https://wodolei.ru/catalog/unitazy/s-rakovinoy-na-bachke/
Порядок еще, конечно, не восстановлен, но пока рота под командованием капитана де Лавале пытается его поддерживать. Как долго продержатся солдаты? Не знаю…
– А в Ле-Прешере? – поникла Мари. – Что происходит там?
– То же, ваше превосходительство. Похоже, в основе волнений две причины. Первая – ордонанс об ужесточении контроля за правом на табак. Колонисты утверждают, что их хотят разорить. Они требуют отмены указа. И уверяют, что к этой мере вас подтолкнул советник шевалье Режиналь де Мобре.
– Что еще?
– Колонисты говорят, что не чувствуют себя в безопасности на Мартинике. Что офицеры, которых вы послали сражаться с флибустьерами, перешли на сторону неприятеля. Восставшие требуют повесить предателей, как, впрочем, и шевалье. Наконец, карибские индейцы тоже оживились: по слухам, они убили троих охотников на полуострове Каравелас…
– Это мне известно, – кивнула Мари.
– Босолей, Виньон и Сигали, счастливо избежавшие смерти, разгуливали по улицам, наводя смуту и призывая к уничтожению дикарей. Их несли на руках, как победителей. И еще, мадам…
– Говорите! – приказала Мари. – Да говорите же! Я все вынесу, я должна все знать.
– Они также кричали: «Смерть генеральше, смерть Мобре!» Зато выли: «Да здравствует Мерри Рулз, да здравствует Пленвиль, власть майору!»
– Кто их возглавляет?
– Всё те же: Пленвиль, Босолей, Виньон, Сигали – верные рабы майора.
– А вы не сочли за благо доложить обо всем этом майору?
Лагарен усмехнулся:
– Надеюсь, он узнал обо всем прежде меня… Кроме того, я подумал, что первое заинтересованное лицо в этой истории вы, ваше превосходительство. Потому я и не стал заезжать в Сен-Пьер.
Мари стала в задумчивости расхаживать по гостиной. Лагарен замер в ожидании приказа. Она обернулась к нему и, обратив внимание на его изможденный вид, сказала:
– Должно быть, вы хотите пить, капитан… Пить и есть… Я прикажу подать вам закуску… Сефиза! Клематита!
На зов прибежала Клематита.
– Приготовьте капитану Лагарену поесть и подайте прохладительные напитки…
Она обратилась к офицеру:
– Вы были свидетелем того, что произошло, капитан, и могли составить себе представление. Как бы вы поступили?
– Мадам! – без колебаний отвечал Лагарен. – Я снял бы офицеров, вызывающих подозрение. Восстание набирает силу. Все, кто не предан вам телом и душой, могут с минуты на минуту перейти на сторону бунтовщиков.
– Кого же поставить вместо отстраненных офицеров?
– Капитана Байярделя! Только он способен держать армию в кулаке. Одному ему слепо подчиняются солдаты, потому что он умеет заставить себя слушать. Уж он-то сможет взять войска в руки!
– Предатель! – вскрикнула Мари. – Ах да! Человек, предавший нас морским разбойникам! Пират! Он в тюрьме. Пусть там и остается! Если бы не он, мы бы не оказались в столь плачевном положении, как сейчас! Если бы мы вытащили его из темницы, вот тогда поднялось бы все население! Нет-нет, пожалуйста, придумайте что-нибудь другое.
– Мадам! – негромко произнес Лагарен. – Ваши враги славно потрудились, так что сегодня вас поносят и на севере, и на юге Мартиники. Если вы прибудете в Сен-Пьер, боюсь, что для вас это плохо кончится.
– Что вы хотите этим сказать?
– О мадам, да откуда же мне знать, что вас ждет: пленение, лишение власти… Возможно, даже смерть…
Она молчала. Лагарен продолжал:
– Я старый солдат, мадам, и хорошо знаю людей. Позволю заметить, что на всем острове есть только два человека, способные восстановить порядок.
– Вы собираетесь снова говорить о Байярделе? – Да, мадам, о Байярделе и о капитане Лефоре!
– Довольно! – выкрикнула Мари и в сердцах топнула ногой. – Хватит! Если вы еще хоть раз произнесете одно из этих имен, я разжалую вас и вы присоединитесь к своему другу Байярделю в форте Сен-Пьер.
Лагарен опустил голову, поклонился и спросил:
– Я могу идти, мадам?
– Задержитесь, пожалуйста. Вы ничего не съели и не выпили.
– Я не голоден и не хочу пить, мадам.
– Берегитесь! – вскипела она, не в силах сдержать гнев, видя, что все противятся ее решениям. – Берегитесь! Вы тоже ведете себя подозрительно.
– Как мне кажется, мадам, одно мое присутствие свидетельствует о моей верности.
– Хватит! – приказала она. – Садитесь за стол, все готово. Вы не уедете, не получив моих приказаний.
* * *
Мари наблюдала за расхаживавшим перед ней Режиналем. Его непреклонность действовала на нее успокаивающе. Она только что передала Режиналю свой разговор с капитаном и ждала, что с губ шотландца вот-вот сорвется какой-нибудь совет или он выскажет свое мнение. Однако казалось, тот никак не может на это решиться. Тем не менее она в него верила: накануне он проявил силу, показал, что способен действовать, и сегодняшние события тоже его не смутили.
Мобре ничего не говорил, и Мари, подняв голову, произнесла:
– Капитан Лагарен уверяет, что Байярдель мог бы спасти положение.
– Дорогая Мари, я бы не советовал вам идти этим путем… Байярдель! Да он в тюрьме!.. Вы отлично знаете, что именно он виновен в поражении, которое нам нанесли пираты. Населению известно об этом не хуже вашего, если не лучше. Выпустите Байярделя из тюрьмы, покажите его толпе и увидите, что произойдет! Больше я ничего вам не скажу… Кстати, вы, похоже, не отдаете себе отчет в сложившемся положении. Враги следят за каждым нашим шагом. Они только и ждут промаха с нашей стороны, чтобы максимально использовать его в своих интересах. Предположим даже, что Байярдель, сильный, уважаемый, блестяще зарекомендовавший себя в прошлом, действительно сумеет спасти положение: долго это не продлится. Как только колонисты, вначале удивившись, снова договорятся между собой, то что они скажут? Что вы, ради усмирения подобия бунта, прибегли к услугам человека, который едва не был приговорен к смерти за предательство. Ведь если сегодня бунт опасен, то, как только он будет подавлен, восставшие постараются показать, что не имели дурных намерений. Уж вы мне поверьте.
– Что же делать?
– Я собирался задать вам тот же вопрос.
Мари вздрогнула. Она почувствовала сильное разочарование и, не удержавшись, спросила:
– Так вы сами не знаете, что делать, Режиналь?
– Я вам уже сказал, Мари, что в нужный момент могу прибегнуть к помощи извне. Я, разумеется, ничего не стану предпринимать без вашего согласия. О нет! Я помню, какие обвинения вы бросили мне в лицо, и не хочу делать ничего, что могло бы меня дискредитировать или навести на мысль о предательстве с моей стороны. Но если вы прикажете, я вызову сюда эскадру.
– Звать англичан на помощь? Никогда! Генерал перевернулся бы в гробу!
– Генерал воевал с господином де Пуэнси, а ведь командор тогда заключил союз с капитаном Варнером, моим соотечественником. Старый пьяница недорогого стоил… Но генерал Дюпарке в нужный момент без колебаний стал другом командора де Пуэнси, хотя тот продолжал быть союзником Варнера… Ах, дорогая Мари, не стоит ни пренебрегать, ни презирать английскую мощь в этих широтах! Она может понадобиться кому бы то ни было…
– Я не последую за вами. Скорее я умру прямо здесь, растерзанная ослепленной яростью толпой! Нет, Режиналь, я не желаю видеть на Мартинике ни единого англичанина.
– Как вам будет угодно, – отозвался он. – Я же не отрекусь от своих друзей никогда. Клянусь, что, когда мне будет грозить смерть, я крикну своим врагам: берегитесь! И прочь колебания! Я постараюсь сохранить свою жизнь, потому что, пока человек жив, есть надежда на отмщение!
– Надеюсь все же, что вы поинтересуетесь моим мнением, прежде чем посылать какое бы то ни было сообщение своим предполагаемым спасителям…
Он пожал плечами. Он отлично знал: как только угроза станет более ощутимой или если восставшие приблизятся к замку, Мари первой будет умолять его позвать на помощь англичан.
Он подошел к окну, потом резко обернулся и, прежде чем выглянуть, сказал:
– Довольно странно, что майор Мерри Рулз не соблаговолил уведомить вас о том, что происходит в Ле-Прешере, Ле-Карбе и даже в Каз-Пилоте. Он наверняка знает о том, что я натворил нынче ночью. Должно быть, ему уже десять, двадцать раз об этом доложили. Негодяй, которого я убил, стоил того: ведь это был один из самых богатых и влиятельных поселенцев в Каз-Пилоте.
– Интересно, что замышляет майор. Дорого бы я дала, чтобы это узнать.
– Я же советовал вам заковать его в кандалы!
Мари пожала плечами. Он заметил ее жест и произнес с внезапной холодностью, чтобы подчеркнуть свою власть над Мари:
– Вот это совершенно напрасно, Мари. Ваш жест ничего не значит. Признайте, что прав я. Необходимо было помешать майору вредить нам. Но если вы пожимаете плечами, значит, вы избегаете ответственности и не хотите смотреть правде в глаза. Нужно уметь владеть собой, особенно когда занимаешься политикой.
Он увидел, как из глаз Мари заструились слезы. Это его удивило:
– Как?! Вы плачете? Снова ошибка. Вы показываете свою слабость. А ведь именно когда человек слаб, он должен проявлять как можно больше твердости. Думаете, я этой ночью был в состоянии противостоять обезумевшей толпе? Да если бы хоть одному из этих негодяев вздумалось проверить, действительно ли в бочонке есть порох, для меня все было бы кончено!
– Молчите! Молчите! – завизжала она. – Вы тараторите без передышки, а у меня от вас голова раскалывается. Замолчите! Делайте что хотите, а меня оставьте в покое. Вы всегда правы! Всегда! Здесь распоряжаетесь вы. А я – ничто. Вы изменили мне с Луизой, я вам подчинилась, и вот до чего мы дошли, да вы же еще меня упрекаете!
– Истерика! – констатировал он. – Это плохо! Представьте, что Лагарен увидит вас в этом состоянии.
– Плевать мне на Лагарена… И на все остальное…
– Спокойно! – прикрикнул он. – Спокойно, Мари. Если вы лишитесь чувств при первой же опасности, что с нами будет? Оставьте эту привилегию всяким там Жюли и Франсийон. Я рискую больше вашего. А разве я жалуюсь?
– Я в обморок не падаю, нет. Я думаю о прошлом. Плохие у меня были советчики. Вспоминаю, чем я была при жизни Жака. Сильной женщиной. Брала мушкет и воевала с дикарями. А с тех пор как рядом со мною вы, Режиналь, корабль ведете вы, командуете вы… Ах! Всевышний! Я только что задумалась о том, как бы я поступила при подобных обстоятельствах год назад… Я бы сражалась, да, сражалась с оружием в руках. Уж я бы сумела противостоять этой взалкавшей крови толпе! Кроме того, я обратилась бы за помощью к друзьям.
– К друзьям? К Байярделям и Лефорам, конечно?
– Совершенно верно: к Байярделям и Лефорам. Самая моя большая ошибка – позволить осудить без единого доказательства тех, кто всегда был мне верен. Вот куда она меня завела… Я пропала, позволив погубить своих друзей…
Шевалье сглотнул и почувствовал во рту горечь. Он не ожидал, что Мари так скоро придет в себя.
Однако он притворился, что хочет уйти, заявив:
– Раз вы теперь так рассуждаете, я предпочитаю удалиться…
– Ах, вы не помешаете мне думать о Лефоре. Он всегда был рядом, когда мне приходилось тяжело. Вы не знаете, что это был за человек. Стоило мне шевельнуть пальцем, сказать слово, и он отдал бы за меня жизнь…
– Дьявольщина! Что же вы давали ему взамен?
– Очень немногое! Так мало в сравнении с тем, что получили вы! Но Лефор умел добиться всеобщего уважения на этом острове! Я уверена: одного его имени, произнесенного сегодня, было бы достаточно для наведения порядка!
– Ну так пошлите за ним! – цинично бросил он. – А я пойду подышу свежим воздухом!
Он отворил дверь. Уже собираясь захлопнуть ее за собой, он передумал и поторопился вернуться. Шевалье подбежал к Мари и тихо сказал:
– Кто-то идет. Не знаю, кто именно. Кажется, майор. Мне почудился его голос… Вытрите глаза и ступайте вниз. О черт, да будьте же мужественны! Не уступайте ему, иначе потеряете все, и жизнь в придачу.
Майор! Это слово подхлестнуло ее. Мари встала и аккуратно промокнула слезы. Она не хотела показывать майору, что плачет.
– Жду вас здесь, – прибавил Мобре и, подмигнув, посоветовал: – Не произносите моего имени. Вы меня не видели!
Она кивнула и вышла.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Мари видит, как ее власть тает
Выглянув на лестничную клетку, Мари увидела Мерри Рулза, беседовавшего с капитаном Лагареном. Тот только что отобедал и, еще покрытый с ног до головы пылью и взмокший от пота, выслушивал нагоняй от майора, распекавшего его за то, что капитан не доложил ему, оставив все прочие дела, о начавшихся на острове волнениях. На некотором удалении от них ожидал с отсутствующим видом комендант де Лубьер.
– Господа! – громко обратилась к ним Мари. – Я вас ожидала. Сейчас я спущусь…
Мерри Рулз оставил Лагарена, отступил на шаг и равнодушно поклонился генеральше. Та шла по ступеням медленно, величаво, отчасти торжественно, желая произвести на посетителей впечатление и заставить их поверить в то, что она чувствует себя уверенно.
Дойдя до последней ступени и даже не поприветствовав вновь прибывших, которые к ней приблизились, она спросила:
– Ну, господа, о чем вы приехали мне сообщить?
– О событиях чрезвычайной важности и весьма неприятных, ваше превосходительство! – начал Мерри Рулз. – События, о которых капитан Лагарен рассказал вам далеко не все, ясно показывают, что ваша власть на Мартинике ослабевает. Мятежники не знают удержу.
– Я – генерал-губернаторша острова, – напомнила Мари, – и знаю, что мне делать. Должна вам заметить, что вы сами совершили грубейшее нарушение, не доложив мне обо всем вовремя!
– Со вчерашнего вечера произошло столько событий, мадам, что у меня не было времени с вами связаться. Примите мои глубочайшие извинения.
– Разве вы не могли отправить ко мне нарочного? И дать мне знать, что мое присутствие в Сен-Пьере необходимо?
– Для меня нет ничего страшнее, чем сообщать неприятные новости, – произнес Мерри Рулз совершенно невозмутимо. – Но теперь я вынужден это сделать, к моему величайшему сожалению. Мадам! Ваш протеже, шевалье Режиналь де Мобре, член Высшего Совета, сегодня ночью убил одного из самых уважаемых колонистов Каз-Пилота, пользовавшегося огромным влиянием среди населения благодаря немалому состоянию и прекрасному характеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– А в Ле-Прешере? – поникла Мари. – Что происходит там?
– То же, ваше превосходительство. Похоже, в основе волнений две причины. Первая – ордонанс об ужесточении контроля за правом на табак. Колонисты утверждают, что их хотят разорить. Они требуют отмены указа. И уверяют, что к этой мере вас подтолкнул советник шевалье Режиналь де Мобре.
– Что еще?
– Колонисты говорят, что не чувствуют себя в безопасности на Мартинике. Что офицеры, которых вы послали сражаться с флибустьерами, перешли на сторону неприятеля. Восставшие требуют повесить предателей, как, впрочем, и шевалье. Наконец, карибские индейцы тоже оживились: по слухам, они убили троих охотников на полуострове Каравелас…
– Это мне известно, – кивнула Мари.
– Босолей, Виньон и Сигали, счастливо избежавшие смерти, разгуливали по улицам, наводя смуту и призывая к уничтожению дикарей. Их несли на руках, как победителей. И еще, мадам…
– Говорите! – приказала Мари. – Да говорите же! Я все вынесу, я должна все знать.
– Они также кричали: «Смерть генеральше, смерть Мобре!» Зато выли: «Да здравствует Мерри Рулз, да здравствует Пленвиль, власть майору!»
– Кто их возглавляет?
– Всё те же: Пленвиль, Босолей, Виньон, Сигали – верные рабы майора.
– А вы не сочли за благо доложить обо всем этом майору?
Лагарен усмехнулся:
– Надеюсь, он узнал обо всем прежде меня… Кроме того, я подумал, что первое заинтересованное лицо в этой истории вы, ваше превосходительство. Потому я и не стал заезжать в Сен-Пьер.
Мари стала в задумчивости расхаживать по гостиной. Лагарен замер в ожидании приказа. Она обернулась к нему и, обратив внимание на его изможденный вид, сказала:
– Должно быть, вы хотите пить, капитан… Пить и есть… Я прикажу подать вам закуску… Сефиза! Клематита!
На зов прибежала Клематита.
– Приготовьте капитану Лагарену поесть и подайте прохладительные напитки…
Она обратилась к офицеру:
– Вы были свидетелем того, что произошло, капитан, и могли составить себе представление. Как бы вы поступили?
– Мадам! – без колебаний отвечал Лагарен. – Я снял бы офицеров, вызывающих подозрение. Восстание набирает силу. Все, кто не предан вам телом и душой, могут с минуты на минуту перейти на сторону бунтовщиков.
– Кого же поставить вместо отстраненных офицеров?
– Капитана Байярделя! Только он способен держать армию в кулаке. Одному ему слепо подчиняются солдаты, потому что он умеет заставить себя слушать. Уж он-то сможет взять войска в руки!
– Предатель! – вскрикнула Мари. – Ах да! Человек, предавший нас морским разбойникам! Пират! Он в тюрьме. Пусть там и остается! Если бы не он, мы бы не оказались в столь плачевном положении, как сейчас! Если бы мы вытащили его из темницы, вот тогда поднялось бы все население! Нет-нет, пожалуйста, придумайте что-нибудь другое.
– Мадам! – негромко произнес Лагарен. – Ваши враги славно потрудились, так что сегодня вас поносят и на севере, и на юге Мартиники. Если вы прибудете в Сен-Пьер, боюсь, что для вас это плохо кончится.
– Что вы хотите этим сказать?
– О мадам, да откуда же мне знать, что вас ждет: пленение, лишение власти… Возможно, даже смерть…
Она молчала. Лагарен продолжал:
– Я старый солдат, мадам, и хорошо знаю людей. Позволю заметить, что на всем острове есть только два человека, способные восстановить порядок.
– Вы собираетесь снова говорить о Байярделе? – Да, мадам, о Байярделе и о капитане Лефоре!
– Довольно! – выкрикнула Мари и в сердцах топнула ногой. – Хватит! Если вы еще хоть раз произнесете одно из этих имен, я разжалую вас и вы присоединитесь к своему другу Байярделю в форте Сен-Пьер.
Лагарен опустил голову, поклонился и спросил:
– Я могу идти, мадам?
– Задержитесь, пожалуйста. Вы ничего не съели и не выпили.
– Я не голоден и не хочу пить, мадам.
– Берегитесь! – вскипела она, не в силах сдержать гнев, видя, что все противятся ее решениям. – Берегитесь! Вы тоже ведете себя подозрительно.
– Как мне кажется, мадам, одно мое присутствие свидетельствует о моей верности.
– Хватит! – приказала она. – Садитесь за стол, все готово. Вы не уедете, не получив моих приказаний.
* * *
Мари наблюдала за расхаживавшим перед ней Режиналем. Его непреклонность действовала на нее успокаивающе. Она только что передала Режиналю свой разговор с капитаном и ждала, что с губ шотландца вот-вот сорвется какой-нибудь совет или он выскажет свое мнение. Однако казалось, тот никак не может на это решиться. Тем не менее она в него верила: накануне он проявил силу, показал, что способен действовать, и сегодняшние события тоже его не смутили.
Мобре ничего не говорил, и Мари, подняв голову, произнесла:
– Капитан Лагарен уверяет, что Байярдель мог бы спасти положение.
– Дорогая Мари, я бы не советовал вам идти этим путем… Байярдель! Да он в тюрьме!.. Вы отлично знаете, что именно он виновен в поражении, которое нам нанесли пираты. Населению известно об этом не хуже вашего, если не лучше. Выпустите Байярделя из тюрьмы, покажите его толпе и увидите, что произойдет! Больше я ничего вам не скажу… Кстати, вы, похоже, не отдаете себе отчет в сложившемся положении. Враги следят за каждым нашим шагом. Они только и ждут промаха с нашей стороны, чтобы максимально использовать его в своих интересах. Предположим даже, что Байярдель, сильный, уважаемый, блестяще зарекомендовавший себя в прошлом, действительно сумеет спасти положение: долго это не продлится. Как только колонисты, вначале удивившись, снова договорятся между собой, то что они скажут? Что вы, ради усмирения подобия бунта, прибегли к услугам человека, который едва не был приговорен к смерти за предательство. Ведь если сегодня бунт опасен, то, как только он будет подавлен, восставшие постараются показать, что не имели дурных намерений. Уж вы мне поверьте.
– Что же делать?
– Я собирался задать вам тот же вопрос.
Мари вздрогнула. Она почувствовала сильное разочарование и, не удержавшись, спросила:
– Так вы сами не знаете, что делать, Режиналь?
– Я вам уже сказал, Мари, что в нужный момент могу прибегнуть к помощи извне. Я, разумеется, ничего не стану предпринимать без вашего согласия. О нет! Я помню, какие обвинения вы бросили мне в лицо, и не хочу делать ничего, что могло бы меня дискредитировать или навести на мысль о предательстве с моей стороны. Но если вы прикажете, я вызову сюда эскадру.
– Звать англичан на помощь? Никогда! Генерал перевернулся бы в гробу!
– Генерал воевал с господином де Пуэнси, а ведь командор тогда заключил союз с капитаном Варнером, моим соотечественником. Старый пьяница недорогого стоил… Но генерал Дюпарке в нужный момент без колебаний стал другом командора де Пуэнси, хотя тот продолжал быть союзником Варнера… Ах, дорогая Мари, не стоит ни пренебрегать, ни презирать английскую мощь в этих широтах! Она может понадобиться кому бы то ни было…
– Я не последую за вами. Скорее я умру прямо здесь, растерзанная ослепленной яростью толпой! Нет, Режиналь, я не желаю видеть на Мартинике ни единого англичанина.
– Как вам будет угодно, – отозвался он. – Я же не отрекусь от своих друзей никогда. Клянусь, что, когда мне будет грозить смерть, я крикну своим врагам: берегитесь! И прочь колебания! Я постараюсь сохранить свою жизнь, потому что, пока человек жив, есть надежда на отмщение!
– Надеюсь все же, что вы поинтересуетесь моим мнением, прежде чем посылать какое бы то ни было сообщение своим предполагаемым спасителям…
Он пожал плечами. Он отлично знал: как только угроза станет более ощутимой или если восставшие приблизятся к замку, Мари первой будет умолять его позвать на помощь англичан.
Он подошел к окну, потом резко обернулся и, прежде чем выглянуть, сказал:
– Довольно странно, что майор Мерри Рулз не соблаговолил уведомить вас о том, что происходит в Ле-Прешере, Ле-Карбе и даже в Каз-Пилоте. Он наверняка знает о том, что я натворил нынче ночью. Должно быть, ему уже десять, двадцать раз об этом доложили. Негодяй, которого я убил, стоил того: ведь это был один из самых богатых и влиятельных поселенцев в Каз-Пилоте.
– Интересно, что замышляет майор. Дорого бы я дала, чтобы это узнать.
– Я же советовал вам заковать его в кандалы!
Мари пожала плечами. Он заметил ее жест и произнес с внезапной холодностью, чтобы подчеркнуть свою власть над Мари:
– Вот это совершенно напрасно, Мари. Ваш жест ничего не значит. Признайте, что прав я. Необходимо было помешать майору вредить нам. Но если вы пожимаете плечами, значит, вы избегаете ответственности и не хотите смотреть правде в глаза. Нужно уметь владеть собой, особенно когда занимаешься политикой.
Он увидел, как из глаз Мари заструились слезы. Это его удивило:
– Как?! Вы плачете? Снова ошибка. Вы показываете свою слабость. А ведь именно когда человек слаб, он должен проявлять как можно больше твердости. Думаете, я этой ночью был в состоянии противостоять обезумевшей толпе? Да если бы хоть одному из этих негодяев вздумалось проверить, действительно ли в бочонке есть порох, для меня все было бы кончено!
– Молчите! Молчите! – завизжала она. – Вы тараторите без передышки, а у меня от вас голова раскалывается. Замолчите! Делайте что хотите, а меня оставьте в покое. Вы всегда правы! Всегда! Здесь распоряжаетесь вы. А я – ничто. Вы изменили мне с Луизой, я вам подчинилась, и вот до чего мы дошли, да вы же еще меня упрекаете!
– Истерика! – констатировал он. – Это плохо! Представьте, что Лагарен увидит вас в этом состоянии.
– Плевать мне на Лагарена… И на все остальное…
– Спокойно! – прикрикнул он. – Спокойно, Мари. Если вы лишитесь чувств при первой же опасности, что с нами будет? Оставьте эту привилегию всяким там Жюли и Франсийон. Я рискую больше вашего. А разве я жалуюсь?
– Я в обморок не падаю, нет. Я думаю о прошлом. Плохие у меня были советчики. Вспоминаю, чем я была при жизни Жака. Сильной женщиной. Брала мушкет и воевала с дикарями. А с тех пор как рядом со мною вы, Режиналь, корабль ведете вы, командуете вы… Ах! Всевышний! Я только что задумалась о том, как бы я поступила при подобных обстоятельствах год назад… Я бы сражалась, да, сражалась с оружием в руках. Уж я бы сумела противостоять этой взалкавшей крови толпе! Кроме того, я обратилась бы за помощью к друзьям.
– К друзьям? К Байярделям и Лефорам, конечно?
– Совершенно верно: к Байярделям и Лефорам. Самая моя большая ошибка – позволить осудить без единого доказательства тех, кто всегда был мне верен. Вот куда она меня завела… Я пропала, позволив погубить своих друзей…
Шевалье сглотнул и почувствовал во рту горечь. Он не ожидал, что Мари так скоро придет в себя.
Однако он притворился, что хочет уйти, заявив:
– Раз вы теперь так рассуждаете, я предпочитаю удалиться…
– Ах, вы не помешаете мне думать о Лефоре. Он всегда был рядом, когда мне приходилось тяжело. Вы не знаете, что это был за человек. Стоило мне шевельнуть пальцем, сказать слово, и он отдал бы за меня жизнь…
– Дьявольщина! Что же вы давали ему взамен?
– Очень немногое! Так мало в сравнении с тем, что получили вы! Но Лефор умел добиться всеобщего уважения на этом острове! Я уверена: одного его имени, произнесенного сегодня, было бы достаточно для наведения порядка!
– Ну так пошлите за ним! – цинично бросил он. – А я пойду подышу свежим воздухом!
Он отворил дверь. Уже собираясь захлопнуть ее за собой, он передумал и поторопился вернуться. Шевалье подбежал к Мари и тихо сказал:
– Кто-то идет. Не знаю, кто именно. Кажется, майор. Мне почудился его голос… Вытрите глаза и ступайте вниз. О черт, да будьте же мужественны! Не уступайте ему, иначе потеряете все, и жизнь в придачу.
Майор! Это слово подхлестнуло ее. Мари встала и аккуратно промокнула слезы. Она не хотела показывать майору, что плачет.
– Жду вас здесь, – прибавил Мобре и, подмигнув, посоветовал: – Не произносите моего имени. Вы меня не видели!
Она кивнула и вышла.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Мари видит, как ее власть тает
Выглянув на лестничную клетку, Мари увидела Мерри Рулза, беседовавшего с капитаном Лагареном. Тот только что отобедал и, еще покрытый с ног до головы пылью и взмокший от пота, выслушивал нагоняй от майора, распекавшего его за то, что капитан не доложил ему, оставив все прочие дела, о начавшихся на острове волнениях. На некотором удалении от них ожидал с отсутствующим видом комендант де Лубьер.
– Господа! – громко обратилась к ним Мари. – Я вас ожидала. Сейчас я спущусь…
Мерри Рулз оставил Лагарена, отступил на шаг и равнодушно поклонился генеральше. Та шла по ступеням медленно, величаво, отчасти торжественно, желая произвести на посетителей впечатление и заставить их поверить в то, что она чувствует себя уверенно.
Дойдя до последней ступени и даже не поприветствовав вновь прибывших, которые к ней приблизились, она спросила:
– Ну, господа, о чем вы приехали мне сообщить?
– О событиях чрезвычайной важности и весьма неприятных, ваше превосходительство! – начал Мерри Рулз. – События, о которых капитан Лагарен рассказал вам далеко не все, ясно показывают, что ваша власть на Мартинике ослабевает. Мятежники не знают удержу.
– Я – генерал-губернаторша острова, – напомнила Мари, – и знаю, что мне делать. Должна вам заметить, что вы сами совершили грубейшее нарушение, не доложив мне обо всем вовремя!
– Со вчерашнего вечера произошло столько событий, мадам, что у меня не было времени с вами связаться. Примите мои глубочайшие извинения.
– Разве вы не могли отправить ко мне нарочного? И дать мне знать, что мое присутствие в Сен-Пьере необходимо?
– Для меня нет ничего страшнее, чем сообщать неприятные новости, – произнес Мерри Рулз совершенно невозмутимо. – Но теперь я вынужден это сделать, к моему величайшему сожалению. Мадам! Ваш протеже, шевалье Режиналь де Мобре, член Высшего Совета, сегодня ночью убил одного из самых уважаемых колонистов Каз-Пилота, пользовавшегося огромным влиянием среди населения благодаря немалому состоянию и прекрасному характеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53