За все это время диалога кто-то нервно прохаживался в оркестровой
яме, и тень от его худой фигуры падала то и дело на рампу. Потом человек
одним прыжком очутился на сцене и закружился вокруг диалогизирующей
парочки, точно судья на ринге.
- Прекрасно, в самом деле прекрасно. Вы превосходно схватили мой
замысел, вы оба. Только... мисс Дермотт, нельзя ли чуточку эмоциональнее
оттенить контраст между "ненавижу и боюсь", с одной стороны, и "обожаю", с
другой? В общем, так: ключевой мотив первого акта это вот что -
неудержимая страсть, которая звучит в обращении Клары к Железному
Человеку, обнаруживает неукротимую страсть его собственного отношения к
любви, к жизни. Не могли бы вы повторить ваши реплики после слов про
"кроликов в клетке"?
- Конечно, мистер Марвелл.
Как я и подозревал, то был автор, а пьеса... была одной из тех пьес,
которые нравятся чувствительным мамашам и актерам-любителям, чушь,
парадирующая сама себя. Пышные словеса про "отношения к любви и жизни",
ничего внутри не содержащие, ничего реального.
Я переключил внимание на затемненный зрительный зал. Почти пустой. Но
в первых рядах несколько человек расположились группками, безмолвно
наблюдающими за актерами. Да еще двое за несколько рядов передо мной.
Когда мои глаза привыкли к тусклому освещению, я смог различить парня,
стоящего в проходе между креслами, и девушку. Парень наклонился к девушке,
сидящей в своем кресле, положил свою руку на ее плечо, она тотчас
передвинулась на соседнее место.
Вот он уже где, Предмет-два.
- Черт возьми, - сказал он громким, клокочущим шепотом. - Ты
обращаешься со мной, будто я... грязный. Я-то думаю, что у нас с тобой
что-то путное получится, а ты уползаешь в раковину и захлопываешь створки
перед самым моим носом.
- А ты все равно ползешь сквозь любую щелочку-туннельчик. - Ее голос
был насторожен и тих, но я расслышал сказанное.
- Ты воображаешь себя незаурядной, слишком для меня умной, могу
сказать тебе кое-что такое, о чем ты никогда и не слышала.
- И не собираюсь выслушивать. Меня очень интересует пьеса, мистер
Ривис, и я бы хотела, чтобы вы оставили меня в покое.
- Мистер Ривис?! Что это вдруг за проклятая вежливость? Ты была
достаточно горячей вчера, а теперь уже "мистер Ривис"?!
- Я не буду разговаривать в таком тоне.
- Ах вот как! Ты не будешь водить меня на веревочке, понятно тебе?
Может, я и грязь, дерьмо, но у меня и мозги есть, и все то, из-за чего
женщины вешаются мне на шею... коль я того захочу, ясно?
- Я знаю, что вы неотразимы, мистер Ривис, и что моя неспособность
ответить вам так, как те женщины, - это безусловно, патология.
- Язвительные словечки оставь при себе, - выкрикнул он в отчаянии и
ярости, уже не сдерживая звонкость голоса. - Я покажу тебе... покажу, что
имеет значение!
Не успела она подвинуться снова, как он почти упал на нее в кресло,
придавил к спинке - девушка пыталась оттолкнуть парня обеими руками,
задела локтем по лицу, но парень не отпускал ее, огромной рукой притянул к
себе ее голову, впился в ее губы своими. Потом до меня донеслось их
свистящее дыхание и скрип сидений под весом борющихся тел. Я не двигался с
места. Я понимал: они знали друг друга лучше, чем могло показаться мне с
первого взгляда. К тому же здесь с девушкой ничего не могло случиться
плохого.
- Грязь! - сказала она, наконец отпихнув его от себя. - Ты и вправду
грязь... Дерьмо.
- Ты не смеешь так меня называть!
Он совсем забыл о шепоте. Его руки опять протянулись к ней - одна на
шею, другая на плечо.
Я только-только успел приподняться в своем кресле, как зажегся
верхний свет. Диалог на сцене прервался; все, кто был в театре, вскочили с
мест, иные кинулись к ссорящимся. Во главе с Марвеллом.
Это был мужчина с льняными волосами, в твидовом костюме, он нервно
дрожал, и в голосе его - от волнения? - я услышал английский акцент.
- Эй! Что здесь такое происходит? - воскликнул Марвелл так, как
спросила бы засидевшаяся в старых девах школьная учительница, застав
учеников за чем-то неприличным.
Парень повернулся навстречу Марвеллу. Нехотя, но угрожающе. Мышцы
рук, положенных на спинку кресла переднего ряда, напряглись, взгляд стал
застекленело-ледяной.
Вперед выступил Слокум.
- Предоставь это мне, Фрэнсис, - сказал он Марвеллу, продвигаясь по
заднему ряду к девушке, которая застыла в своем кресле. - Ну, Кэти, что
тут происходит?
- Ничего, папа. Мы здесь сидели и разговаривали... Пэт сошел с ума,
вот и все.
- Он целовал тебя, - сказал Слокум, стоя за спиной дочери. - Я вас
видел со сцены... Вытри-ка лицо. Я после поговорю с тобой.
Ее пальцы протянулись к губам. Она повернулась к отцу лицом.
Это была красивая девушка. Намного моложе, чем я думал, судя по
словам, которые она употребила в споре с Ривисом. Каштановые волосы ее
медного отлива словно жили, дышали.
Парень посмотрел на ее волосы, потом на отца девушки.
- Нет. Она не позволила мне это сделать, мистер Слокум. Я попытался
поцеловать ее, но она не позволила.
- Вы признаетесь в своем намерении, Ривис?
Парень вышел из своего ряда, подошел к Слокуму. Узкоплечий, ниже
ростом, под желтым своим свитером, Слокум казался чуть ли не моложе
Ривиса. Но он был отец, имеющий право судить. И оскорбленный.
- Почему бы мне в этом не признаться? - поинтересовался Ривис. - Нет
такого закона, который запрещал бы целовать девушек...
Слокум произнес неторопливо, с холодной яростью:
- Там, где речь идет о моей дочери, такой закон существует, и он
карает подобные... - он подбирал-подбирал слово, нашел его: - глупости. Ни
один плебей-шофер...
- Я не собираюсь всю жизнь быть шофером.
- Да, да... Вы больше не шофер.
- Если я правильно понял, вы меня увольняете, - Ривис говорил тоном
скучным и почти презрительным.
- Совершенно верно. Вы поняли правильно.
- Ах ты, несчастный... Железный Человек, - Ривис не сменил тона. -
Уволить меня? Да ты сам никогда не платил мне зарплату. Не нужна мне эта
дурацкая работа. Можешь зарубить это себе на носу.
Двое мужчин стояли, повернувшись друг к другу, - глаза в глаза.
Марвелл поторопился, примирительным жестом коснулся Ривиса.
- Ну, довольно, перестаньте, - он упустил слово "мистер". - Я советую
вам уйти отсюда прежде, чем я вызову полицию.
- Вы хотите запугать меня театральным звонком? - Ривис попытался
засмеяться, и это ему почти удалось. - Меня бы здесь не было уже месяц
назад, если б не Кэти. Маленькая пичужка делает мне честь, обращая
внимание на плебея.
Девушка вскочила с места, из ее широко открытых глаз вот-вот готовы
были брызнуть слезы.
- Убирайся, Пэт! Ты не смеешь так разговаривать с моим отцом.
- Ты слышал, что она сказала, Ривис? - Слокум тоже перешел на "ты".
Шея его покраснела, губы побелели. - Уходи и больше не возвращайся. Мы
тебе пришлем твои вещи.
Сцена закончилась. Ривис, главный персонаж, сдал свои позиции. Его
поникшие плечи свидетельствовали об этом. Он повернулся к Кэти, но она
отвела от него взгляд.
Пока основное внимание не переключилось на меня, я потихоньку
выскользнул в вестибюль из своего ряда, так и не заплатив за место в зале
семь долларов и семьдесят центов.
Портрет Железного Человека со стены портика, освещенной дневным
солнцем Куинто, поглядел мне вслед. Уж не знаю, пошли актеры снова на
сцену репетировать драму, которая была драмой лишь в их представлениях,
или разошлись по домам.

3
На расстоянии квартала от театра, у аптеки, я нашел телефон-автомат.
В телефонном справочнике Нопэл-Велли не значилось имя Джеймса Слокума,
зато была упомянута миссис Оливия Слокум, вероятно его мать. Звонок к ней
стоил десять центов. Я набрал номер и услышал, сквозь потрескивания,
нейтрально-сухой голос, который мог принадлежать как мужчине, так и
женщине:
- Дом Слокумов.
- Будьте любезны, соедините с миссис Джеймс Слокум.
На линии раздался щелчок.
- Все в порядке, миссис Стрэн. Я взяла трубку.
Телефонистка миссис Стрэн что-то проворчала и отключилась.
- Это Арчер, - сказал я. - Я в Куинто.
- Я ждала вашего звонка. И слушаю вас.
- Поймите, миссис Слокум, вы связали мне руки. Я, по вашей воле,
никому не могу задавать вопросов, начинать разговор с кем бы то ни было. У
меня поэтому нет направления для действий, нет никаких контактов. Нельзя
ли все-таки найти предлог для знакомства с вашей семьей, вашим мужем, в
конце концов?
- Но он ничем не сможет вам помочь. Вы только возбудите его
подозрения.
- Вовсе нет. А вот если я стану мелькать то там, то сям, никому
ничего не объясняя, ни с кем не разговаривая, то наверняка их вызову.
- Не слишком много в вас оптимизма, - заметила миссис Слокум.
- Я никогда не был оптимистом. Повторяю: оставаясь в вакууме, я теряю
шансы хоть чем-то обнадежить вас. Даже тех, кого можно было бы
подозревать, вы мне отказываетесь назвать.
- Но я никого не подозреваю. И не могу назвать ни одного человека.
Неужели - без моих предположений - этот случай настолько безнадежен?
- Остается только уповать на то, что в один прекрасный момент некто,
нас интересующий, натолкнется на меня посреди улицы и исповедуется...
Поймите же, я должен поближе увидеть вашу жизнь.
Очень тихо она спросила:
- И вы тоже собираетесь шпионить за мной, мистер Арчер?
- Я работаю на вас, в вашу пользу. Но от чего-то, от какой-то точки
мне надо оттолкнуться, и эта точка вы и ваша семья. Я только что видел
вашего мужа и вашу дочь, но со стороны.
- Я же настоятельно просила вас не обращаться к моему мужу.
Я изменил тактику. Решил быть погрубее и понахрапистее:
- Итак, если вы не даете мне действовать так, как я считаю нужным, я
завязываю с этим делом и возвращаю деньги.
В последовавшем молчании я различил постукивание карандаша по корпусу
аппарата.
- Ладно, - сказала она наконец. - Я хочу, чтобы вы сделали все
возможное. Давайте какое-то конкретное предложение, если оно у вас
появилось.
- Не такое уж обоснованное, однако должно сработать, пожалуй. Есть у
вас друзья в Голливуде, киношники или связанные с ними?
Снова тишина. Наконец, в ответ:
- Есть. Милдред Флеминг, она работает секретарем в одной из студий.
Сегодня мы с ней виделись во время ленча.
- Что это за студия?
- Кажется, "Уорнер".
- Хорошо... Вы рассказали ей, какая тут у вас варганится
замечательная пьеса, а она вам, о том, что у нее есть приятель, который
работает в агентстве, занимающемся сценариями. То есть я. Ваши - поверят.
- Понимаю, - медленно произнесла она. - Да, ситуация вполне
естественная. В общем, все это должно пройти неплохо... Кстати, сегодня
некоторые из друзей Джеймса придут к нам на коктейль. Смогли бы вы быть у
нас в пять?
- Я приеду немного раньше.
- Хорошо, мистер Арчер. - Она дала мне свой адрес и повесила трубку.
Моя рубашка от пребывания в душной будке совсем промокла. Я вернулся
в мотель, надел плавки и пошел на пляж. Голубовато-зеленая поверхность
воды медленно волновалась, подчиняясь прибою. Несколько белых яхт
пересекали горизонт, их паруса, словно развернутые крылья, казались
неподвижными. Я тряхнул головой, отвел от них глаза и бросился в
прохладную воду. Проплыл с четверть мили. Меня остановили дальние буйки,
целый барьер из перепутанных коричневых и желтых цилиндров и шаров.
Поднырнуть под них - плевое дело, но терпеть не мог встреч с подводным
миром.
Я перевернулся на спину и поплыл вдоль барьера, - глядя в небо. Пусть
на короткое время, но возникло ощущение полной свободы и покоя, будто
остались далеко-далеко от меня все люди с их проблемами. Они понастроили
пляжей от Сан-Диего на калифорнийском юге до Сан-Франциско на побережье
Золотых Ворот, они проложили дороги через горные цепи, вырубили
тысячелетние деревья, принося цивилизацию в дикие пустыни. Они таки дошли
до океана, мои предприимчивые соотечественники, теперь сбрасывают в него
свои грязные воды, но пока еще они его не сгубили.
Солнце над океаном преображало всю Южную Калифорнию. Горы сверкали,
здесь много гор. Небо чистое, и вода, несмотря на жару, прохладна. Я
подплыл к буйку и все же нырнул под него. Дотронулся до скользкого
стержня, соединявшего буек с якорем на дне, холодного и липкого, как
внутренности у Страха. Противное ощущение! Я вдохнул побольше воздуху и
что есть сил поплыл к берегу, будто некая морская пакость хватала меня за
пятки.
Волна выбросила меня на берег. Начал дуть прохладный, на исходе дня,
ветерок, неся с собой маленькие иголочки-песчинки.
Как ни странно, я продрог и целых полчаса не мог согреться, пока
добирался до Нопэл-Велли. Горная дорога даже на самых высоких ее местах
была широкой и еще не заезженной. Значит, ее проложили чьи-то "большие
деньги". Их запах сопровождал меня до того, как моя машина соскользнула в
долину по стороне перевала, противоположной моему движению.
Долина встретила меня запахом тухлых яиц. Нефтяные скважины, из
которых несло сероводородом, разбежались по обеим сторонам дороги. Я мог
их видеть с высоты шоссе, по которому проезжал: решетчатые треугольники
буровых вышек рядом с деревьями; насосы-качалки, с клацаньем высасывающие
нефть, а неподалеку от них пасутся коровы. С тридцать девятого или
сорокового года, когда я видал его в последний раз, городок Нопэл-Велли
разросся, подобно здоровенной опухоли. Он выбросил свои побеги во всех
направлениях - кучки домов, напоминающие спичечные коробки, и тут же
вполне современные строения, а к ним прилепились хижины доисторических
времен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29