Босоногая, она ступила на бревна. Ветер трепал ее волосы. Она сложила руки и поднесла ко рту.
— О-о, о-о, — позвала она. — Плыви ко мне, плыви ко мне!
Вдали показалась тень и быстро поплыла к ней. Это был огромный золотисто-коричневый, большеглазый тюлень.
— Здравствуй, спасибо, что пришла, — закричала Дахут, и слезы хлынули у нее из глаз.
Она присела на корточки и ухватилась за что-то, торчавшее из воды. Это были две широкие, выжженные солнцем, гладко обструганные доски, скрепленные крест-накрест ржавыми гвоздями — обломки палубы затонувшего корабля.
Тюлень подплыл к берегу, выскользнул из воды и взобрался на бревна. Дахут обвила руками его шею. Животное дышало сильно, как солдатская труба, но запах был не зловонным. Неважно, что оно было мокрым, Дахут было приятно лежать около этого теплого и гладкого тюленя, обнявшего ее своими ластами. Животное обнюхало ее, легко кольнув жесткими усами, поцеловало языком, и издало низкий гортанный звук.
— О-о, я видела похоронную лодку. Они такие страшные, их съедят морские угри, и меня тоже, как мою маму, которая, как сказал отец, была очень красивая. О-о, они за мной приходили во сне. Мне показалось, что среди них была моя мама.
Тюлень подвинулся к ней ближе.
— Нет? — прошептала Дахут. — Не совсем? Никогда?
Тюлень посмотрел вдаль и подвинулся, чтобы показать это девочке.
— Папа рассказывал мне об одуванчиках…
Сверкнули крылья зависшей над ними чайки. Ее крики были похожи на смех.
— Да, ракушки на берегу, водоросли, морские звезды, но они вернутся, они все вернутся.
Море уже не рычало, оно пело. Дахут утроилась поудобнее. Здесь, укрытая от ветра, она уснула крепким сном.
— Они вернутся. Все возвращается… — Тюлень замурлыкал тише.
— Ты моя…
Спи спокойно, дорогая. Впереди нас океан.
Нежным, ласковым, заботливым кажется он нам.
И его несет по свету, шум от ветра, как хорал.
На волнах больших прибоя к дому
и родным местам.
А из бездны, что темнеет, поднимается волна.
Она страстная, соленая и бурлит, как кровь твоя.
Не коснутся тебя беды,
жизнь хранит тебя всегда.
Волн твоих больших надежды отправляются
в моря.

Глава двенадцатая
I
Звали его Флавий Стилихон. Его отец был вандалом, который вступил в императорскую армию и дослужился до командира. Стилихон тоже стал солдатом, поднимаясь все выше и выше, пока не оказался самым могущественным за многие поколения римским генералом. Его власть распространилась на все государство. После военных и дипломатических подвигов в Персии и Фракии он двинулся на север — против варваров. Во время британской кампании они складывали тела саксов, пиктов и скоттов в стога и сжигали, а оставшихся в живых отправляли домой.
В ту весну Вайл Мак-Карбри отправился по морю к устью Сабрины, вдоль Силурского побережья. К удивлению скоттов, вышедшая из Иска Силурума обновленная римская армия основательно сократила их численность, остальные — разбежались. Огромной армии Вайла удалось сохранить добычу от городских воров, а также от пленных. Среди них был юноша лет шестнадцати, звавшийся Сукат.
Галлия обеднела. Арморика охраняла свои границы, протянувшиеся до самого Иса. Ни один эриец в здравом уме туда не пошел бы, если только он был не мирным торговцем.
Вайл разыскал Ниалла Мак-Эохайда, короля Темира, и сообщил ему неприятные известия. В отличие от большинства военачальников он не пришел в ярость. Жизнь научила его терпению. Хотя его виски посеребрило время, но ум оставался таким же острым, как и его меч. Он принял в подарок от Вайла часть награбленной добычи и, в свою очередь, щедро отблагодарил его.
— Вы очень великодушны, господин, — сказал капитан.
Ниалл рассмеялся.
— Нет, — ответил он. — Римлянам надо просто дождаться своего часа. Я годами собирал свою армию. Мы будем укрепляться и впредь, чтобы память о нас осталась навечно.
Он надеялся найти поддержку у сородичей из Кондахта. Один из них, король туатов Милху с западного побережья, случайно заехал к нему. Когда он собрался домой, среди даров оказался раб Сукат, которого Вайл подарил Ниаллу.
Союз был заключен быстро. Война между северными уладами и южными с западными фири из Кондахта длилась с древних времен, когда Ку Куланни оттеснил войска королевы Медб, а сразу после покорения детей Дану сыновья Ира и Ибера развязали настоящую борьбу. Будучи по происхождению кондахтанцами, потомки короля, правившие туатами из Миды, унаследовали и междоусобную войну.
Такими же надменными, как и их предки, были и короли, собравшиеся в Эмайн-Махе. Старший из них являлся потомком Конкабара Мак-Несса, младшие происходили от воинов Красной Ветви, то есть от землевладельческой знати.
Между Койкет-н-Уладом и Мидой жили смирные народы, которые платили им дань. Улады сами установили над ними господство, но презирали жителей, называя их просто круфинами, или откровенно фири болгами, обложили их непосильным оброком, лишив всех прав. Чаще всего бедняки пытались добиться справедливости, голодая у дома богача. Иногда ответчика, чья упитанная плоть могла выдержать голод больше дня, не удавалось устыдить, и изможденные люди либо сдавались, либо умирали.
Таким образом, когда громыхающие колесницы Ниалла и его сыновей отправились на север, победа уже махала им своим крылом. По пути им попалось несколько земляных укреплений. Вражеские военачальники сражались храбро, но многие их солдаты, особенно из числа рабов, струсили и бежали. Немногочисленное подкрепление от короля Эмайн-Махи прибыло слишком поздно. В конце второго лета войны Ниалл одержал победу и дошел до реки Шинанд, почти до уладских земель. Побежденные короли присягнули ему на верность. Он взял их в заложники и отправился домой.
Он решил выждать и посмотреть, что произойдет в Эриу и за морем, а потом двинулся дальше. Предпринимать что-либо было безрассудно. То, что он получил, обещало благополучие, власть, славу, но также непредвиденные неприятности. Он стал не только владельцем распаханных земель, лугов, рек, кишащих осетрами, богатых лесов, золота, оружия, людей. Теперь он был хозяином Маг Слехта — святейшего места во всей Эриу. Ему следовало соблюдать осторожность, чтобы не накликать на себя гнев богов или их многочисленных жрецов.
II
Летели месяцы, прошла зима, за ней — осень, наступило лето.
Исмунин Сиронай, главный астролог Иса, предсказал через три недели после солнцестояния лунное затмение. За века его халдейские таблицы и формулы в значительной мере дополнили греки и в немалой степени его собственный народ. Королева — хранительница храма Белисамы, подготовила специальную ночную службу на Сене, с особыми молитвами, обращенными к луне. У Форсквилис нашлись другие обязанности; она будет читать заклинания и предсказывать. Бодилис собиралась находиться в Звездном Доме.
Погода стояла ясная. За обедом они собрались для разговора. Раньше, если король Грациллоний был свободен от дел, он посещал их собрания, но на этот раз он извинился и вежливо объяснил, что намерен совершить ритуал в храме Митры.
На закате они вошли в Водяную башню и поднялись по спиральной лестнице на площадку для наблюдений. Ученики Исмунина расставили армиллярные сферы, гониометры и другие инструменты. Старик сидел в углу, завернувшись в плащ. Он был почти слеп.
— Мы будем рассказывать вам все, что здесь происходит, мастер, — преданно заверили его ученики. — Мы все точно запишем, чтобы вы могли найти толкования того, что нам будет непонятно.
Бодилис подошла к парапету. Ис погрузился во тьму, только светились окна домов и металлические и стеклянные верхушки башен. В противоположном направлении, в темной долине, как серебряная нить, блестел канал. Воздух, наполненный запахами и шепотом, был еще теплый, влажный. Над горами поднялась полная луна. Ее край потемнел.
«А-а», забормотали голоса, и «Богиня, смилуйся над нами», и «Быстрей, надо установить часы»… Близорукая Бодилис соединила большой и указательный пальцы, чтобы через образовавшуюся щель лучше разглядеть чудо.
Темнота сгущалась, пока не стала красной. Красный покров сменился черным и потом превратился в пепельно-белый. Затмение длилось не дольше и не короче, чем обычно. Оно тоже войдет в книгу Исмунина — еще одно зерно истины, посеянное для урожая, который он никогда не увидит. Бодилис удивило, как много ученых мужей империи, невзирая на неудобства, пришли понаблюдать за явлением или просто посмотреть.
Последовал короткий разговор, высказывались сравнения, предположения; но большинство философов уже клонило в сон. Бодилис оставалась бодрой, как днем. Когда люди спустились и пожелали друг другу спокойной ночи, она отправилась домой, размышляя, какую книгу ей почитать, или, может, попытаться немного перевести из «Эдипа», или набросать задуманный ею рисунок. С тех пор как Грациллоний перестал приходить к ней по ночам, ее дом стал еще более одиноким. Семурамат-Тамбилис тоже одинока, но королеве подобает заниматься хозяйством; и Тамбилис наверняка научилась всему, что должна знать утонченная женщина. Керна и Талавир были хорошими дочерьми, часто навещали мать, но у них свои семьи, а о них заботятся в первую очередь. Бодилис не стала зажигать лампу — настолько ярко светила луна. Улицы были пустынны, и от этого освещенные окна домов ей показались еще более уютными. Звук ее шагов эхом раздавался по опустевшим улицам.
Ее путь лежал мимо сгоревшего дотла дома. Для Иса пожары были редкостью, они случались только на деревянных верхних этажах высоких зданий. Тогда моряки из Дома Воинов с такой поспешностью мчались туда, как будто хотели предотвратить жестокое преступление, ведь победа могла остаться за свежим ветром и разбившейся амфорой с маслом. На время починки дома семья куда-нибудь переезжала.
На почерневшей стене рухнувшего дома, свесив длинные ноги, сидел человек. Он был одет, как лесничий: рубашка из грубой ткани, кожаный камзол, клетчатые штаны. В свете луны она разглядела серебряный пояс, золотые серьги и раздвоенную черную бороду. На щеке выделялся шрам.
Она узнала Руфиния. Бодилис видела его всего несколько раз, и то мимоходом, поскольку он часто уезжал по поручениям короля, о которых он никому не рассказывал.
— Что ты делаешь? — спросила она.
— Конечно, смотрю на затмение, — засмеялся он. — Такие чудеса бывают нечасто, к тому же наша ужасная погода обычно прячет их от людских глаз. — Он стал серьезнее. — Вообще-то я сижу и думаю, отчего это происходит. Королева, разумеется, это знает, но я-то всего лишь сбежавший раб.
— А ты не знаешь, отчего? — спросила она.
— Слышал, что рассказывает народ. Еще раньше, до того, как у меня, благодаря королю Граллону, величайшему из правителей, появилось время посмотреть мир.
Бодилис прищурилась и поспешно сказала:
— Что ж, все достаточно просто. Солнце и луна движутся напротив друг друга почти под прямым углом, поэтому тень Земли падает на луну. Ты заметил, что тень изогнутая?
Руфиний уставился на нее.
— Но… Да, моя госпожа… Но, насколько я понял, вы хотите сказать, что Земля круглая?
— Конечно. Это всем известно. Подумай, почему в ясный день корабли скрываются за горизонтом. Сначала исчезает остов, потом — мачта. Разве могло такое случиться, не будь Земля шаром?
Руфиний тяжело вздохнул и взволнованно сказал:
— Верно, верно! До последнего времени мне никогда не приходилось ни о чем думать, кроме как о спасении своей жизни, но… Да, теперь я понял. Но появляются новые загадки… — Он нелепо припал на одно колено. — Госпожа Бодилис, мудрейшая из галликен, могу ли я просить вас об одолжении? Позвольте сопровождать вас до двери вашего дома и внимать вашим словам, чтобы вы поделились со мной своими познаниями? Если когда-нибудь вам понадобится преданный слуга, вот он я!
Бодилис улыбнулась.
— Конечно, если ты так хочешь.
Этот молодой человек настолько предан Грациллонию, что вряд ли представляет для нее какую-то опасность, к тому же он очарователен и так трогательно просит. Ей смутно вспомнились ходившие в Исе слухи, что Руфиний не признает никаких новшеств, которые могли бы привлечь к нему благородных женщин.
Он запрыгал от радости.
Вопросы, которые он задавал, выдавали его невежественность, но в то же время быстрый ум, он удивительно точно улавливал истину. У дверей она переборола искушение пригласить его в дом. Какое удовольствие учить способного ученика. Но она отказалась от своих намерений, они договорились встретиться еще раз, когда будет возможность.
III
Для Иса этот год выдался спокойным. Однако жители не верили, что в будущем их ждут славные времена. Один месяц луна была темной, в следующем месяце появилась комета. Потом двадцать семь ночей светило солнце, подбираясь к земле ближе, чем волк к оленю. Даже когда его скрывали облака, все знали, что оно крадется наверху, падающая звезда оставила за собой призрачное свечение.
После явления кометы галликены собрались для короткого разговора.
— Бояться нечего, — заявила Бодилис. — Что бы собой не представляли эти кометы — Аристотель считал их обычными парами в верхних слоях воздуха, — в хрониках записано, что они, в отличие от грозы, появляются и исчезают без серьезных последствий.
— Возможно, страхи беспричинны, — заявила Ланарвилис, — но все равно реальны. Будь рядом король… — Она пожала плечами. Грациллоний снова уехал в Рим — помочь старым солдатам Максима организовать обучение резервистов. — Беспокойство растет. Некоторые моряки так напуганы, что боятся выходить в море. Нагон Демари будоражит рабочих.
— А у христианина Корентина становится все больше новообращенных, — презрительно усмехнулась Виндилис.
— Неприятности должны кончиться, правда? — осторожно спросила Иннилис.
— Надеюсь, — ответила Фенналис. — А пока будет лучше унять этот благоговейный страх.
— Поэтому я вас и созвала сюда, — сказала им Ланарвилис и стала объяснять свой план.
После некоторого обсуждения королевы пришли к соглашению: отправить геральдов, которые пообещают, что через несколько ночей, при новой луне, все королевы отправятся к Сену, чтобы узнать волю богов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47