Через
полминуты, надев белый маскировочный костюм и завязав под
подбородком тесемки капюшона, он всунул ноги в эластичные
голенища брезентовых сапог. Затем поднял карабин и с виноватой
улыбкой произнес:
- Схожу прогуляюсь, капитан. Конечно, с твоего
разрешения.
Вспомнив недавно произнесенную Андреа фразу, Мэллори
медленно кивнул.
- Вот что ты имел в виду, говоря, чтобы я зря не
расстраивался. Так бы сразу и сказал. - Но в голосе Мэллори не
было ни возмущения, ни досады за своеволие Андреа. Этому греку
не очень-то прикажешь. Когда он ждет одобрения своих действий
по тому или иному поводу или при каких- то обстоятельствах, то
делает это лишь из вежливости, как бы предупреждая, чт6 именно
намерен предпринять. На этот же раз капитан испытывал не
возмущение, а чувство облегчения и признательности.
Капитан толковал с Миллером о том, что Стивенса придется
нести с собой, а затем бросить. Говорил с деланным равнодушием,
пряча свою боль и горечь. И лишь теперь, когда стало известно,
что принимать такое решение нет нужды, Мэллори понял, как
трудно было .бы ему это сделать.
- Прошу прощения, - произнес Андреа со смущенной
улыбкам. - Конечно, следовало сказать. Но я думал, ты меня
понял... Ведь это лучшее решение, верно?
- Лучшее, - согласился капитан. - Хочешь отвлечь их,
увести вверх?
- Другого выхода нет. Если спускаться в долину, на лыжах
они меня в два счета догонят. Разумеется, вернуться я смогу
лишь, когда стемнеет. Вы останетесь здесь?
- Кто-нибудь да останется. - Мэллори посмотрел на
Стивенса. Проснувшись, тот тер глаза и пытался сесть. - Нам
необходимы продовольствие и топливо, Андреа, - продолжал
вполголоса капитан. - Ночью я хочу спуститься в долину.
- Конечно. Надо сделать все, что в наших силах, - едва
слышно, с серьезным лицом ответил грек. - Пока это возможно.
Он еще так молод, почти мальчик... Может, не так и долго
придется стараться. - Отогнув полог, Андреа взглянул на
вечернее небо.- К семи вернусь.
- К семи, - повторил капитан. Небо темнело, как темнеет
оно перед снегопадом. Поднялся ветер, гнавший пушистые белые
облачка, которые забивались в лощину. Мэллори поежился и сжал
крепкую руку товарища. - Ради Бога, Андреа, - негромко, но
настойчиво произнес новозеландец. - Побереги себя!
- Поберечься? Мне? - безрадостно улыбнулся Андреа и
осторожно высвободил свою руку из руки капитана.- Обо мне не
тревожься, - спокойно проговорил он. - Если хочешь
помолиться, то моли Бога о спасении этих несчастных, которые
нас разыскивают. - С этими словами грек опустил полог и исчез.
Постояв в нерешительности в устье пещеры, Мэллори смотрел
невидящим взглядом сквозь щель между брезентом и скалой. Затем
круто повернулся и, подойдя к Стивенсу, опустился на колени.
Миллер бережно поддерживал голову юноши. В тусклых глазах
лейтенанта застыло безразличие, пергаментные щеки ввалились.
Новозеландец улыбнулся, чтобы скрыть, насколько он потрясен
увиденным зрелищем.
- Так, так, так. Проснулась спящая красавица. Лучше
поздно, чем никогда. - Открыв водонепроницаемый портсигар,
протянул его раненому. - Как себя чувствуешь, Энди?
- Закоченел, сэр. - Стивенс мотнул головой, отказываясь
от сигареты. От жалкой его улыбки у капитана заныло сердце.
- Как нога?
- Тоже, думаю, закоченела. - Лейтенант скользнул
равнодушным взглядом по забинтованной ноге. - Совсем ее не
чувствую.
- Закоченела, скажет тоже! - фыркнул Миллер, мастерски
изображая уязвленную гордость.- Какая неблагодарность, черт
возьми! Где еще ты встретишь такое медицинское обслуживание?
На лице Стивенса мелькнула тень улыбки и тотчас исчезла.
Он долго разглядывал свою ногу, потом в упор посмотрел на
Мэллори.
- К чему ломать комедию, сэр? - негромким и монотонным
голосом спросил лейтенант. - Не хочу, чтоб вы сочли меня
неблагодарным. И этакого героя не хочу изображать. Но ведь я
такая вам обуза, и поэтому...
- Поэтому мы должны бросить тебя? - прервал его Мэллори.
- Чтоб ты замерз или угодил в плен? Выбрось это из головы,
приятель. Мы сумеем о тебе позаботиться... И эти проклятые
пушки взорвем.
- Но послушайте, сэр...
- Обижаешь, лейтенант, - снова скривился янки. - Мы
задеты в своих лучших чувствах. Кроме того, как специалист, я
должен долечить своего пациента. Я не собираюсь это делать в
вонючей немецкой камере...
- Достаточно! - поднял руку Мэллори. - Вопрос решен. -
Увидев пятно румянца на худых скулах юноши, заметив
благодарность, которая засветилась в потухших его глазах,
капитан почувствовал отвращение к самому себе и стыд. Ведь
раненый не понимал, что ими движет не забота о товарище, а
опасение, что тот может их выдать... Наклонясь, Мэллори
принялся расшнуровывать свои высокие штиблеты.
- Дасти, - проговорил он, не поднимая головы.
- Чего?
- Когда тебе надоест распространяться о своем лекарском
искусстве, может, испробуешь его и на мне? Взгляни, что у меня
сталось с ногами, ладно? Боюсь, от трофейных ботинок прок
невелик.
Спустя пятнадцать минут, причинивших новозеландцу немало
страданий, капрал обрезал неровные края липкого пластыря,
обмотанного вокруг правой ступни Мэллори, и, выпрямившись, с
удовлетворением посмотрел на дело своих рук.
- Отличная работа, Миллер, - похвалил он самого себя. -
Такой и в балтиморском госпитале Джона Гопкинса не увидишь...
- Янки внезапно умолк, задумчиво уставясь на потолстевшие
ступни Мэллори, и виновато кашлянул. - Мне тут пришла в голову
одна мыслишка, шеф.
- Давно пора, - хмуро ответил капитан. - Как я теперь
всуну ноги в эти проклятые башмаки? - Он зябко повел плечами,
натягивая толстые шерстяные носки, к которым прилип мокрый
снег, и с отвращением посмотрел на немецкие штиблеты, которые
держал в вытянутой руке. - Седьмой размер, самое большое, да
еще и узкие, будь они неладны!
- Девятый, - проронил Стивенс, протягивая капитану свои
ботинки. Один из них сбоку был аккуратно разрезан. - Залатать
башмак пара пустяков. На кой бес они мне теперь. Прошу вас,
сэр, не возражайте. - Юноша была засмеялся, но тотчас
скривился от адской боли в ноге и побелевшими губами прибавил:
- В первый и, видно, последний раз поспособствую успеху
операции. Интересно, какую медаль мне дадут за это, сэр?
Взяв ботинки, Мэллори внимательно посмотрел на Стивенса,
но в эту минуту распахнулся брезентовый полог. Неуверенной
походкой вошел Кейси Браун. Опустил на землю рацию и
телескопическую антенну, достал портсигар. Окоченевшие пальцы
не повиновались, и сигареты упали в грязь. Браун беззлобно
выругался, ощупал нагрудные карманы и, не найдя того, что
искал, махнул рукой, садясь на камень. Вид у Кейси был
измученный и несчастный.
Закурив сигарету, капитан протянул ее шотландцу.
- Как дела, Кейси? Удалось поймать Каир?
- Меня самого поймали. Прием, правда, был отвратительный.
- Браун с наслаждением затянулся. - Они меня не слышали.
Наверно, гора, что к югу от нас, мешает, будь она неладна.
- Возможно, - кивнул головой Мэллори. - Что новенького
сообщили наши каирские друзья? Призывают удвоить усилия?
Подгоняют?
- Ничего нового. Страшно обеспокоены нашим молчанием.
Заявили, что будут выходить в эфир каждые четыре часа вне
зависимости от того, получат от нас подтверждение или нет. Раз
десять повторили, на этом передача закончилась.
- Очень нам помогут, - саркастически заметил Мэллори. -
Приятно знать, что они на нашей стороне. Самое главное - это
моральная поддержка. - Ткнув большим пальцем в сторону устья
пещеры, он присовокупил: - Эти немецкие ищейки наложат полные
штаны, узнав, кто за нами стоит... Ты хоть посмотрел на них,
прежде чем прийти сюда?
- А чего на них смотреть? - хмуро отозвался Браун. - Я
слышал их голоса. Вернее, слышал, как кричал офицер, отдавая
распоряжения. - Машинально подняв автомат, Кейси загнал в
магазин обойму. - Они меньше чем в миле отсюда.
Цепь альпийских стрелков, сомкнувшись теснее, находилась
меньше чем в полумиле от пещеры. Заметив, что правый фланг,
поднимавшийся по более крутому южному склону, снова отстает,
обер-лейтенант трижды свистнул, подтягивая солдат.
Пронзительные трели дважды отразились от заснеженных склонов, а
третий сигнал замер, перейдя в долгий заливчатый вопль. Постояв
несколько мгновений с искаженным мукой лицом, обер-лейтенант,
словно подкошенный, ничком рухнул в наст. Находившийся рядом
здоровяк унтер-офицер изумленно посмотрел на убитого; поняв,
что произошло, открыл в ужасе рот, но успел лишь вздохнуть и
упал нехотя на командира. Последнее, что он услышал, был
резкий, как удар бича, хлопок карабина.
Укрывшись между двумя валунами, усыпавшими западный склон
горы Костос, Андреа смотрел в оптический прицел на суетливые
фигурки, двигавшиеся в надвигающейся темноте. Он зарядил уже
третью обойму. Лицо его было бесстрастно и неподвижно, как и
веки, которые ни разу не вздрогнули от выстрелов. В глазах
грека не было ни жестокости, ни безжалостности. Они ничего не
выражали. Ум его был словно закован броней: Андреа понимал, что
задумываться нельзя. Убить. человека - смертный грех. Человек
не вправе лишить ближнего дара жизни. Даже в честном бою.
Сейчас же шел не бой, а преднамеренное убийство.
Всматриваясь сквозь клубы дыма, повисшие в морозном
воздухе, Андреа медленно опустил карабин. Немцев не видно: одни
спрятались за камни, другие закопались в снег. Но они никуда не
исчезли и по-прежнему представляют собой опасность. Скоро немцы
опомнятся: горно-пехотные части отличаются решительностью и
стойкостью, это лучшие в Европе войска, подумал Андреа. И тогда
они догонят его, схватят и убьют, если это в человеческих
силах. Вот почему первым грек сразил офицера. Тот, возможно, и
не стал бы его преследовать, разгадав причину
неспровоцированного обстрела отряда с фланга.
Андреа инстинктивно пригнулся: по груде камней впереди
ударила автоматная очередь; отскочив, пули с диким воем
пронеслись над головой. Этого следовало ожидать. Испытанный
прием. Ринуться вперед под прикрытием огня, залечь, прикрыть
товарища и снова бросок. Андреа поспешно вставил новую обойму в
магазин карабина и, припав к земле, дюйм за дюймом пополз,
прячась за грядой камней, тянувшейся на пятнадцать-двадцать
метров вправо от него, заранее наметив новую позицию для
засады. Укрывшись за крайним камнем, грек надвинул на глаза
капюшон и с опаской выглянул из-за валуна.
По камням, среди которых он перед этим скрывался,
хлестнула еще одна автоматная очередь, и человек шесть, по трое
с каждого фланга цепи, пригнувшись, бросились вперед и снова
залегли в снегу. Бросились они в разные стороны. Наклонив
голову, Андреа потер щетину тыльной стороной ладони. Вот
досада. Егеря вовсе не собираются атаковать в лоб. Они
растягивают цепь, загибая фланги в виде полумесяца. Неприятно,
но выход из положения есть: сзади Андреа вьется вверх по склону
ложбинка, которую он успел обследовать. Но одного он не
предусмотрел: западным своим флангом цепь наткнется на пещеру,
в которой укрылись его товарищи.
Перевернувшись на спину, Андреа посмотрел на вечернее
небо. Оно темнело с каждой минутой, как темнеет перед
снегопадом, видимость ухудшалась. Повернувшись обратно, он
посмотрел на крутой склон Костоса с кое-где разбросанными по
нему валунами, неглубокими, похожими на ямочки на гладких
щеках, впадинами. Снова выглянул из-за валуна, когда егеря
вновь открыли огонь, и, увидев, что кольцо смыкается, не стал
больше ждать. Стреляя напропалую, Андреа привстал и, не снимая
пальца со спускового крючка, побежал по затвердевшему насту к
ближайшему укрытию, находившемуся самое малое в сорока метрах.
Впереди еще тридцать пять, тридцать, двадцать метров, но не
слышно ни единого выстрела. Он поскользнулся на осыпи, тут же
ловко вскочил. Осталось десять метров, а он все еще цел и
невредим. В следующее мгновение он упал навзничь и так ударился
грудью и животом, что не сразу смог вздохнуть.
Придя в себя, Андреа вставил в магазин еще одну обойму и,
рискнув, приподняв голову над валуном, снова вскочил на ноги.
На все ушло секунд десять. Держа наперевес автоматический
карабин, грек, не целясь, открыл огонь по карабкающимся вверх
по склону егерям, занятый тем, чтобы не поскользнуться на
уходящей вниз осыпи. В то мгновение, когда магазин у него
опустел и от винтовки не было никакого прока, немцы разом
открыли огонь. Пули свистели над головой, ударяясь о камень,
поднимали ввысь слепящие облачка снега. Но на горы уже
опускались сумерки, и на темном склоне Андреа казался быстро
движущимся расплывчатым силуэтом. Попасть же в цель,
находящуюся наверху, задача и в более благоприятных условиях
непростая. Однако огонь немцев становился все ожесточеннее,
медлить было нельзя ни секунды. Полы маскировочного халата
взвились, точно крылья птицы, он нырнул вперед, пролетев
последние три метра, и очутился в спасительной ложбинке.
Вытянувшись во весь рост, Андреа лег на спину, достал из
нагрудного кармана стальное зеркало и приподнял над головой.
Сначала он ничего не увидел: тьма на склоне сгущалась, да и
зеркальце запотело. Но на морозном воздухе пленка пропала, и
Андреа разглядел сначала двух, потом трех, потом еще шестерых
солдат, которые, оставив укрытие, неуклюже карабкались по
склону. Двое из преследователей приближались, оторвавшись от
правого фланга цепи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36