздрызганных бело-полосатых «Жигулей», нас впихнули на заднее, и грозная машина помчалась, сверкая синим огнем возмездия, оглашая сонную жаркую тишину зеленых двориков истошно-угрожающей сиреной.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6