Он видел, что не любовь, а горечь и отчаяние движут ею, поэтому испытывал ни с чем не сравнимый охотничий азарт, глядя на ее нежную шею и почти чувствуя шелковистую наготу тела… Женщина все говорила о бывшем возлюбленном, всхлипывая, смеясь над собой, надувая губы от обиды… И Синдбад радовался ее красоте, представляя ее в любви. Нет, ревности в его сердце уже не было. Ему было лишь немного жаль, что у прежнего ее возлюбленного не достало великодушия расстаться с ней так, чтобы их любовь просто перестала быть ей нужной, оставив иные воспоминания в старинном узорчатом ларце…
Утром они сидели на плоской кровле ее домика, глядя на море. И женщина, поправляя распущенные волосы, с улыбкой сказала ему: «Спасибо!»
— За что? — с недоумением спросил Синдбад, ощутив среди душевной легкости и довольства легкий укол жалости к ней, вспомнив, что его корабль скоро будет готов к отплытию.
— Я сегодня не пойду встречать корабли! — со счастливым смехом сказала женщина, прижимаясь к его плечу.

Зима давно прошла. Она старалась не вспоминать ее. Ничем примечательным, кроме боли падения, она не запомнилась. Слишком несбыточными оказались все эти обещания.
В тот же вечер, приехав домой от К., она ощутила полное отсутствие опоры под ногами. Для полета уже не хватало дыхания, когда ее любимый придирчиво, с отстраненным любопытством начал выспрашивать на icq о всех мужчинах, которые были до него в ее жизни. Излишне настойчиво он требовал выслать ему «все ее фотографии, начиная с младенчества». А часть его вопросов слишком хорошо напоминала ей тестовые задачи по моделированию сознания. Он «крутил» ее. Даже К. не позволил бы себе этого, хотя основная его работа напрямую касалась женской психологии.
Отключившись от интернета, она в ту ночь долго плакала, сидя под столом. Она любила эту нишу у батареи центрального отопления, в которую легко помещалась, сложившись калачиком. Весь дом, с детьми и собаками, спал. Она привычно разложила сложный пасьянс. Карты сказали ей то, что скрывал от нее ее возлюбленный. Она не поверила. Она должна была это услышать от него.
Долгие месяцы она ждала от него правды, собирая жалкие крохи его страсти на аське, чувствуя себя после этого изнасилованной прямо в душу. Он уже ничего не обещал, а иногда просто обрывал, требуя от нее плодотворной работы.
Странный человек! Странный! Он писал замечательные статьи в области анализа иерархии сложных систем, он был уверен, что успешно занимается дизайном коллективов, но он не понимал, что, увидев всю картину его пасьянса, осознав свое место в нем, она, получив свою порцию «любви» на icq , никогда больше не сможет работать с ним.
Потом долго-долго тянулась холодная весна. Она не роптала, считая, что в дожди и снег, медленно падавший с неба на цветущие сады, вложила и свою долю холода, собственным замерзшим сердцем. Почти бесплотными тенями проходили возле нее другие мужчины. Она со смирением принимала теперь их внимание и ухаживания. Да, она больше не отказывалась от них. Теперь она знала, что они могут быть ей полезны, ведь только мужчины могут вызвать стойкое отвращение к себе подобным. И, наконец, ее душа на время затихла и перестала звать к немедленному побегу, понимая, что бежать больше некуда.
Она часто теперь плакала перед сном, в очередной раз решая никого больше не любить. Любовь всегда обманывала ее… Но она больше не считала мужчин ни жалкими, ни примитивными. Она стала откровенно бояться их, потому что знала, что никогда не сможет ударить так трезво и расчетливо, как могут исподтишка ударить они. И каждый день она знала, что впереди ее ждет еще одна одинокая ночь. И в каждую из них она входила, прижимая руки к груди, как в неласковое холодное море…
Какую правду она хотела узнать? Через много месяцев взаимного молчания она сидела, читая долгожданное письмо, и его смысл постепенно доходил до нее. Ей писал совершенно чужой человек. На чужом языке, хотя все слова послания были взяты из ее родной речи. Но каждое слово было холодным, словно льдинка, и за ним стоял лишь непривычно плоский, ограниченный прямым значением смысл. Ей писал говорящий на русском языке американец. Но поскольку обращения в письме не было, не было и уверенности, что написано это было именно для нее.
«Даю краткую хронологию событий. Моя докторская благополучно завершена. Я женился, и моей дочери скоро 6 месяцев. Это сейчас самый счастливый момент (дочка, а не женитьба). Также, наконец, получили грант CRDF и начинаем 2 года создания и доведения продукта и маркетинга.
Я разочаровался в интернете, но это особая история. Я как-то познакомился с девушкой виртуально, взломал ее почтовый адрес и поставил себе на пересылку ее почту, «познакомившись» без ее ведома с большим числом мужчин, в том числе иностранцами, с которыми она вела общение. Для меня это интересный психологический эксперимент, который сильно изменил мое отношение к людям.
Но сейчас не об этом. Сейчас у меня впереди много интересной работы и много забот, связанных с воспитанием дочери. Она пока совсем маленькая, но все говорят, что очень на меня похожа. Я теперь буду часто приезжать в N. по работе, и планирую через 3–4 года жить там несколько месяцев в году. С женой у меня есть определенные проблемы, но это предстоит решать мне.»
Она зябко повела плечами, с облегчением осознав, что никакие проблемы этот человек с ней решать не будет. Что все его эксперименты в отношении нее завершены. Чисто по-женски она отметила для себя лишь некоторый нажим, особое ударение в тоне, которым он сообщал ей о сходстве с дочерью. На миг ей даже захотелось телом прикрыть крошку от его затаенных сомнений в отцовстве.
Потом она вдруг вспомнила, что у нее действительно были некоторые проблемы с почтовиком. Она спросила его о жуке прямо, иначе к чему бы ему писать это ей?
И тот, от кого она когда-то так ждала писем, тут же ошарашил ее ответом: «Нет, та девушка это была не ты. Какая-то проститутка из Краснодара. Это было уже после тебя. Нет, я жуков никому не ставил. Просто подобрал ее пароль на mail.ru, и то только потому, что для меня стало очевидно, что она «работает» с мужчинами. Да ну ее, она мне совсем неинтересна, мне интересна была женская психология, просто я заметил у нее приемы, которые опознал и у других женщин, и поэтому немного обобщил. А женщины женщинам рознь, конечно, у меня были очень милые знакомые, о которых я могу отзываться только с уважением.
Судя по этому твоему письму, ты понятия не имеешь, кто я на самом деле. Смею тебя заверить — с тобой все было искренне, и я не писал тебе писем, которые я раньше писал еще кому-нибудь. Никакого подвоха.
С женой вчера договорились, наконец, она хочет попробовать остаться в Америке, а я хочу, чтоб я всегда мог видеть дочь. А благородство — оно было, я не в обиде на жизнь, все жертвы принимаю, лишь бы они были мои, только мои, а люди, которые мне по-настоящему дороги, при этом не страдали.»
Она хотела бы уточнить, когда же наступило время «после нее», но постеснялась. Она так и не поняла, что именно он считает благородством, и почему он написал вдруг ей об этом своем качестве. Но подумала, что его благородство имеет особые свойства, поэтому со всеми, кто окажется в его глазах не достаточно дорог, он поступит так же, как с ней. Или как с краснодарской проституткой. Растирая виски, она некоторое время соображала, относит ли он ее к «милым знакомым» или к проституткам, а затем оставила эти бесплодные размышления, вспомнив, что ничем особенным в постели никогда не отличалась от ни от тех, ни от других. Поэтому, наверно, он, благодаря своим аналитическим способностям, интуитивно выделил у всех женщин какие-то одинаковые приемы и даже обобщил. Она еще раз восхитилась уму и рациональности своего бывшего возлюбленного, решив, что никогда больше не станет читать математических справочников.
Неожиданно в утешение ей пришла еще одна весточка, окончательно поставившая ее в тупик.
«Я как-то вечером, лежа после многих часов работы перед телевизором, смотрел какую-то фантастическую передачу о якобы перипетиях жизни, в целом ничего примечательного, но в конце, когда уже шли титры, я услышал эту фразу: «Before we allow ourselves to be consumed by regret we should remember: the mistakes we make in life are not so important, as the lessons that we draw from them» (Прежде чем позволить поглотить себя сожалениям, стоит помнить — ошибки, которые мы совершаем в жизни, не так важны, как те уроки, которые мы извлекаем из них). Но для тебя даю другую: «The sense of moral should not prevent us from doing what's right» (субьективное чувство морали не должно мешать поступать правильно).

Она почувствовала себя бесконечно глупой, поскольку не могла сообразить, какие же выводы может сделать на ее месте разумная женщина из любви? И все, что она делала, отступая от своего субъективного чувства морали, оказывалось, в конечном счете, гадким и неверным. Вот простит ли она когда-нибудь себе все те любовные глупости, что писала ему на icq , когда другая ожидала от него ребенка? Она на минуту представила женщину, вышедшую за него замуж, и со страхом зажмурилась. Ни за что она не хотела бы оказаться сейчас на ее месте! Если она сделала это из-за любви, то любовь уже стала для нее мелкой разменной монетой. Если она сделала это ради материального благополучия, то все вещи должны были уже утратить для нее свою цену.
Так вот на какие галеры она готовила свой побег! Вот куда она пыталась удрать, не позволяя поглотить себя сожалениям! Она почти с радостью ощутила земную твердь под ногами и со смехом представила себе двух узников поневоле, спаянных несчастным, на кого-то безусловно похожим ребенком. Они теперь вдоволь могут делать вид на чужбине, что они настоящие, «сами местные», а не поддельные, прибывшие только на днях, что они имеют право жизнерадостно говорить «Хай!» и покровительственно улыбаться сосредоточенным негритянкам-кассиршам в супермаркете.

Вечером Синдбад счет нужным отправиться на рынок, чтобы проверить дневную выручку у приказчиков своих складов и двух торговых палаток. Но на деле не только деньги беспокоили его. Он оттягивал встречу с торговцами, зная, что в один голос они станут жаловаться на его сына, которого Синдбад устроил к ним в обучение. Приказчики еще утром говорили о юном господине в развязном тоне. Салех только и норовил сбежать купаться в лагуны с девушками, продающими любовь за деньги у причала, он не хотел сидеть весь день под шелковым навесом и вдумчиво учиться навыкам торговли. Несколько раз его приводили домой пьяные матросы. И Синдбад только благодарил Бога, что напивался сын к вечеру. Так что соседи не видели, как рабы втаскивали Салеха через низкий дувал дальней ограды.

Рынок был пуст, ничего не напоминало о шумном дневном оживлении. Салеха он нашел сидящим у арбы, на которую торговец подсаживал непроданных за день усталых женщин. Сын сидел у арбы на корточках, сосредоточенно рассматривая обнаженные ноги женщин, удерживавших длинные подолы платья и скомканные наголовные столы. Синдбад похлопал его по плечу и поманил за собой.
Они вышли к пустынному берегу моря, и Салех тут же набрал полные пригоршни цветных камешков, которые из-под его ловких пальцев весело зашлепали по синей воде. Синдбад с огорчением понял, что никогда не сможет, как его отец, прочесть сыну подобающее нравоучение с витиеватой притчей и изречениями из священных книг. Он вздохнул и лишь тихо поинтересовался у Салеха, имеет ли тот мечту.
Салех недоверчиво взглянул на него, а потом бессвязно, сбивчиво, но совершенно искренне сказал, что все время мечтает только об одном — найти волшебную раковину. Он знает точно, что такие бывают, ему когда-то проговорился об этом Сеил. Однажды он найдет ее и возьмет с собою на рынок. И перед полуденным закрытием торговли он тихонько подует в раковину, а она отзовется ему низким густым звуком. Никто, может быть, и не услышит гудение его ракушки, но все бросят лавки открытыми, верблюдов нагруженными, оставят товары, а главное всех женщин без присмотра, и Салех успеет увести их вместе с товарами! Ведь, да будет ему известно, лучших женщин нарочно придерживают на послеобеденную торговлю!
Синдбад так же тихо спросил сына, не хочет ли он совершить с ним морское путешествие, но тут же пожалел об этом, глядя, как презрительно скривилось его лицо. Слушая болтовню Салеха, Синдбад молча смотрел, как подпрыгивают камешки на маслянистой водной глади, стараясь не поднимать глаз к далекому горизонту.

В темном прохладном провале подъезда, куда было так приятно войти после изнурительной жары, на нее неожиданно напал крепенький шустрый подросток. Он с пыхтением стал вырывать из рук ее огромные сумки с продуктами.
— Что ты делаешь, отдай!
— Да чо вы пугаетесь-то? Это же я, Тихон!
— Какой еще в жопу Тихон, сумки отдай!
— Да я парень у дочки вашей младшей. Вас тут караулю, Полька не открывает, только в дверь железную через кружку со мной говорит. А собака ваша гавкает на меня, и я вообще ни фига не слышу!
— Куда ты такую сумку потащишь, Тихон! Тебе же нельзя, надорвешься!
— А вам можно, ага! У меня мама тоже такие таскает. Я думаю, что у нее скоро руки будут, как у обезьяны, ниже колен. Ничего, не переживайте, не выроню.
— Спасибо, Тихон. Я сейчас открою, посидишь у нас, отдохнешь…
— Не-е… Полька сказала, что мы сейчас уборку делать будем, когда вы ее отопрете. Теть Люд, вы скажите, Полька правда в Америку с вами уедет?
— Не-а! Никакой Америки твоей Польке! Перетопчется! Нечего ей там делать! Рылом мы для той Америки не вышли! Там, Тихон, надо изо всего выводы делать и поступать правильно, не взирая на субъективное чувство морали.
— Ну и хрень! Ой, я в том смысле, что здорово! А хотите, я вам звонок починю? А то, когда долбился недавно, соседка орать вышла, говорит, что вам давно пора звонок починить…
Встретив Тихона в коридоре, Полина тут же сунула ему полное мусорное ведро и побежала разбирать сумки.
1 2 3 4