- И теперь оно хочет снова войти? - спросила Хитер у Тоби.
- Да.
- Но ты не впустишь это? - спросила она.
- Нет.
Джек сказал:
- Ты действительно можешь его не впускать?
- Да.
У них есть надежда. С ними еще не все покончено!
Джек спросил:
- Почему оно оставило тебя вчера?
- Я вытолкнул его.
- Ты вытолкнул его из себя?
- Да. Вытолкнул. Оно ненавидит меня.
- За то, что вытолкнул?
- Да. - Его голос снизился до шепота. - Но оно... оно... ненавидит... ненавидит вообще все.
- Почему?
С неистовством алых и оранжевых витков на лице и вспышками в глазах, мальчик, все еще шепча, сказал:
- Потому что... оно такое.
- Ненависть?
- Да, оно такое.
- Почему? - повторил Джек нетерпеливо.
- Потому что оно знает.
- Что знает?
- Что ничего не имеет смысла.
- Знает... что ничего не имеет смысла?
- Да.
- Что это означает?
- Ничего не означает.
Чувствуя головокружение от этого лишь полусвязного обмена фразами, Джек сказал:
- Я не понимаю.
Еще более низким шепотом:
- Все можно понять, но "ничего" не может быть понято.
- Я хочу понять это.
Руки Хитер все еще были сжаты в кулаки, но теперь она поднесла их к глазам, как будто не могла вынести вида своего сына в полутрансе.
- Ничего не может быть понято, - снова пробормотал Тоби.
Расстроенный, Джек сказал:
- Но оно понимает нас.
- Нет.
- Что оно не знает о нас?
- Много. В основном... Мы сопротивляемся.
- Сопротивляемся?
- Мы сопротивляемся ему.
- И это для него ново?
- Да. Никогда раньше не было.
- Все другие впускали это, - подсказала Хитер.
Тоби кивнул:
- Кроме людей.
Ведет учет гуманоидов, подумал Джек. Старый добрый хомо сапиенс, по крайней мере, хоть упрямый. Мы просто не достаточно беззаботны, чтобы позволить кукольнику тащить нас туда, куда ему хочется, слишком напряжены, слишком упрямы, чтобы полюбить рабство.
- Ох, - сказал Тоби спокойно, больше для себя, чем для них или для существа, которое контролировало компьютер. - Я вижу.
- Что ты видишь? - спросил Джек.
- Интересно.
- Что интересно?
- То, что...
Джек поглядел на Хитер, но она, казалось, понимает загадочные реплики не лучше его.
- Оно чувствует, - сказал Тоби.
- Тоби?
- Давайте не будем говорить об этом, - ответил мальчик, отворачиваясь от экрана на мгновение, чтобы направить на Джека взгляд, который тому показался то ли испытующим, то ли предупреждающим.
- Говорить о чем?
- Забудь это, - произнес Тоби, снова глядя на монитор.
- Что забыть?
- Я лучше буду послушным. А, слушай, оно хочет знать... - затем, приглушенным голосом, как вздох через носовой платок, что заставило Джека наклониться, Тоби, казалось, намеренно сменил тому: - Что они делали там, внизу?
Джек спросил:
- Ты имеешь в виду на кладбище?
- Да.
- Ты знаешь.
- Но оно не знает. Оно хочет знать.
- Оно не понимает, что такое смерть, - сказал Джек.
- Нет.
- Как такое может быть?
- Есть жизнь, - сказал мальчик, ясно интерпретируя точку зрения, которой придерживалось существо, державшее его под своей полувластью. - Нет смысла. Нет начала. Нет конца. Ничто не важно. Оно есть.
- Уверена, что это не первый мир, в котором оно находит, что существа умирают, - подытожила Хитер.
Тоби начал дрожать, и его голос поднялся, но только чуть-чуть:
- Они тоже сопротивляются, те, под землей. Оно может использовать их, но не может понять их.
"Оно может использовать их, но не может понять?!"
Несколько кусков таинственной мозаики внезапно встали вместе, открыв только крошечную часть правды. Жуткую, невыносимую часть правды.
Джек застыл в ошеломленном молчании, наклонившись к мальчику. Наконец он тихо переспросил:
- Использует их?
- Но не может понять.
- Как оно их использует?
- Как кукол.
Хитер поперхнулась:
- Запах! О, боже мой. Запах на задней лестнице...
Хотя Джек не совсем понимал, о чем она говорит, но сообразил, что она-то давно осознала, что что-то не в порядке на ранчо Квотермесса. Здесь не только эта тварь извне, которая может посылать одинаковые сны им обоим. Эта непонимаемая чужая тварь, чьи цели - стать и ненавидеть. Что-то другое было на ранчо.
Тоби прошептал:
- Но оно не может понять их. Даже так, как оно может понять нас. Оно может их использовать лучше. Лучше, чем нас. Но оно хочет понять их. Стать ими. А они сопротивляются..
Джек услышал достаточно. Слишком много. Дрожа, поднялся рядом с Тоби. Он щелкнул выключателем, и экран потускнел.
- Оно собирается прийти за нами, - сказал Тоби и затем медленно стал выходить из своего полутранса.
Резкий штормовой ветер выл за окном рядом с ними, но даже если оно способно войти в комнату, оно не сможет заморозить Джека больше, чем в этот момент.
Тоби развернулся на стуле, чтобы бросить удивленный взгляд сначала на мать, потом на отца.
Пес выбрался из угла.
Хотя никто не трогал компьютера, главный переключатель вдруг щелкнул и встал из положения "ВЫКЛ" в положение "ВКЛ".
Все дернулись в изумлении, включая Фальстафа.
Экран залили отвратительные извивающиеся ленты.
Хитер наклонилась, схватила шнур и вырвала вилку из розетки в стене.
Монитор потемнел и оставался таким же темным.
- Это не остановится, - сказал Тоби, вставая со стула.
Джек повернулся к окну и увидел, что наступил рассвет, тусклый и серый, и в его свете показался ландшафт, потрепанный полновесной бурей. За последние двенадцать часов выпало четырнадцать или шестнадцать дюймов снега, навалившись в кучи вдвое выше там, где ветру захотелось его собрать. Или первая метель застыла над ними, вместо того, чтобы двигаться дальше на восток, или вторая буря задула скорее, чем ожидалось, перехлестнув первую.
- Это не остановится, - повторил Тоби торжественно. Он говорил не о снеге.
Хитер привлекла его к себе в объятья, подняла и прижала так крепко и любовно, как будто она сжимала в руках младенца.
"Все становится мною!"
Джек не понимал всего того, что эти слова могли означать, какие ужасы они предвещали, но он знал, что Тоби прав. Это не остановится до тех пор, пока не станет ими, а они не станут частью его.
Между рамами нижней фрамуги образовалась изморозь. Джек коснулся блестящей пленки кончиком пальца, но он был так заморожен страхом, что лед показался не холоднее собственной кожи.
* * *
За окном кухни белый мир был полон холодного движения, неудержимого спуска носимого ветром снега.
Не находя себе места, Хитер ходила взад-вперед от одного окна к другому, нервно представляя себе появление чудовищно отвратительного "гостя" на этом совершенно невинном ландшафте.
Они надели новые лыжные костюмы, которые купили прошлым утром, приготовившись покинуть дом как можно быстрее в том случае, если на них нападет отвратительная тварь и они поймут, что не могут защитить свои позиции.
Заряженный "моссберг" лежал на столе. Джек мог бросить желтый блокнот и схватить дробовик в случае, если что-то - даже не думая о том, что это может быть - начнет атаку. "Мини-узи" и кольт-38 лежали на стойке у раковины.
Тоби сидел за столом, потягивая горячий шоколад из чашки, а пес лежал у его ног. Мальчик больше не был в полубессознательном состоянии, совершенно отъединившись от таинственного посетителя снов, но все еще непривычно подавлен.
Хотя Тоби был в хорошем состоянии вчера днем и вечером, последующими за очевидно гораздо более массированной атакой на его мозг пришельца, которую он пережил на кладбище, Хитер продолжала волноваться за него. Он вышел из первой схватки без сознательной памяти о ней, но ощущение полного мысленного рабства должно было оставить травмы глубоко в мозгу. Действие их могло стать очевидным только через какое-то время - неделю или месяц. И он помнил вторую попытку подчинения, потому что в это время "кукольнику" не удалось больше восторжествовать над ним или даже подавить память телепатическим приказом. Встреча, которую она имела с существом во сне предыдущей ночью, напугала и была так отвратительна, что ее вытошнило. Опыт Тоби гораздо более тесного контакта, чем ее собственный, должен был быть неизмеримо более ужасным и омерзительным.
Расхаживая от окна к окну, Хитер иногда останавливалась у стула Тоби, клала руки ему на узкие плечи, тискала его, приглаживала волосы, целовала в макушку. Ничто не должно с ним случиться. Невыносимо думать о нем, как тронутым этим, чем бы оно ни было и на что бы оно ни походило, или как об одной из его кукол. Что угодно сделает. Она умрет, чтобы предотвратить это!
Джек поднял глаза от блокнота, быстро прочитав первые три или четыре страницы. Его лицо было белым, как снежный ландшафт за окном.
- Почему ты не сказала мне о блокноте, когда нашла его?
- Потому что он был запрятан в морозильник, и я решила, что в нем, должно быть, очень личные записи, не нашего ума дело. Мне показалось, что посмотреть их может только Пол Янгблад.
- Ты должна была показать мне.
- Эй, ты не рассказал мне о том, что случилось на кладбище, - напомнила она, - а это секрет гораздо поважнее.
- Извини.
- И ты не захотел поделиться тем, что сказали тебе Пол и Тревис.
- Это было неверно. Но... теперь ты знаешь все.
- Теперь - да. Наконец.
Она была в ярости оттого, что он скрыл от нее такие вещи, но не могла поддерживать в себе гнев долго, не могла разжечь его снова. Потому что, конечно, она одна была виновата: не рассказала ему о странной тревоге, которую испытала во время их обхода в понедельник утром. О предчувствии насилия и смерти. О беспрецедентной интенсивности кошмара. Об уверенности в то, что нечто было на задней лестнице, когда она зашла в комнату Тоби предыдущей ночью.
За все годы, что они прожили вместе, еще никогда не случалось столь сильного разрыва в откровенности их общения, какой они сами себе устроили на ранчо Квотермесса. Им мечталось, чтобы они в новой жизни не просто могли нормально существовать, но и сделали ее совершенной. Поэтому утаили все свои-сомнения и оговорки. Хотя их взаимная скрытность и мотивировалась лучшими намерениями, она могла стоить им жизни.
Указав на блокнот, Хитер спросила:
- Там есть что-нибудь?
- Все, я думаю. Начало этого. Его отчет о том, что Фернандес видел.
Он зачитал им выборочно отрывки о явственно ощущаемых волнах звука, которые разбудили Эдуардо Фернандеса ночью, о призрачном свете в лесу.
- Я думаю, оно явилось с неба, на корабле, - задумчиво сказала Хитер. - После всех этих фильмов и дурных книжек ожидаешь, что они прибудут в чем-то громадном, на большом корабле, а здесь как раз...
- Когда говоришь об инопланетянах, чужой - значит совсем отличный, совершенно непонятный для нас, - ответил Джек. - Эдуардо отметил это на первой странице. Совсем отличный от нас, странный, вне всякого понимания. С ним не должно связываться ничто, что мы можем представить, - включая корабли.
- Я боюсь того, что оно может заставить меня делать, - вдруг произнес Тоби.
Порыв ветра звучно прокатился под крышей заднего крыльца, резкий, как электронный визг, вопросительный и настойчивый, как живое существо.
Хитер нагнулась к Тоби.
- С нами все будет в порядке, малыш. Теперь мы знаем, что здесь что-то не так, и немножко о том, что именно не так, и мы справимся. - Она хотела бы хоть наполовину поверить в том, что сказала.
- Я не буду бояться.
Подняв взгляд от блокнота, Джек сказал: - Нет ничего стыдного в боязни, малыш.
- Ты никогда не боишься, - ответил мальчик.
- Неверно. Я напуган до полусмерти прямо сейчас.
Это откровение поразило Тоби:
- Ты? Но ты же герой!
- Может быть, и герой, а может - и нет. Но ничего оригинального в героизме нет, - сказал Джек. - Многие люди - герои. Твоя мама герой, и ты тоже.
- Я?
- Конечно. По тому, как ты перенес весь этот год. Ведь нужно было много мужества, чтобы со всем справиться.
- Я не чувствую себя смелым.
- По-настоящему смелые люди никогда этого и не чувствуют.
Хитер сказала:
- Многие - герои, даже если они никогда не увертывались от пуль и не ловили злых парней.
- Люди, которые работают каждый день, жертвуют собой ради того, чтобы поднять семьи, и живут всю жизнь, не причиняя вреда другим людям, если они не могут иначе, - они настоящие герои, - доказывал Джек. - Их много. И однажды каждый из них боится.
- Значит, все нормально, если я боюсь? - спросил Тоби.
- Более чем нормально, - заявил Джек. - Если ты никогда ничего не боишься, значит, ты или глуп, или безумен. Теперь я знаю, что ты не можешь быть глупым, ведь ты мой сын. Безумие, с другой стороны... ну, в этом никогда нельзя быть слишком уверенным, так как оно идет из семьи твоей мамы. - Джек улыбнулся.
- Значит, я могу быть и сумасшедшим, - обеспокоился Тоби.
- Мы с этим справимся, - уверил его Джек.
Хитер нашла глаза Джека и улыбнулась ему, как бы говоря: ты так отлично все уладил, что можешь стать Отцом Года.
Он подмигнул ей. Боже, она его любит.
- Тогда это безумно, - сказал мальчик.
Нахмурившись, Хитер спросила:
- Что?
- Пришелец. Оно не может быть глупым. Оно умнее, чем мы, и может то, чего мы не можем. Так что оно должно быть безумно. Оно никогда не боится.
Хитер и Джек поглядели друг на друга. На этот раз без улыбок.
- Никогда, - повторил Тоби, крепко сжимая обеими руками чашку с шоколадом.
Хитер вернулась к окнам, сначала к одному, потом в другому.
Джек пролистнул блокнот там, где он еще не читал, нашел страницу о двери и прочел ее вслух. Стоящая на ребре гигантская монета мрака. Тоньше бумаги. Достаточно большая, чтобы сквозь нее прошел поезд. Чернота исключительной пробы. Эдуардо отважился засунуть в нее руку. Он чувствовал, что нечто вышло из этого страшного мрака.
Отложив блокнот, Джек поднялся со стула и сказал:
- Этого достаточно. Мы можем прочесть остальное и позже. Отчет Эдуардо подтверждает наш собственный опыт. Это важно. Они могли подумать, что он старый псих или что мы городские невротики, с которыми случились очередные припадки по поводу открытого пространства, но им не так-то просто будет отмахнуться от нас вместе.
Хитер поинтересовалась:
- Так кому будем звонить, шерифу округа?
- Полу Янгбладу, затем Тревису Поттеру. Они уже подозревают, что здесь что-то неладно, - хотя, кто знает, ведь никто из них толком не понимает, что именно здесь не так. Когда на нашей стороне окажется пара местных жителей, то появится шанс, что помощник шерифа воспримет нас достаточно серьезно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47