- Если я
могу хоть чем-то помочь...
Мистер Бедфорд покачал головой. Для него и его жены, Констанс, смерть
Джейн стала величайшей трагедией их жизни. По-своему даже более тяжелой,
чем смерть их второго ребенка, Филиппа, брата Джейн, умершего еще в
детстве, в возрасте пяти лет, от паралича. Мистер Бедфорд сказал мне, что
когда Джейн погибла, то он чувствовал себя так, будто Господь Бог его
проклял. Его жена переживала еще больше и почему-то считала, что именно я
накликал на них эту беду.
Хотя один из младших компаньонов юридической фирмы "Бедфорд и Виббер"
предложил проследить за похоронами Джейн и исполнением ее последней воли,
мистер Бедфорд с непонятным мазохизмом заупрямился, настаивая на том, что
сам проследит за всеми подробностями. Я понимал его. Джейн была так важна
для всех нас, что тяжело было смириться с ее утратой. И еще тяжелее было
осознать, что придет день, когда мы ни разу о ней не вспомним.
Ее похоронили на исходе морозного февральского дня на Кладбище Над
Водой в Грейнитхед, в возрасте двадцати восьми лет, вместе с нашим
неродившимся сыном, а надпись на ее надгробии гласила: "Укажи мне дорогу к
прекрасной звезде".
Миссис Бедфорд не соизволила даже взглянуть на меня во время
церемонии похорон. В ее глазах я был наверняка хуже убийцы. У меня не
хватило храбрости убить Джейн самому, своими руками. Вместо этого, по ее
мнению, я согласился на то, чтобы судьба сделала за меня грязную работу.
Судьба была моим наемным убийцей.
Я познакомился с Джейн случайно, при довольно удивительных
обстоятельствах - на охоте на лис около Гринвуда, в Северной Каролине,
менее двух лет назад, хотя теперь мне казалось, что с тех пор прошло уже
двадцать лет. Мое присутствие было обязательным, поскольку охота
происходила на территории в тысячу двести акров владений одного из
наиболее влиятельных клиентов моего работодателя. Джейн же появилась там
потому, что ее пригласила подружка из Уэлсли-колледж, обещая острые
ощущения и "крещение кровью". Крови не было, лисы разбежались. Но позже, в
элегантном колониальном доме, мы сидели с Джейн в тихой гостиной на втором
этаже, утопая в необыкновенных итальянских креслах, пили шампанское - и
влюбились друг в друга. Джейн обожала Китса. Цитата из Китса и была на ее
надгробии.
Смертельно бледных королей
И рыцарей увидел я.
Вроде бы нас ничто друг с другом не связывало: ни среда, ни
образование, ни общие знакомые. Я родился и вырос в Сент-Луисе, штат
Миссури. Мой отец был сапожником, хозяином магазина с обувью, и хотя он
сделал все, чтобы обеспечить мне лучшее образование - "Мой сын не будет
всю жизнь заглядывать людям под подошвы", - все же я оставался
неисправимым провинциалом. Когда мне говорят о Чилликоте, Колумбии и
Сиу-Фоллс, эти названия западают мне в сердце. Я изучал экономику в
Вашингтонском университете и в возрасте двадцати четырех лет нашел
должность в торговом отделе фирмы "Мидвестерн Кемикал Билдинг" в
Фергюсоне.
В возрасте тридцати одного года я занимал пост младшего руководителя,
носил серые костюмы и темные носки, и со мной всегда была свеженькая
"Форчун" в кожаной папке с моими инициалами. Джейн же была из уважаемой,
но не слишком богатой семье, осевшей в Салеме, штат Массачусетс,
единственной дочерью и в то время уже единственным ребенком. Старательные
воспитатели немного по-старосветски приучили ее к зажиточности, даже
определенной утонченности. Вот такая местная Вивьен Ли. Джейн любила
антикварную мебель, картины американских примитивистов и одеяла домашнего
шитья, но у нее самой не было времени на шитье, и она очень мало что
носила под платьем, а когда выходила в сад, то из принципа надевала
французские туфельки на высоком каблучке и по щиколотки погружалась в
грязь между грядками с капустой.
- Черт побери, должна же я быть хорошей хозяйкой, - повторяла она,
когда хлеб у нее не хотел подниматься или конфитюры превращались в густую
жижу. - Но у меня почему-то нет к этому никаких способностей.
На Новый Год она пыталась приготовить "джека-попрыгуна", традиционное
южное блюдо из ветчины и фасоли, но вышло что-то напоминающее красные
резиновые перчатки, смазанные пригорелым клеем. Когда она подняла крышку
кастрюли, мы оба смеялись до слез, ведь в конце концов в каждой
благополучной семье подобное так и должно кончаться. Однако потом, когда
мы уже лежали в постели, она сказала:
- Есть такая примета, что если на Новый Год не подашь
"джека-попрыгуна", то потом весь год будут сплошные неудачи.
Она была не так безнадежна, как Хонни из кантри-песенки, которая
разбила автомобиль и голосила над тающим снегом, но вы наверное поймете,
что песенка "Хонни" не относилась к числу моих любимых. Когда потеряешь
близкого человека, то всегда бываешь склонен придавать чрезмерное значение
сентиментальной чуши.
Все закончилось на мосту через реку Мистик под конец февраля, в
слепящую снежную метель, когда Джейн возвращалась домой после визита к
родителям в Дедхэм и затормозила перед кассой оплаты проезда по мосту.
Молодая темноволосая женщина на шестом месяце беременности за рулем
желтого "мустанга" каплевидной формы. В грузовике, который ехал за ней,
подвели гидравлические тормоза. Грузовик весил семнадцать тонн и был
гружен стальными трубами, предназначенными для ремонта канализационной
сети в Глостере. Джейн вместе с ребенком надело на руль "мустанга".
Мне позвонили, а я весело прокричал: "Алло!". Тогда мне и сообщили,
что Джейн мертва, и всему пришел конец.
Это ради Джейн меньше года назад я бросил место в "Мидвестерн Кемикал
Билдинг" и переехал в Грейнитхед. Джейн желала покоя. Она тосковала по
покою, деревенской жизни в старинном окружении. Она тосковала по детям и
по Рождеству в кругу семьи, по тому спокойному счастью из песенок Бинга
Кросби, о котором давно забыли современные обитатели больших городов
Америки. Я протестовал, объясняя, что я - на пороге карьеры, что я
нуждаюсь в признании, деньгах, сауне и дверях гаража, открывающихся на мой
голос. А она сказала на это:
- Ты, наверно, шутишь, Джон. Зачем тебе обременять себя всем этим?
И поцеловала меня в лоб. Однако после переезда в Грейнитхед мне
показалось, что у нас теперь больше вещей - часов, столиков,
кресел-качалок - чем я мог бы себе представить в самых смелых мечтах, даже
больше, чем считал необходимым. Более того, в глубине души я паниковал при
мысли, что я не заработаю в этом году больше денег, чем в прошлом.
Когда я просил об отставке, на меня смотрели так, будто я заявил, что
являюсь педерастом. Президент прочитал мое заявление, потом прочитал
снова, затем осмотрел его со всех сторон, чтобы окончательно убедиться в
его существовании. Потом сказал:
- Джон, я принимаю твою отставку, но позволю себе привести цитату из
Горация: "Изменяются небеса, но не души, плывущие через океан".
- Да, мистер Кендрик, - бесцветно ответил я. Я поехал в снятый нами
домик в Фергюсоне и выдул целую бутылку "Шивас Регал", прежде чем
вернулась Джейн.
- Ты уволился, - заявила она, нагруженная покупками, которых мы уже
не могли себе позволить.
- Я дома и я пьян - значит, я сделал это, - ответил я.
Через шесть недель мы уже переехали в Грейнитхед, в получасе езды от
родителей Джейн. А когда пришло лето, мы купили дом у Аллеи Квакеров, на
северо-западном берегу полуострова Грейнитхед. Предыдущий хозяин был по
горло сыт ветром, как сказал нам посредник из бюро по торговле
недвижимостью: с него было довольно морозных зим и обилия моллюсков, и он
переехал на юг, снял жилье в Форт-Лодердейле.
Еще две недели спустя, когда в доме все еще царил хаос, а мой
банковский счет стал еще более жалким, мы сняли лавку в самом центре
старой деревушки Грейнитхед. Большие окна фасада выходили на площадь, где
в 1691 году повесили за ноги и сожгли единственную грейнитхедскую ведьму и
где в 1775 году британские солдаты застрелили трех рыбаков из
Массачусетса. Мы назвали нашу лавку "Морские сувениры" (хотя мать Джейн в
качестве альтернативного названия предложила "Лом и рухлядь") и открыли ее
с гордостью, истратив перед этим море темно-зеленой краски. Я не был до
конца убежден, что мы заработаем на жизнь, продавая якоря, корабельные
орудия и мачты, но Джейн рассмеялась и сказала, что все обожают морские
сувениры, особенно люди, которые никогда не плавали, и что мы будем
богаты.
Ну что ж, богачами мы не стали, но зарабатывали достаточно, чтобы
хватало на суп из моллюсков и красное вино, а также на поленья для камина.
Джейн ничего больше и не было нужно. Конечно, она хотела детей, но не
прямо сейчас, вот так сразу, а тогда, когда они сами естественным образом
появятся на свет.
За короткие месяцы нашей с Джейн жизни и работы в Грейнитхед я сделал
несколько важных для себя открытий. Прежде всего, я открыл, что любовь
действительно существует, и твердо убедился в том, что до сих пор я не
понимал и не знал этого.
Я открыл, что могут означать верность и взаимное уважение. Научился я
и терпимости. В то время отец Джейн относился ко мне как к какому-то
безымянному мелкому клерку, которого он вынужден развлекать на
торжественном приеме, и время от времени, хоть и с явной неохотой, угощал
меня рюмочкой домашнего бренди еще 1926 года изготовления, а мать Джейн
буквально содрогалась, когда я входил в комнату, и кривилась, едва я,
забывшись, переходил на выразительный сент-луисский говор. Относилась же
она ко мне с ледяной вежливостью, что было намного хуже, чем откровенная
враждебность. Она прилагала все возможные усилия, чтобы только со мной не
разговаривать. Например, она спрашивала у Джейн: "Будет ли твой муж пить
чай?", хотя я сидел тут же, рядом. Но Джейн с загоревшимися глазами
отвечала:
- Не знаю. Сама спроси. Я же не ясновидящая.
Причина была проста: я не учился в Гарварде, я жил не в Хьюниспорте,
даже не в Бек-Бей, к тому же я даже не относился ни к какому загородному
клубу. Когда Джейн еще была жива, они имели ко мне претензии, что я
испортил жизнь их ребенку, а когда она погибла, обвиняли меня, что я ее
убил. Они не винили водителя грузовика, который должен был уступить
дорогу, не винили механика, не проверившего тормоза. Они винили только
меня.
Как будто, прости меня, Боже, я сам себя не винил.
- Я уладил все денежные вопросы, - сказал мистер Бедфорд. - Я
заполнил форму номер 1040 и потребовал возмещения расходов на врачебную
помощь в госпитале, хотя было очевидно, что это бессмысленно. С этих
пор... гм... я буду передавать твои счета мистеру Роснеру, если ты ничего
не имеешь против.
Я кивнул. Естественно, Бедфорды желали как можно скорее избавиться от
меня, но, конечно же, так, чтобы это не выглядело излишней поспешностью
или отсутствием хороших манер.
- И еще одна мелочь, - продолжал мистер Бедфорд. - Миссис Бедфорд
желала бы оставить себе на память ожерелье из алмазов и жемчуга, которое
принадлежало Джейн. Она считает, что с твоей стороны это был бы прекрасный
жест.
Было очевидно, что эта просьба глубоко заботила мистера Бедфорда, ему
явно было неловко, но ясно было и то, что он не осмелился бы появиться
дома с пустыми руками. Он барабанил пальцами по краю стола и неожиданно
повернул голову в сторону, как будто это не он упомянул об ожерелье, а
кто-то иной...
- Учитывая при этом стоимость ожерелья... - небрежно бросил он.
- Джейн дала мне понять, что это семейная реликвия, - сказал я самым
мягким тоном, на который только был способен.
- Ну... да... это правда. Оно принадлежало нашей семье сто пятьдесят
лет. Его всегда передавали очередной миссис Бедфорд. Но поскольку у Джейн
не было детей...
- ...и к тому же она была всего-навсего миссис Трентон... - добавил
я, пытаясь за иронией скрыть горечь.
- Ну вот, - озабоченно буркнул мистер Бедфорд. Он шумно кашлянул.
Вероятнее всего, он не знал, как себя вести.
- Ну, хорошо, - сказал я. - Все для Бедфордов.
- Очень тебе обязан, - выдавил из себя мистер Бедфорд.
Я встал.
- Должен ли я еще что-нибудь подписать?
- Ничего. Ничего, благодарю, Джон. Все уже улажено. - Он тоже встал.
- Помни, если мы будем в состоянии тебе чем-то помочь... достаточно будет
позвонить нам.
Я кивнул. Наверно, я все же был неправ, питая такую антипатию к
Бедфордам. Да, я потерял молодую жену и еще не родившегося ребенка, но они
потеряли единственную дочь. Кого они могли винить в своем несчастье, если
не Бога и не самих себя?
Мы обменялись с мистером Бедфордом крепким рукопожатием, будто
генералы враждебных армий после подписания не слишком почетного мира. Я
направился к двери, когда неожиданно услышал женский голос, говорящий
совершенно естественным тоном:
- Джон?
Я резко обернулся. У меня волосы на голове от страха стали ежиком. Я
вытаращил глаза на мистера Бедфорда. Мистер Бедфорд в свою очередь
уставился на меня.
- Да? - бросил он. Потом наморщил лоб и спросил: - Что случилось? У
тебя такой вид, будто ты увидел привидение.
Я поднял руку, напряженно прислушиваясь.
- Вы слышали что-нибудь? Какой-то голос? Кто-то произнес мое имя?
- Голос? - повторил мистер Бедфорд. - Чей голос?
Я заколебался, ведь сейчас я слышал только уличный шум за окном и
стук пишущих машинок в соседних комнатах.
- Нет, - наконец выдавил я. - Видимо, мне что-то почудилось.
- Как ты себя чувствуешь? Может, тебе надо еще раз поговорить с
доктором Розеном?
- Нет, зачем же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52