— Да не ругайте себя, — сказал я. — Оно и к лучшему. Меньше всего мне хотелось бы ввязаться в драку с этим монстром.
Кволт забрался на каменный пьедестал ночных часов и осмотрелся. Он поманил меня рукой, и я взглянул на странный арабский циферблат с оккультными знаками и фигурами животных и всяких чудищ.
Казалось, линии светились в темноте, фигурки тоже флюоресцировали светлыми пятнами. Когда я тронул рукой каменный пьедестал, он был очень теплым.
— Космическая энергия, проходящая через часы, огромна, — сказал профессор Кволт. — Я никогда не думал, что увижу такое, да еще в действии. Вся энергия Зодиака сконцентрировалась здесь, как в лазерном луче. Я бы даже сказал, что, за исключением атомной бомбы, это самое страшное оружие, созданное человеком на сегодняшний день.
Я присмотрелся.
— Они все еще работают? — спросил я. — Я хочу сказать, часы все еще дают джинну силы?
— Сейчас нет, — ответил Кволт. — им нужен оператор, — наш друг в большом капюшоне, — чтобы они смогли работать. В данный момент они отдыхают, и вся скопленная ими мощь рассеялась.
— Может, мы сломаем их? — предложил я. — От греха подальше?
Кволт взглянул на Анну.
— А вы как думаете? — спросил он. — Насколько я смыслю в ночных часах, нам следует оставить их в покое.
Анна кивнула:
— Да, мы не можем их ломать, если кто-то находится под их влиянием. Мисс Джонсон могла связать себя с космической силой, если она говорила правду. Скорее всего, это так. И тот тип в капюшоне, он тоже мог попасть под их влияние. Поэтому, если мы сломаем часы, что будет с этими двумя одному богу известно.
— Я согласен, — сказал профессор Кволт. — Лучшее, что мы сейчас можем сделать, — это поспешить в дом чтобы мисс Джонсон сама не вскрыла кувшин. А наш друг в капюшоне, наверное, сильно напуган и сюда уже не придет.
Я кашлянул.
— Мы его напугали? Да что вы говорите?
— Пойдем, — позвал Кволт. — сейчас не время с ним возиться, у нас в запасе всего несколько минут.
Мы заторопились к дому. Пересекли гравиевую дорожку и зашли на террасу. Сломанная дверь висела на одной петле. Переступив порог, мы вновь очутились в прихожей с шахматным черно-белым полом. В прихожей и на лестнице было очень темно, очертания предметов были неясными, и я уловил в воздухе слабый запах, похожий на аромат молодого цветка.
Кволт повел носом.
— Пахнет восточными благовониями, — сказал он. Думаю, мисс Джонсон уже приготовилась к открытию кувшина.
— Что за благовония? — спросил я.
— Все правильно, — сказала Анна. — В церемонии освящения сабли последнее действие — очищение от груза прежней смерти, которую принесла сабля. Клинок держат над дымом маковых лепестков смешанных с опиумной пастой.
Я разглядел.во мраке перила лестницы.
— Если мисс Джонсон очищает клинок от груза прежней смерти не для того, чтобы отрубить мне голову, я не возражаю.
Анна вздрогнула.
— Гарри, не говори так, — сказала она. — Мне и без того страшно.
Профессор вновь возглавил нашу экспедицию, и мы осторожно побрели к лестнице через холл. Наверху играл свою дурацкую музыку засидевшийся джинн. Поскольку тучи заволокли луну окончательно, на лестнице было так темно, хоть глаз выколи. Шли на ощупь. Несколько раз, спотыкаясь о ступеньки, мы замирали и слушали ночные звуки.
Наконец мы забрались на второй этаж и, дойдя до конца коридора, остановились. Тучи, слава богу, стали потихоньку расходиться, и первые слабые лучи лунного света осветили коридор сзади нас. Однако наше внимание было приковано совсем к другому. Слева от нас, за поворотом, мерцал оранжевый свет масляной лампы. Значит, мисс Джонсон стояла уже у дверей в башню и собиралась открывать замки.
— Быстрее, — сказал профессор Кволт.
Держась как можно ближе друг к другу, мы подошли к повороту и заглянули за угол коридора.
У двери в башню стояла мисс Джонсон в том же рыжем платье и серебряном парике. В одной руке она держала саблю, чей тусклый клинок был щедро усеян гравировкой. В другой пучок тлеющей соломы, от которого поднимались клубы дыма.
— Это вы? — неожиданно спросила она, без тени испуга в голосе.
Профессор сказал:
— Да, это я.
Мисс Джонсон даже не оглянулась. Мне вообще показалось, что она была в каком-то трансе, глубоком и гипнотическом трансе; может, она приняла меня за кого-то другого? Может, ждала своего друга в капюшоне? Как бы то ни было, она спокойно продолжала дымить и рисовать в воздухе причудливые узоры клинком.
Я зашептал на ухо Кволту:
— Что нам сейчас делать?
Кволт прошептал в ответ:
— Ничего. Ждать. Она знает, что делает. Будем только наблюдать. Если она не сможет уничтожить джинна, тогда и вмешаемся.
— Я не уверен в своих способностях, — сказал я. — у меня за плечами всего три урока джиу-джитсу.
Анна сказала:
— В борьбе с джинном одним джиу-джитсу не обойдешься. Смотри, что она делает!
Мисс Джонсон затряслась и задергалась. Она изгибала тело и вертела головой из стороны в сторону, и с того места, где стояли мы, было видно, как она двигала высунутым изо рта языком, а ее глаза так высоко закатились, что видны были только блестящие белки. Лицо почти посинело от дыма, по подбородку текла пена. Мисс Джонсон столь усердно махала саблей, что я боялся, как бы она не зарезала себя. Эти древние клинки такие острые, что без труда режут волосы в воздухе.
Тут она начала пританцовывать и стучать ногами по полу.
Я услышал странные заклинания и четко разобрал, как она несколько раз произнесла имя Наувы, хотя больше ничего не понял.
Она водила рукой в воздухе возле печатей, веревок, замков, лент и засова.
Кажется, началось. Она плавно отвела руку от двери на себя, и тут печати расплавились и потекли по двери длинными коричневыми струйками. Священные печати и символы превратились в бесформенные пятна, изображения магических треугольников, которые держали взаперти могучего джинна Али-Бабы, начали исчезать на глазах. При виде таких чудес я здорово разволновался и на всякий случай оглянулся через плечо — убедиться, что выход свободен. Если мисс Джонсон кого-то ждала, я бы не хотел, чтобы он очутился за моей спиной, когда джинн покинет свою тюрьму.
Мисс Джонсон стала поворачиваться, как подъемный кран в порту. Она кадила своим дымящимся пучком, пока весь коридор не наполнился смердящими клубами. Все печати уже расплавились и стекли, изображения исчезли. Между мисс Джонсон и джинном оставался лишь огромный железный засов.
— Как она собирается его открыть? — шептал я.
Анна, прижимаясь ко мне, зашептала:
— Т -с-с-с..
Мисс Джонсон тем временем завела какую-то длинную и скучную арабскую галиматью. Голос у нее был гортанный, она приплясывала и двигалась в такт куплетам. Наконец все вроде было закончено. Коснувшись острым концом сабли железного засова, она снова позвала Науву Непревзойденного.
Тяжелый железный засов рухнул. Клянусь, я видел это собственными глазами! Мисс Джонсон произнесла имя Наувы, и железо переломилось в центре, как карамельная палочка. Куски тяжело ударили об пол, и дверь в башню освободилась от замков.
— Ну, — сказал профессор Кволт, — теперь пошли.
Мисс Джонсон повернула ручку двери. Ей пришлось приналечь посильнее, еще и еще раз, и вот старая тяжелая сосновая дверь затрещала и со скрипом распахнулась. Я попытался посмотреть, что творится внутри башни, но благовония так густо заволокли коридор, что я ничего не увидел.
Мисс Джонсон с высоко поднятой головой торжественной поступью вошла в башню. На короткое время тучи отступили от луны, и яркий свет, падающий в башню из трех окон, осветил кувшин джинна. Я мог четко разобрать рисунок на древнем сосуде: синие маки и лошади без глаз. Я хорошо помнил этот кувшин с детства, но сейчас мне показалось, что он увеличился в размерах.
Но недолго я смотрел на него. Мисс Джонсон, войдя в башню, закрыла за собой дверь.
— Что же нам делать теперь? — растерянно спросила Анна.
Профессор Кволт в высшей степени осторожно под ступил к двери и приложил к ней ухо.
— Думаю, подождем, — проговорил он шепотом. — Если сейчас откроем дверь и ворвемся в башню, мы испортим все дело. Похоже, мисс Джонсон контролирует ситуацию.
Я оглянулся и осмотрел коридор.
— Остается только надеяться, что это ненадолго, — сказал я. — Мои нервы натянуты, как струны.
— Все уже началось. Теперь уже недолго, от силы минут пять…
— О боже! — чуть слышно произнесла Анна.
Поначалу я не слышал ни звука. Я напрягал слух, пытался что-то уловить, и вот… Снова эта жалобная арабская музыка, и казалось, ей подпевает тонкий-тонкий голос. Как муэдзин поет с минарета. Создавалось впечатление, что на такую музыку просто обязаны слететься все ночные привидения, духи и демоны. Возникло нечто новое — оно появилось незаметно, и я чувствовал, что это усиливается, все в деревянном Зимнем Порте как бы пульсирует и трясется в медленном, правильном ритме. Это скорее можно было почувствовать, чем услышать.
Музыка тем временем становилась все неистовей, и уже не один, а два или три голоса подпевали ей. Я слышал, как мисс Джонсон звала и заклинала духов высоким тоном, почти криком, а сквозь щель под дверью пробивались отблески яркого света.
Я был так напряжен, так захвачен всем происходящим, что забыл о необходимости следить за коридором сзади нас.
Музыка становилась все громче и громче, дом сотрясался от толчков, и все мое внимание как на сеансе гипноза, было приковано к жуткому мерцанию огня под дверью.
Музыка затихла, хотя дом продолжал вздрагивать. Было похоже, что мисс Джонсон завершила первую часть своей программы, и теперь из-за двери доносился лишь тихий -тихий шепот, почти беззвучный, как беседа святых духов.
Вглядевшись в полумрак коридора, я похолодел, в нашу сторону медленно двигалась высокая фигура в плате с капюшоном. Ее очертания расплывались в серебре ночи, а лицо, как и прежде, было недосягаемо для взора.
— Профессор, — тихо сказал я. — Он пришел.
Кволт отступил на шаг от двери и посмотрел назад. Казалось, его губы сразу же стали сухими, он облизал их и судорожно сглотнул. Фигура в капюшоне остановилась, безмолвная, с непроницаемым лицом, фантом, призрак из страшной ночи.
Кволт прохрипел:
— Кто вы? Что вы хотите?
Фигура не отвечала. Она продолжала стоять в лучах луны молча, не двигаясь. Мне подумалось, что это просто халат и капюшон, которые сами по себе разгуливают по ночам и распугивают людей.
Профессор сделал шаг навстречу призраку, но тот остался неподвижным.
— Профессор, — прошептала Анна. — Ради бога, вспомните, что случилось в гостиной.
Кволт ничего не ответил и сделал еще один шаг. Легкий ветерок распахнул полы халата у невидимых ног, и капюшон, казалось, качнулся.
Шаг за шагом профессор подошел к фигуре, остановившись в нескольких футах от нее. Затем сухо и отчетливо спросил:
— Так что же вам нужно?
Фигура начала было разворачиваться и уходить, но профессор Кволт сказал:
— Я знаю, кто вы, да будет вам известно.
Капюшон вздрогнул и остановился.
— Сосуд уже почти вскрыт, — продолжал профессор Квот. — Неужели вы в состоянии пропустить такой момент?
Фигура хранила молчание. Тогда профессор подошел вплотную и приблизил свое лицо к отверстию капюшона. И тут фигура заговорила! Голос звучал трескуче, натянуто, было видно, что говорящий сильно взволнован. Голос из преисподней, исполненный такой боли, печали и перенесенных страданий, какие не мог вынести простой смертный.
— Вы уже знаете? — просто сказал он. — Ну, раз знаете, тогда должны понять, что все это для меня значит.
— Хотите, чтобы я дал вам пройти? — спросил профессор Кволт. — Но вам известно не хуже меня, какой это кошмар.
Фигура склонила голову.
— Вы говорите мне о кошмарах? Что вызнаете о вековом зле и той силе, которую оно имеет? Да что вы вообще знаете?
Но профессора было нелегко разжалобить.
— Может, я чего-то и не знаю, — холодно сказал он. Но я знаю, кто вы такой и что хотите сделать.
Какое-то время фигура в капюшоне беззвучно стояла, не шевелясь. А внутри башни ясно ощущалось интенсивное превращение спящего духа в сильного, оживающего джинна. Даже сквозь толстые сосновые двери доносились и эхом отдавались в коридоре звуки голоса мисс Джонсон и другие, неописуемые и леденящие кровь звуки чего-то сверхествественного. Осталось ждать недолго, и мы это знали.
— Вы слышите? — спросил профессор Кволт. — Через несколько минут джинн выйдет из кувшина. А мисс Джонсон даже не осознает сейчас, что происходит. Она не знает, что вы здесь. Что все может обернуться катастрофой. для всех людей.
— Вы хотите, чтобы я что-то сделал? — спросила фигура.
Профессор указал рукой на дверь башни.
— Я хочу, чтобы вы сделали то, что должны были сделать уже давно. Я хочу, чтобы вы победили этого джинна. Я хочу, чтобы вы обезвредили его на веки веков, отправили его в такое место, где он не сможет причинять зло людям, как он поступил с вами.
Фигура вновь заговорила трескучим шепотом, полным отчаяния:
— Вы что — неразумный, думаете, я не пытался? Думаете, не хотел избавиться от него? Но когда-то он оказался сильнее меня, и было слишком поздно что-то исправить! Я не мог с ним справиться, и — сейчас не могу. То, что джинн хочет, сейчас есть у нее, у мисс Джонсон.
После этих слов фигура подняла руки и сдвинула назад капюшон. В тусклом свете полумесяца я увидел чудовищное, исполосованное рубцами лицо своего крестного отца, Макса Грейвса. Подождав секунду-две, он снова надвинул капюшон на лицо, и оно скралось в темноте тени.
— Макс, — спокойно сказал я. — Макс, что происходит?
Человек в капюшоне не отвечал, а стоял безмолвно и неподвижно, как монах, давший обет молчания.
Я отошел от Анны и поравнялся с профессором Кволтом.
Хотя я не видел ничего под тенью капюшона, в моей памяти все еще стояло лицо с чудовищными, изуродованными чертами.
— Макс, — спросил я, — ты узнаешь меня? Это я, Гарри!
Человек кивнул.
— Я знаю, — вымученно ответил Макс Грейвс замогильным голосом. — Я вижу, что это ты, Гарри.
— Макс, мы считали, что ты умер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20