Хотя слушать, как он ее нахваливает, было приятно. Даже если это все неправда. Даже если за этим ливнем комплиментов просматривается тривиальная мужская ловушка с буднично-эротическим подтекстом.
– Конечно, в конкурсе этом у тебя шансов нет. Ты же сама, наверное, знаешь, что все оплачено.
– Победит Анжелика, дочка спонсора, – кивнула Алена, – и ничего страшного.
– Но все равно, ты должна уехать с нами в Москву. Я тебя познакомлю с Мариной, она хозяйка модельного агентства. Она может тебя так раскрутить, что мало не покажется.
– А ей-то это зачем?
– Ты не понимаешь! – взвился Рамкин. – Потому что на тебе она миллионы заработает. Да таких, как ты, – единицы! Во всем мире! Потом вспомнишь мои слова. Ты в Москве ненадолго останешься, тебя тут же увезут в Нью-Йорк или Милан.
Алена зябко поежилась. Несмотря на то что вечер был теплым, по ее телу время от времени пробегала неприятная волна колючих мурашек. Тонкие белые волоски на руках становились дыбом, твердели соски. Что он несет, этот кудрявый нервный фотограф?! Какой Нью-Йорк, какая Москва? Может быть, вместо линз в его очки вставлены кривые зеркала, и он видит Алену другой, красивой? Или он под кайфом? Ее подруга Галочка с понимающим видом говорила ей, что в модельном бизнесе все под кайфом – правда, при этом она косилась не на Рамкина, а на хозяйку агентства Марину Аркадьевну. Алена подозревала, что Галочка испытывает к этой холеной богатой красавице необоснованную личную неприязнь.
– Валера, мне очень приятно, что ты все это говоришь… Я, правда, не понимаю, почему ты это делаешь. Может быть, тебе хочется меня утешить, а может быть, – в этом месте ее голос слегка дрогнул, – тебе интересно со мной переспать…
Рамкин обреченно вздохнул. Женское самосознание эльфийской принцессы оказалось стойкой крепостью.
– Переспать с тобой, конечно, небезынтересно, – усмехнулся он, – но этого не будет. Алена, пообещай мне одно… Не упусти свой шанс. Уж я постараюсь сделать все, для того чтобы тебя пригласили в Москву. Понимаю, что у тебя здесь своя жизнь, какие-то планы… В институт, наверное, поступать собиралась?
– В Педагогический, – слабо улыбнулась она.
– Вот видишь. Родители придут в ужас, когда ты им скажешь.
– Скажу что?
– Алена, поговорим об этом после? – он слегка сжал ее руку. – Просто я хочу, чтобы ты помнила: Педагогический никуда от тебя не убежит. А вот шанса стать супермоделью, может быть, больше не представится.
Рано или поздно это должно было случиться.
Алена решила, что будет лучше, если она сама признается бабушке и маме. Два дня она не спала, пытаясь мобилизовать моральные силы, два дня нервничала, не знала, с какого бока подойти, проигрывала в голове возможные сценарии семейной потасовки (вымышленный финал всегда был разным – она то сдавалась и позволяла запереть себя дома в обществе учебников и телевизора, то гордо хлопала дверью, уходя в новую жизнь).
И вот наконец – дело было за ужином – решилась.
– Ма, ба, мне надо кое-что вам сказать, – выпалила она, глядя в еще не наполненную густой геркулесовой кашей тарелку, – не знаю, как вы к этому отнесетесь, но я все для себя решила… Я же взрослый человек, вы сами всегда говорили… Да? – почему-то во время лаконичных репетиций перед зеркалом она держалась куда более уверенно. – В общем… я…
Мама и бабушка переглянулись, и последняя вдруг сказала:
– Угомонись. Мы все знаем.
Алена удивленно на нее уставилась.
– Знаете что?
– О тебе написали в газете, балда, – мрачно сказала бабушка.
– В… к-какой еще газете? – на нервной почве Алена начала заикаться.
С тяжелым вздохом бабушка извлекла из объемистого кармана кухонного передника скомканную газетную страничку. Алена взглянула и обомлела – центральную полосу занимала ее фотография! Это она, Алена Соболева, безмятежно улыбалась с газетных страниц! Там и подпись была – «Одна из участниц конкурса, подающая надежды шестнадцатилетняя модель Алена С.».
– И… как давно вы это прочитали?
– Больше недели уже, – вздохнула мама, – все ждали, соизволишь ли ты нам сказать или опять соврешь.
– Я не врала! – горячо запротестовала она. – Я… я пыталась выжить!
– Что-о? – грозно протянула бабушка.
Алена на всякий случай встала из-за стола и отступила на несколько шагов назад, хотя едва ли могла предположить, что семидесятилетняя старуха набросится на нее, гремя поварешками.
– Я в первый раз почувствовала себя человеком! – волнуясь, выкрикнула Алена. – Человеком, а не изгоем, над которым все смеются! Я впервые в жизни поняла, что тоже могу стать красивой! Что я и есть красивая!
– Да не ори ты, – мама досадливо поморщилась и подперла подбородок рукой, – садись давай, каша стынет. Мы приняли решение… Участвуй в своем конкурсе, если это так для тебя важно.
– Я… я правда могу? – недоверчиво переспросила она.
У мамы было такое лицо, словно она сейчас расплачется.
– Кто знает, вдруг и правда что-то из тебя получится? Вон даже в газете написано, что ты подающая надежды! Получается, весь город на тебя надеется, а мы вставляем палки в колеса.
– И все равно я категорически против, – пробурчала бабушка, – знаю я этот модельный бизнес. «Комсомолку» читаю регулярно.
Но Алена не обратила внимания на ее будничное ворчание. Она бросилась маме на шею.
– Спасибо! Я знала, с самого начала в глубине души знала, что вы меня поймете!! Это и правда мой шанс, мой большой шанс!
– Ты не понимаешь! – чуть не захлебываясь от волнения, воскликнул Рамкин. – Она же как movie star! Это не ширпотреб, не очередная подиумная давалка! Эта Соболева – штучный товар, эксклюзив. Мы будем просто идиотами, если такую упустим!
Марина Аркадьевна слушала его со скучающим лицом. Они сидели в отдельной нише самого дорогого ресторана N-ска, дизайном и атмосферой напоминающего азиатский бордель. Пили белое вино сомнительного происхождения, ели шашлык в лаваше. Марина Аркадьевна, поджав губы, теребила край шейного платка Hermes.
Марина Аркадьевна была красива от природы (пластический хирург лишь слегка подкорректировал изящную линию ее греческого носа да жир из подбородка откачал), а в тот вечер она выглядела особенно сногсшибательно. И тому была естественная причина.
Взрослая дама, хваткой питбуля вцепившаяся в утекающую сквозь пальцы молодость. В свои почти пятьдесят она выглядела максимум на тридцать пять. Ей была известна беспроигрышная формула:
СЕКС + ЛЮКС + БОТОКС
Первую составляющую должен был обеспечить этот милый мальчик, Валера Рамкин – так исподволь планировала она сама. Молодой фотограф, чем-то похожий на Орландо Блума (только более светлой масти и в очках), как никто другой подходил для командировочного романа.
Вообще-то, именно за этим она его с собою и пригласила. Каталогом мог вполне заняться и какой-нибудь местный фотограф – едва ли для обслуживания заштатного конкурса требуется особенный профессионализм. Но Марина давно положила на Рамкина глаз. В Москве устроить свидание не так удобно, а тут – словно специально подвернулся случай отведать его, юного, горячего, кудрявого.
За день до вылета Марина Аркадьевна сходила в солярий, сделала педикюр и побрила лобок. И вот теперь ее начавшее расползаться тело томилось-изнывало в кружевном плену давящего, но такого сексуального белья La Perla. А тот, кому был адресован ее невидимый порыв, страстно разглагольствовал о какой-то никому не нужной провинциальной «вешалке». Вместо того чтобы поступить по-мужски – а именно: опрокинуть ее, Марину Аркадьевну, на стол, порвать на ее груди цветастую блузу и приступить к страстному совокуплению с легкими элементами насилия.
– Стопроцентное попадание, бинго! – распинался Валера. – Она высокая и будет шикарно смотреться на подиуме. При этом у нее женственная фигура. И бедра узкие. А какое лицо! До этого момента я такие лица только в рисованных компьютерных играх встречал! То, что надо! Да все модельеры передерутся из-за нее.
– Валер, ну от меня-то ты что хочешь? – устало вздохнула Марина Аркадьевна. – Сам знаешь, что конкурс оплаченный. Нас пригласили для авторитета, на наш счет переведены деньги. Мы должны спеть дифирамбы этой кривоногой Анжелике, или как там ее… Я ничего не могу сделать для твоего… хм… сокровища.
– Можешь! – горячо возразил Рамкин и подлил ей шампанского. – Мы можем учредить специальную премию. Взять ее в Москву. Купить девчонке билет и снять на первое время квартиру.
Марина Аркадьевна изучающе смотрела на него из-под пушистых нарощенных ресниц. Ресницы ей сделали в Париже – абсолютный natural look, только в уголках глаз поблескивают еле заметные стразинки. Предполагалось, что это сделает ее взгляд колдовским. Но вот на Валеру Рамкина реснички за восемьсот евро не действовали. Куда больше его интересовала рыжая дылда с застенчивым, усыпанным веснушками лицом – Марина мельком видела ее на репетиции. Совершенно непонятно, отчего Рамкин так на нее запал. Девушка эффектная, никто не спорит, но для модели высоковата и, пожалуй, тяжеловата в кости. Но фотограф так горячо защищал ее интересы… С одной стороны, его пылкость раздражала, с другой – распаляла Маринино воображение. Если он так ведет себя в банальной застольной дискуссии, то каков же он в постели?
– Ты сошел с ума. С чего мне платить за эту девушку, когда у дверей моего агентства очереди из тех, кто сам купил себе билет?
– Ага, очередь второсортных девиц, у которых дома, видимо, висят кривые зеркала. Иначе бы они были в курсе своих коротких ног, жировых валиков и двойных подбородков. Сама же жаловалась, что у тебя нет свежих лиц! А тут такая девочка, и ты готова ее упустить.
А сама Алена и не подозревала, какие страсти раскипелись вокруг нее. В день конкурса у нее начались месячные, а в такие дни ей обычно нездоровилось. Проснулась вялая, бледная, с болезненной пульсацией внизу живота. Мелькнула предательская мысль: «А может быть, ну его, конкурс, к такой-то матери? Все равно я всего лишь статистка!» Но такого безобразия не могла допустить отличница внутри нее.
Алена вымыла голову, положила в сумку запасные колготки и новые туфли на каблуках, которые накануне ей вручила мама со словами: «Горюшко ты мое луковое! Если тебе так хочется, уж потешь себя, – а потом зачем-то, покачав головой, добавила: – Ну и пусть про тебя разное говорят, все равно ты у меня самая красивая!»
– Ну спасибо, мама, зарядила оптимизмом, – усмехнулась Алена.
Стоило ей открыть дверь гримерной Дома культуры, как ее захлестнула волна возведенной в куб нервозности. Полуголые девушки метались по комнате, сшибая зеркала и стулья. Кто-то разыскивал колготки, кто-то лихорадочно подкрашивал губы, кто-то завивал ресницы железным аппаратом, похожим на пыточный инструмент. Галочку она нашла в самом углу – та сидела на полу, прислонившись спиной к стене, и репетировала приветственную речь. «Всем привет, меня зовут Галина, я буду поступать в Педагогический и мечтаю стать королевой красоты!» Алена поводила ладонью у нее перед глазами.
– Ты похожа на зомби. Расслабься, ты знаешь, что ничего нам не светит.
– Привет! – Галина поднялась и чмокнула ее в щеку. – Знаю, но ничего поделать с собою не могу. Всю ночь не спала. Так и чудилось, что корону мне отдают.
– Это невозможно, – вздохнула Алена, – вон, посмотри туда.
Они скосили глаза в сторону – там, перед отдельным зеркалом, прихорашивалась спонсорская дочка Анжелика. Для нее пригласили личного стилиста, манерного прыщавого отрока с претензией на голубизну. То есть гомосексуалистом он не был, но почему-то думал, что представители его профессии должны красить волосы, носить джинсы в обтяжку, пользоваться кремом для век и громко оповещать об этом слегка шокированных окружающих. Стилист этот зачем-то возвел на Анжеликиной голове пышную башню из мелких четко прорисованных кудряшек. Такая прическа совершенно не шла к ее круглому лицу, но никто, включая саму будущую королеву, этого не замечал.
– Наверное, он так сделал, чтобы Анжелка выше казалась, – желчно заметила Галина, – только вот зря старался. И теперь на ее голове – куча мусора. Правда же?
– Правда, если тебе так легче, – улыбнулась Алена.
– А ты почему это такая спокойная, звезда местной прессы? – прищурилась Галочка. – И вообще, кто это собирался в последний момент от конкурса отказаться? Кто всю дорогу твердил, что ему на фиг модельный бизнес не нужен?
– Ну я, я, – с улыбкой пожала плечами Алена, – но могла же передумать?.. Сама не знаю, что со мной произошло? Наверное, просто почувствовала себя здесь своей.
– Ну-ну, – недоверчиво процедила Галина, – и что, теперь ты тоже мечтаешь о вселенской славе красавицы?
– Да расслабься ты, – Алену немного удивил неприязненный напор подруги, – ни о чем таком я не мечтаю. Мне просто весело. И главная моя миссия на этом конкурсе – не сверзиться с каблуков во время первого же выхода!
А дальше… Все было как во сне. Показ вечерних платьев прошел безупречно – глотнувшие шампанского девушки порхали по сцене, кружились, пританцовывали, улыбались. Даже в обычно сдержанную Алену словно бес вселился, и вместо отрепетированного с Зоей поворота она выдала лихое па из латиноамериканского репертуара. И куда только подевалась ее неловкость, ее врожденная манера сшибать углы и путаться в нескладных, как у олененка-переростка, конечностях?!
А потом набриолиненный ведущий, у которого не то от волнения, не то от хронического алкоголизма тряслась рука с микрофоном, задавал им каверзные, с точки зрения организаторов конкурса, вопросы. У Галочки, например, спросили, девственна ли она, и если да, то почему. На что она невозмутимо ответила, что в наше время глупо оберегать невинность, как пиратский клад. Потому что девственность – это давно не моральное качество, а просто физиологическая особенность. Легко рвущаяся пленка, часть слизистой оболочки человеческого организма. Зал ахнул, а на следующий день о дерзкой старшекласснице написали в местной газете, и статья имела банальное название «О времена, о нравы!
1 2 3 4 5 6