Придумал!
Иноуэ. Что именно?
Сайто. Мне кажется, О-Кичи не соглашается, так как у нее есть любовник. А если сделать так, чтобы он уговорил ее согласиться?
Иноуэ. Хм, превосходная мысль!
Сайто. Он плотник. Мастерит лодки. С таким простолюдином легче всего поладить.
Иноуэ. Что ты имеешь в виду?
Сайто. Ну, например, раз он занимается постройкой судов, можно пообещать устроить его на работу на верфи самого сегуна, с тем что в положенный срок он получит право иметь фамилию и носить меч. Тогда он будет особенно ценить расположение властей и стараться изо всех сил.
Иноуэ. Да, это получше, чем рубить голову… (Шепчется о чем-то с Накамурой.) Желаю тебе успеха! И объясни этому парню – он должен во что бы то ни стало уговорить О-Кичи!
Сайто. Да, господин!
Иноуэ. Нам все равно, что и как ты ему скажешь, лишь бы получить согласие О-Кичи, понимаешь?
Сайто. Понимаю! (Почтительно кланяется, почти распластываясь на полу.)
Картина вторая
Дом О-Кичи. Дождливый полдень.
О-Кичи перебирает струны сямисэна. Рядом О-Мото, ее сестра.
О-Мото. Если староста так сказал… Послушай, сестра, подумай еще раз хорошенько…
О-Кичи. Оставь… Такое предложение…
О-Мото. Но на этот раз приказание исходит от властей, значит, дело совсем особое. Ужасно, если тебя накажут еще более сурово…
О-Кичи. Я ничего плохого не сделала. Не тревожься и прекратим этот разговор.
О-Мото. Послушать тебя – вроде бы и нет причины для беспокойства. И все-таки никто не знает, что может случиться. Староста говорит, что тебя поручили его надзору, но домашним арестом дело не кончится… Что тогда?
О-Кичи (спокойно наигрывает новую мелодию). Сестрица, говорят, сейчас это самая модная песня в Эдо!
О-Мото. Знаешь что, с песнями, право нее, можно было бы подождать!..
О-Кичи (беспечно напевает).
Если хочешь меня видеть,
Принеси совок с песком
И у моего окошка
Разбросай песок кругом…
(Смеется. Повернувшись к дверям, ведущим в кухню, и указывая на бутылочку с сакэ, кричит.) Подай-ка еще!
Голос служанки. Слушаюсь, госпожа!
О-Мото. Не вредно ли пить так много?
О-Кичи. Нисколько! Одну-две бутылочки… Я пошла в отца, хмель меня не берет.
О-Мото. Не кончи, как отец, – это было бы ужасно!
О-Кичи. Не бойся, я никогда не буду пить так, как он.
Служанка приносит бутылочку сакэ.
О-Кичи. Поставь сюда… А ты, сестрица, чарочку выпьешь?
Служанка уходит.
О-Мото. Нет уж, уволь.
О-Кичи (наливает себе сакэ). А дождь знай себе льет и льет! Интересно, надолго он зарядил? Как скверно, что не дают мне выйти работать…
О-Мото. Оттого я и говорю…
О-Кичи. Ох, как ты мне надоела! Твердишь все время одно и то же. Зря стараешься!
Входит Цурумацу, плотник.
О-Кичи. О, Цуру-сан! Как ты рано сегодня! Отпросился с работы, чтобы меня проведать?
Цурумацу. Не то чтобы отпросился, но…
О-Кичи. Мне тоскливо в такую погоду!
Цурумацу. Я так и думал.
О-Мото (встает). Ну, я пойду.
О-Кичи. Ты уходишь, сестрица?
О-Мото. Подумай хорошенько о том, что я тебе сказала…
Цурумацу. А вас кажется, был какой-то серьезный разговор?
О-Кичи. Нет, ничего… Мы уже обо всем переговорили. Сестрица, я умираю от скуки, приходи завтра опять!
О-Мото. Конечно, приду… Только ты подумай еще раз. До свиданья, Цуру-сан, желаю приятно провести время! (Уходит.)
О-Кичи. Сестра такая трусиха! От ее слов меня еще больше тоска берет! (Отодвигает бутылочку сакэ.) По правде сказать, я развлекалась сакэ: кругом такое уныние!
Цурумацу. Вот как? Что ж, продолжай!
О-Кичи. Нет-нет, при тебе – нет!
Цурумацу. Не смущайся, пей на здоровье. Можешь меня не стесняться.
О-Кичи. Если бы я пристрастилась к вину, это было бы очень скверно! Что может быть хуже жены, которая напивается пьяной рядом с непьющим мужем!.. Сейчас я угощу тебя вкусным свежим чаем! (Заваривает чай.) Ты сегодня какой-то не такой, как всегда. В этом праздничном кимоно… Ты куда-то ходил?
Цурумацу. Да. Мне пришлось побывать в удивительном месте.
О-Кичи. Где же?
Цурумацу. Меня вызывали в магистрат.
О-Кичи. В магистрат? Тебя?!.. Но по… почему?
Цурумацу. Я совсем перепугался. В жизни не бывало у меня таких неприятностей!
О-Кичи. Тебя за что-нибудь ругали?
Цурумацу. Это было бы полбеды. А то мне пришлось выслушать дикие, абсурдные речи и при этом еще улыбаться… Невыносимо!
О-Кичи. Но о чем же тебя спрашивали?
Цурумацу. О наших с тобой отношениях. Меня аж холодный пот прошиб…
О-Кичи. Откуда они могли узнать?
Цурумацу. Там у них есть один чиновник, Сайто его зовут, сыщик. Он знает все на свете. А уж о таких вещах, как наша с тобой любовь, ему узнать – раз плюнуть.
О-Кичи. Но ведь это не имеет никакого значения! Ровно никакого! Правда ведь, Цуру-сан?… Давай поженимся и заживем открыто перед всем миром. Пока мы не муж и жена, люди могут болтать о нас невесть что, но стоит нам обменяться свадебными чарками, и никто не посмеет сказать слова. Я… я давно уже подумывала об этом.
Цурумацу. Боюсь, что пожениться нам будет трудно…
О-Кичи. Трудно? Что же тут трудного? Кто станет возражать?
Цурумацу. Боюсь, это будет далеко не так просто.
О-Кичи. Но почему? Ты же любишь меня по-прежнему?
Цурумацу. Не в этом дело. О-Кичи-сан, власти намерены во что бы то ни стало отослать тебя к консулу.
О-Кичи. Я не пойду! Не пойду! Ну мыслимо ли – пойти в услужение к чужеземцу!
Цурумацу. Из-за этого меня и вызывали. Они велели передать тебе, что это их строжайший приказ.
О-Кичи. Это просто издевательство! Не обращай ты на них внимания!.. Вот, чай готов! (Наливает чай.)
Цурумацу. Спасибо… Но нам нельзя… Потому что это власти. Магистрат обещал прислать тебя в консульство!
О-Кичи. А мне какое дело? Подумаешь – магистрат! Сами строго-настрого запретили какое-либо общение с чужеземцами, запретили принимать от них подарки, а теперь говорят, что я обязана им прислуживать? Похоже, власти считают, что гейши должны им беспрекословно подчиняться. Мне это не по душе! Женщина тоже человек, разве нет? Пусть приказывают, а я ни за что не пойду туда, куда не хочу!
Цурумацу молчит.
Ужасно забавно! Интересно, чем кончится эта история? Чиновники из магистрата такие важные – только и слышно, как нам кричат, когда они проходят по улицам: «На колени! На колени!» А теперь они униженно пресмыкаются перед этими чужеземцами! И поделом! Цурумацу. Как ты можешь так говорить? Ты меня удивляешь! Ведь если наш магистрат в беде, это значит, что беда грозит всей стране!
О-Кичи. Ну, я в этом не разбираюсь, а вот чванливых, высокомерных чиновников терпеть не могу!
Цурумацу. А знаешь, говорят, О-Фуку сразу же согласилась.
О-Кичи. Потому что она трусиха. И потом, может быть, ее соблазнили большие деньги…
Цурумацу. Да, огромные деньги, правда? А тебе полагалось гораздо больше! Шутка ли, сто двадцать рё в год, ведь это жалованье вассалов сегуна! Прислужницы во дворце сегуна, и то лишь немногие, получают такие деньги!
О-Кичи. Не понимаю, о чем ты! Раз я сказала, что не пойду, значит, не пойду, даже если они вывалят передо мной сотни, тысячи рё! Цуру-сан, почему ты говоришь об этом?
Цурумацу. Потому что… потому что… По правде сказать, потому что я обещал…
О-Кичи. Что?…
Цурумацу. Это было важное поручение властей. Пришлось согласиться.
О-Кичи. Но разве ты не знаешь, что я люблю тебя? (Плачет.) Меня держат взаперти в собственном доме только потому, что я люблю тебя, тебя одного… А ты, ты…
Цурумацу. Нет, я все понимаю. Но… если ты откажешься, это будет очень плохо для нашей страны. Поэтому прошу тебя – согласись ради нашего государства.
О-Кичи. Ради государства? И ты способен ради государства отдать свою жену в наложницы? Нет, я не пойду к ним даже под страхом смерти! Какая низость!
Цурумацу. Ну что ты такое говоришь?…
О-Кичи. Так значит… значит…
Цурумацу. Пусть я ничтожный человек, но разве я мог бы даже подумать о том, чтобы послать к чужеземцу женщину, которая должна стать моей женой? Я никогда не забуду, как ты меня любила, как противилась властям!
О-Кичи. Цуру-сан!..
Цурумацу. Но, Кичи, ради меня, пойди к консулу. Прошу тебя, умоляю!
О-Кичи. Что?! Что-о?!..
Цурумацу. Они сказали, если ты согласишься, меня сделают помощником главного корабела самого сегуна, позволят иметь фамилию, носить меч… Неужели я должен до конца моих дней оставаться жалким, несчастным плотником? Прошу тебя! Ведь речь идет о том, чтобы только немножко потерпеть. Я непременно вернусь к тебе…
О-Кичи падает на пол и, уткнувшись лицом в циновки, плачет.
Что делать, если уж так выходит! Когда под угрозой благополучие страны – нельзя привередничать. Послушай, Кичи, ради меня, ради моих успехов в жизни, пожертвуй собой!
О-Кичи. Ты говоришь: «Ради меня! Ради меня!» Ты, верно, хочешь напомнить начало нашей любви? Да, в ту пору я видела с твоей стороны такую доброту, которая драгоценна как сама жизнь! Ты построил для меня дом, ты заботился обо мне, о моей матери. Я никогда не забуду этого! Но то, о чем ты просишь, – выше моих сил…
Цурумацу. Ты ошибаешься: я не потому прошу тебя, что ты мне чем-то обязана. Это было бы с моей стороны слишком низко…
О-Кичи. Слушай, Цуру-сан, они обещали тебе даровать фамилию, разрешить носить меч, но неужели это так важно? Обед не покажется тебе вкуснее, если ты прибавишь фамилию к имени Цурумацу… Неужели недостаточно, если О-Кичи зовут О-Кичи, а тебя – Цурумацу? А меч? Что такое вообще меч? Когда меня приглашали развлекать гостей, каких только комплиментов я не слышала от самураев самых высоких рангов, но меч никогда не казался мне привлекательным. Я… я влюбилась в твой рубанок. Цурумацу, прошу тебя, выбрось из головы все эти пустые мысли о фамилии, о мече. Слышишь, Цуру-сан, прошу тебя!
Цурумацу молчит.
Так. Понятно. Все это из-за того, что я – гейша. Стоит мне оставить эту профессию, и мне больше никогда не придется переживать такие невзгоды. Да, да, именно так я и поступлю! (Что-то нашептывает на ухо Цурумацу.) Правда? Так мы и сделаем, да?
Цурумацу. Но… но это же невозможно!..
О-Кичи. Почему?
Цурумацу. В последнее время дороги сторожат очень строго. Куда бы мы ни направились – в Оура, в Танодзири или через перевал Айнояма, – всюду заставы, посты. Это привело бы только к тому, что…
О-Кичи. А мы попытаемся убежать как можно дальше! Пусть нас схватят и казнят, зато мы умрем вместе. Для меня во сто крат лучше умереть от руки палача, чем пойти служить чужеземцам!
Цурумацу молчит.
Ну же, Цуру-сан, мы должны убежать!
Цурумацу молчит.
Цуру-сан!
Цурумацу встает.
Что это значит? Куда ты?
Цурумацу. Я прекрасно понимаю, что ты переживаешь.
О-Кичи. Цуру-сан, ты рассердился? Да?
Цурумацу. Да что уж…
О-Кичи. Нет-нет, ты не должен так уходить. Я не пущу тебя…
Цурумацу молчит.
О-Кичи. Может быть, я чем-то тебя обидела? Если так, я готова тысячу раз просить прощения! Прости меня. Цуру-сан! Просто у меня такая привычка – говорить все напрямик, без обиняков…
Цурумацу. Не огорчайся. Я понимаю.
О-Кичи. А если понимаешь, тогда останься! Ну, пожалуйста, сядь! Мне будет так грустно, если ты покинешь меня так вдруг!
Цурумацу. Да не в том дело… Я еще приду. Вечером.
О-Кичи. Нет-нет, не пущу!
Цурумацу. Порвешь кимоно. Говорю тебе, я непременно приду вечером. А сейчас пусти, я ненадолго вернусь домой… Ну раз сказал – приду, значит, приду!
О-Кичи. Правда?
Цурумацу. Зачем мне врать?
О-Кичи. Тогда давай сюда палец!
Цурумацу. Что за ребячество!
О-Кичи. Нет, давай, непременно!
Они сцепляют мизинцы.
Непременно, слышишь?!
Цурумацу утвердительно кивает и уходит.
О-Кичи склоняется над жаровней и плачет.
(Служанке.) Подай сакэ! Как холодно…
Служанка приносит сакэ и удаляется.
(Залпом выпивает чарку и падает на циновки возле жаровни; плачет.) Даже Цуру-сан, даже Цуру-сан и тот твердит мне о том же!
Темнеет. За дверью слышатся голоса. Входит служанка.
Служанка. Хозяйка, за вами приехали из чайного дома «Исэдзэн».
О-Кичи. Отправь их обратно! Разве они не знают, что мне запрещено выходить!?
Служанка уходит, но тотчас же возвращается.
Служанка. Они говорят, вас приглашает господин Иса. Староста дал разрешение… Господин Иса хочет, чтобы вы пришли на минутку, в обычном платье…
О-Кичи. Господин Иса? Разве он уже вернулся из Эдо?
Служанка. Да, прислали за вами паланкин.
О-Кичи. Вот как?… В такое грустное время мне и впрямь хотелось бы пойти немного развлечься… И правда, почему бы не принять приглашение господина Иса? Будь это кто другой, а то он… И впрямь… Разве ненадолго?… Подай зеркало!
Служанка. Слушаюсь! (Ставит перед О-Кичи зеркало.)
О-Кичи. Постой, постой! Если вечером придет Цуру-сан, попроси его подождать. Скажи, я скоро вернусь.
О-Кичи быстро поправляет прическу, достает нарядное кимоно и начинает переодеваться.
Картина третья
Уединенная комната в чайном доме «Исэдзэн».
Сандзиро Иса, один из руководителей магистрата, от нечего делать протирает шелковым платком рукоять своего кинжала.
Входит хозяйка чайного дома.
Хозяйка. Скучаете, господин? Она скоро будет. Не хотите ли выпить чарочку? (Наливает.)
Иса (пьет). А за тем ты послала?
Хозяйка. Да. Сразу же.
Иса. Ну спасибо.
Хозяйка. Когда он придет, сказать, чтобы подождал в другой комнате?
Иса. Да, прошу.
Из общей залы доносятся оживленные звуки мелодии «Симода-буси». Вскоре входит О-Кичи, опускается на колени, кланяется, касаясь циновки кончиками пальцев.
А, это ты, О-Кичи? Рад тебя видеть!
О-Кичи. Когда вы вернулись, господин?
Иса. Только сегодня.
О-Кичи. Ах вот как? Наверное, привезли уйму новых песен из Эдо! Прошу вас, спойте хоть одну!
Иса. Песни привез, но прежде всего налей-ка мне сакэ!
О-Кичи наливает.
Хозяйка. Прошу прощения… Если вам что понадобится, хлопните, пожалуйста, в ладоши!
Пса кивает. Хозяйка уходит. Иса пьет несколько чарок подряд.
О-Кичи. О, это необычно!
Иса. Что именно?
О-Кичи. Вы никогда так много не пьете.
Иса. Когда у меня неприятности, я не могу рассеяться без вина.
О-Кичи. Вот уж не думала, что у вас могут быть неприятности! Мне казалось, они случаются только с простыми людьми! Иса. По-твоему, у меня не может быть своих горестей?
О-Кичи. Конечно! Вот уж никогда бы не подумала!
1 2 3 4 5 6 7 8 9