https://wodolei.ru/catalog/vanny/sidyachie/
Я собственными руками уничтожил наше счастье, и если ты считаешь, что только одна мучилась бессонными ночами, то глубоко ошибаешься. Бывали ночи, когда меня влекло к тебе с такой силой, что я готов был немедленно примчаться сюда.
Расс замолчал и прикусил губу, а затем медленно продолжал:
– Ты права: двадцать пять лет – ничтожный срок, если чувства так сильны. Несмотря на это, я пытался отрицать их с тех пор, как мы встретились вчера вечером. – Расс помедлил, опасаясь сказать лишнее. Но самым чудесным даром его любви к Синтии была откровенность: они без смущения изливали друг другу душу. Они поверяли друг другу все мысли, делились планами – кроме одного раза, когда Расс принял решение уехать. Расс был обязан честно ответить на искренний порыв Синтии, поэтому он признался: – Чувства вернулись. На это я не рассчитывал. Я надеялся, что ничего не произойдет, но, как выяснилось, просчитался.
Синтия сидела в такой же позе, как Расс, сложив ладони на коленях и глядя прямо перед собой. Ей хотелось повернуться к нему, но она не осмеливалась – и без того слова Расса привели ее в смятение.
– Должно быть, во всем виноваты воспоминания. Возможно, все чувства, которые мы испытываем сейчас, – лишь воспоминания о том, что мы чувствовали раньше.
– Может быть.
– А может, это всего лишь последствия недосказанности, оставшейся между нами.
– Вполне возможно.
– Наверное, мы с тобой не испытываем никаких чувств друг к другу – ведь и ты, и я так изменились. Мы просто вспоминаем о том, какими были раньше.
– Пожалуй, да. – Расс устремил взгляд на ветровое стекло. – И что же нам теперь делать?
– Не знаю. – Не поворачивая головы, Синтия ответила вопросом на вопрос: – Ты всегда был рассудительным, Расс, вот и скажи: что нам теперь делать?
Расс задумался, пытаясь отделить совет разума от настойчивых уверений сердца, но вскоре понял, что между тем и другим почти нет разницы.
– По-моему, нам надо поговорить. Мы оба должны узнать, какими стали теперь. Надо противопоставить прошлому реальность. Может статься, мы обретем твердую почву под ногами, как следует узнав друг друга.
– Ты предлагаешь найти золотую середину между влечением и антагонизмом?
– Верно.
– И ты думаешь, это возможно?
– Да. Мы никогда не питали враждебности…
– …друг к другу, – подхватила Синтия слабым голосом, поскольку по-прежнему наряду с влечением ощущала отсутствие вражды.
Расс без лишних расспросов понял, что она имеет в виду. Он сам испытывал те же чувства. Медленно повернув голову, Расс вздрогнул, вновь увидев Синтию. Долгие годы он мечтал о ней, хотя по утрам всегда старался вытеснить возбуждающие желание мысли из головы. Но сейчас она была рядом. С ним. После многолетних мечтаний.
– По-моему, между нами ничего не изменилось, – произнес он так тихо, что в уличном шуме Синтия могла бы его не услышать. Но наступил беспечный июньский вечер, поток машин постепенно редел. Единственным шумом, заглушающим голоса, был шелест прохладного ветра, но его прохлады не хватало, чтобы остудить пыл Расса. – Посмотри на меня, Син.
После минутных колебаний она повернула голову. Заметив в глазах Расса отражение ее собственных чувств, Синтия ощутила, как у нее сжалось сердце. Расс поднял руку, и Синтия затаила дыхание. Задержав ладонь на секунду в воздухе, Расс легко коснулся ее щеки и провел по шее. Большим пальцем он осторожно задел ее губы.
– Да, ничего не изменилось, – хрипло повторил он.
– Знаю, – прошептала Синтия.
– Но мы повзрослели. Мы сумеем сдержаться.
– Иначе нельзя. Больше я не вынесу этой боли.
– А как же радость? – Расс вспомнил, как Синтия возносила его на вершину, откуда мир казался захватывающе прекрасным. – Неужели ты больше не хочешь вкусить ее?
– О Господи! – Ее неудержимо влекли эти затуманенные глаза, хрипловатый голос, серебристые нити в волосах – прежде их не было, значит, причиной влечения были отнюдь не воспоминания. Синтии хотелось, чтобы Расс поцеловал ее – ради исполнения этого желания она была готова пожертвовать чем угодно.
Пришла очередь Синтии поднять руку и застыть в нерешительности. Наконец она провела кончиками пальцев по губам Расса, коснулась щеки, виска и спустилась к уху.
Прерывисто вздохнув, Расс прижал ее ладонь к шее.
– Не искушай меня, Син. Не пытайся объяснить, что между нами все в прошлом. Мои чувства к тебе ничуть не изменились. Мне никогда не удавалось сохранить сдержанность, ощущая твои прикосновения. Будь у меня выбор, я немедленно увез бы тебя ко мне в отель, забыв про ужин. Но, по-моему, это неразумно.
Внутренне Синтия разрывалась надвое: одна ее часть предпочла бы номер в отеле, полагая, что нарастающей в них страсти просто необходимо дать выход. С другой стороны, Синтия опасалась, что даже после этого страсть не угаснет, и не знала, как следует поступить.
Отдернув руку и положив ее на колено, она произнесла:
– Ты прав. Едем ужинать.
Эти слова вырвались у нее слишком поспешно – Расс наверняка понял, какие чувства раздирают ее. Однако он не сказал ни слова. Синтия исполнилась бесконечной благодарности к Рассу, когда он без возражений тронул машину с места.
– Расскажи, как ты жила, – попросил Расс. Прибыв в «Ритц» чуть раньше назначенного часа, они решили посидеть в баре.
Синтия неторопливо отпила глоток мартини из своего бокала. Вырвавшись из тесного салона машины и оказавшись в окружении людей, она почувствовала себя гораздо увереннее.
– Это долгий разговор. С чего мне начать?
– С самого начала. – Рассу хотелось знать все подробности жизни Синтии, о которых умалчивали газеты. – С того дня, как я уехал.
Синтия обвела край бокала кончиком пальца.
– В то время мне казалось, что моя жизнь кончена. Я была так счастлива с тобой, и вдруг ты исчез. У меня возникло ощущение, будто я падаю в пропасть.
Расс понимал, что эти воспоминания причинят Синтии боль, но не отказался от своих намерений. Именно из-за событий, произошедших после его отъезда, Синтия стала иной.
– Что сказала твоя мать, когда ты вернулась домой?
– Прежде я позвонила ей. Мне не хватило смелости явиться домой, не зная, примут ли там меня. Если бы меня отвергли один за другим и ты, и она…
– Я не отрекался от тебя.
– В то время я считала иначе, – возразила Синтия, но тут же намеренно смягчила тон. Сердиться на Расса было бессмысленно. Синтии хотелось только одного: чтобы он понял ее. – Я чувствовала себя совершенно беспомощной. Поэтому сначала я позвонила маме… – она осеклась: мысленно перенеслась в прошлое, в знойный июльский день, и оказалась в телефонной будке, немыслимо грязной по сравнению с чистой младенческой кожей Дайаны.
– И что же ты ей сказала? – тихо спросил Расс.
Синтия вздохнула.
– По правде говоря, ничего. Я расплакалась, и мама все поняла. Я сумела объяснить, где нахожусь, и она приехала за мной через десять минут.
– Тебе следовало позвонить ей пораньше.
Синтия покачала головой.
– Я не могла. Только после того, как целый месяц прожила в одиночестве, я решилась встретиться с ней.
Расс глотнул скотча и несколько секунд гонял в своем стакане льдинку, прежде чем произнести:
– Я хотел, чтобы ты вернулась домой, потому, что знал: мать позаботится о тебе. Но я опасался, что она сделает твою жизнь невыносимой.
– Например, будет пилить меня за глупость?
– Вот именно.
– Этого мама не сделала. Она ни словом не напомнила мне о случившемся. Она решила вести честную игру. После твоего отъезда я совсем пала духом, и мама поняла это. Она окружила меня такой заботой и вниманием, что, когда депрессия наконец миновала, я была готова стать примерной дочерью.
Расс задумался о том, кто ухаживал за Дайаной, пока Синтия избавлялась от депрессии. Пока Расс жил с семьей, Синтия производила впечатление самоотверженной матери.
– Должно быть, ты сразу отняла Дайану от груди и перевела ее на искусственное кормление?
– Я перестала кормить Дайану грудью, когда ей исполнился год.
Это заявление доставило Рассу безмерное удовольствие, но, поразмыслив, он недоверчиво усмехнулся.
– А как отнеслась к этому Гертруда?
Синтия скривила губы.
– А ты как думаешь?
– Должно быть, она считала, что кормление грудью – вульгарный обычай, допустимый разве что для крестьян.
– Почти угадал. – Глаза Синтии погрустнели. – Но когда речь шла о Дайане, ее мнение не имело для меня никакого значения. Дайана – моя дочь. Я всеми силами старалась заботиться о ней. В те дни она была моей единственной отрадой.
Боль вернулась. Расс задумался, не зная, перестанет ли он когда-нибудь ощущать ее.
– Когда ты познакомилась с Мэттью?
– Еще в детстве, задолго до встречи с тобой. Он был на шестнадцать лет старше меня, но вращался в тех же кругах, что и мои родные. Однажды мы с Дайаной – к тому времени ей исполнилось восемнадцать месяцев – отправились в клуб, там я встретилась с Мэттью и разговорилась с ним. Спустя два месяца мы объявили о своей помолвке, а поженились через семь месяцев.
– Зачем вам понадобилось ждать семь месяцев? Чтобы Дайана успела привыкнуть к Мэттью?
Синтия покачала головой.
– Они сразу привязались друг к другу. – Она повертела бокал, стоящий на салфетке. – Просто маме захотелось осуществить все, чего мы с тобой лишили ее, поженившись тайно. Для нас устраивали вечеринки в честь помолвки и перед свадьбой, приемы и ужины. Мама была на вершине триумфа.
– А ты? – спросил Расс. Вопрос был провокационным, но ответ имел слишком большое значение.
Синтия вскинула голову и уставилась на него в упор.
– Ты хочешь знать, была ли я на вершине триумфа? Нет. Радовалась ли я? Да. Выходя за тебя замуж, я не отрекалась от привычного мира. Из-за мамы этот мир сам отверг меня. Но я выросла среди этих людей. Рядом с ними чувствовала себя в своей тарелке. Многих из них по-настоящему любила и до сих пор люблю. Разумеется, мне пришлось дать отпор низким и мелочным людям, но такие встречаются во всех слоях общества. Я окружила себя знакомыми, с которыми мне было приятно общаться. Они вместе со мной собирали средства на строительство музея искусств, создавали общество борьбы с раком, помогали бездомным задолго до того, как благотворительность стала модным занятием. – Она медленно, но решительно покачала головой. – Я не стану извиняться за то, чем занималась тогда и занимаюсь до сих пор.
Некоторое время Расс не знал, что ответить. Ему хотелось упрекнуть Синтию за то, что она развлекалась. В конце концов, пока она брала пирожные с серебряных подносов, он брел по залитым жидкой грязью рисовым полям. Но Синтия проявила пыл и красноречие, защищая собственную жизнь. Поскольку она воспользовалась обстоятельствами и своим положением в обществе, чтобы принести кому-то пользу, Расс не мог винить ее. Он уважал Синтию за верность принципам.
– Доктор Шоу, если не ошибаюсь?
Расс повернулся и оказался перед человеком, лицо которого показалось ему знакомым. За считанные секунды Рассу удалось узнать в нем отца одного из своих учеников. С улыбкой поднявшись с табурета, Расс протянул руку.
– Нелегко узнать человека вне привычной обстановки. Я видел вас только в Коннектикуте, в знакомых местах. И не сразу вспомнил, что Крис родом из Сент-Луиса. Как поживаете, мистер Мейсон?
– Прекрасно, благодарю. Я тоже узнал вас не сразу, хотя долго сидел в компании знакомых, наблюдая за вами и размышляя, где я мог видеть ваше лицо. Никак не ожидал встретить вас так далеко от дома.
– Я приехал сюда на свадьбу, – объяснил Расс. – Вы знакомы с Синтией Бауэр? Син, это Филипп Мейсон, отец одного из моих самых многообещающих учеников старшего класса.
Синтия с улыбкой протянула Мейсону руку.
– Если не ошибаюсь, мы знакомы. – Она нахмурилась, пытаясь припомнить точно, при каких обстоятельствах состоялось знакомство. – По-моему, вы сидели за столиком Грехэмов в Пауэлл-Холле.
– У вас прекрасная память, – заметил Мейсон. – Именно в Пауэлл-Холле. Кажется, это вы устраиваете свадьбу?
– Верно.
Мейсон указал на Расса:
– При чем же тут доктор Шоу?
Синтия ответила с невозмутимостью, потрясшей Расса:
– Он отец невесты.
Синтия никогда не скрывала, что отцом Дайаны был ее первый муж. Но человеку вроде Филиппа Мейсона, который знал Синтию только как миссис Мэттью Бауэр, а Дайану – как Дайану Бауэр, было вовсе незачем знать правду. Выражение, возникшее на лице Мейсона в эту секунду, было неописуемым. Его глаза удивленно вспыхнули, затем подозрительно потемнели, а когда Мейсон открыл рот, чтобы произнести какую-нибудь вежливую банальность, дар речи изменил ему.
Расс, который ценил Мейсона за ежегодный щедрый вклад в фонд школы, сжалился над ним.
– Мы с Синтией поженились сразу после школы. Дайана родилась незадолго до того, как мы расстались.
– Понятия не имел… – пробормотал Мейсон и добавил, обращаясь к Синтии: – Я думал, Дайана – дочь Мэттью.
– Вы не одиноки в своем заблуждении, – кивнула она.
Тон Синтии успокоил Расса – и, очевидно, Филиппа Мейсона, который вновь обрел уверенность в себе.
– Значит, Дайане повезло, если у нее такой отец. Он был одним из лучших учителей в Холлингсе, а теперь стал замечательным директором. Прошу вас, передайте это Дайане от моего имени. – Мейсон повернулся к Рассу: – Вы надолго приехали к нам?
– В воскресенье уезжаю.
– Если у вас найдется время, мы будем счастливы пригласить вас в гости.
– Боюсь, мне будет нелегко принять ваше приглашение – времени у меня слишком мало, а дел – уйма, но все равно спасибо. Крис еще не уехал на Юго-Запад? – Расс пытался вспомнить, как собирался провести лето младший Мейсон. Помнить увлечения каждого из трех сотен учеников школы было нелегко, но, кажется, Крис Мейсон что-то говорил об археологических раскопках в Аризоне.
– Крис уезжает в следующий вторник. Он с нетерпением ждет поездки.
– Пожалуйста, передайте ему привет от меня и пожелайте приятного путешествия.
– Непременно. – Мейсон дружески хлопнул его по плечу. – Надеюсь, вы удачно проведете лето. Поздравляю вас обоих… – он перевел взгляд на Синтию, – со свадьбой дочери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
Расс замолчал и прикусил губу, а затем медленно продолжал:
– Ты права: двадцать пять лет – ничтожный срок, если чувства так сильны. Несмотря на это, я пытался отрицать их с тех пор, как мы встретились вчера вечером. – Расс помедлил, опасаясь сказать лишнее. Но самым чудесным даром его любви к Синтии была откровенность: они без смущения изливали друг другу душу. Они поверяли друг другу все мысли, делились планами – кроме одного раза, когда Расс принял решение уехать. Расс был обязан честно ответить на искренний порыв Синтии, поэтому он признался: – Чувства вернулись. На это я не рассчитывал. Я надеялся, что ничего не произойдет, но, как выяснилось, просчитался.
Синтия сидела в такой же позе, как Расс, сложив ладони на коленях и глядя прямо перед собой. Ей хотелось повернуться к нему, но она не осмеливалась – и без того слова Расса привели ее в смятение.
– Должно быть, во всем виноваты воспоминания. Возможно, все чувства, которые мы испытываем сейчас, – лишь воспоминания о том, что мы чувствовали раньше.
– Может быть.
– А может, это всего лишь последствия недосказанности, оставшейся между нами.
– Вполне возможно.
– Наверное, мы с тобой не испытываем никаких чувств друг к другу – ведь и ты, и я так изменились. Мы просто вспоминаем о том, какими были раньше.
– Пожалуй, да. – Расс устремил взгляд на ветровое стекло. – И что же нам теперь делать?
– Не знаю. – Не поворачивая головы, Синтия ответила вопросом на вопрос: – Ты всегда был рассудительным, Расс, вот и скажи: что нам теперь делать?
Расс задумался, пытаясь отделить совет разума от настойчивых уверений сердца, но вскоре понял, что между тем и другим почти нет разницы.
– По-моему, нам надо поговорить. Мы оба должны узнать, какими стали теперь. Надо противопоставить прошлому реальность. Может статься, мы обретем твердую почву под ногами, как следует узнав друг друга.
– Ты предлагаешь найти золотую середину между влечением и антагонизмом?
– Верно.
– И ты думаешь, это возможно?
– Да. Мы никогда не питали враждебности…
– …друг к другу, – подхватила Синтия слабым голосом, поскольку по-прежнему наряду с влечением ощущала отсутствие вражды.
Расс без лишних расспросов понял, что она имеет в виду. Он сам испытывал те же чувства. Медленно повернув голову, Расс вздрогнул, вновь увидев Синтию. Долгие годы он мечтал о ней, хотя по утрам всегда старался вытеснить возбуждающие желание мысли из головы. Но сейчас она была рядом. С ним. После многолетних мечтаний.
– По-моему, между нами ничего не изменилось, – произнес он так тихо, что в уличном шуме Синтия могла бы его не услышать. Но наступил беспечный июньский вечер, поток машин постепенно редел. Единственным шумом, заглушающим голоса, был шелест прохладного ветра, но его прохлады не хватало, чтобы остудить пыл Расса. – Посмотри на меня, Син.
После минутных колебаний она повернула голову. Заметив в глазах Расса отражение ее собственных чувств, Синтия ощутила, как у нее сжалось сердце. Расс поднял руку, и Синтия затаила дыхание. Задержав ладонь на секунду в воздухе, Расс легко коснулся ее щеки и провел по шее. Большим пальцем он осторожно задел ее губы.
– Да, ничего не изменилось, – хрипло повторил он.
– Знаю, – прошептала Синтия.
– Но мы повзрослели. Мы сумеем сдержаться.
– Иначе нельзя. Больше я не вынесу этой боли.
– А как же радость? – Расс вспомнил, как Синтия возносила его на вершину, откуда мир казался захватывающе прекрасным. – Неужели ты больше не хочешь вкусить ее?
– О Господи! – Ее неудержимо влекли эти затуманенные глаза, хрипловатый голос, серебристые нити в волосах – прежде их не было, значит, причиной влечения были отнюдь не воспоминания. Синтии хотелось, чтобы Расс поцеловал ее – ради исполнения этого желания она была готова пожертвовать чем угодно.
Пришла очередь Синтии поднять руку и застыть в нерешительности. Наконец она провела кончиками пальцев по губам Расса, коснулась щеки, виска и спустилась к уху.
Прерывисто вздохнув, Расс прижал ее ладонь к шее.
– Не искушай меня, Син. Не пытайся объяснить, что между нами все в прошлом. Мои чувства к тебе ничуть не изменились. Мне никогда не удавалось сохранить сдержанность, ощущая твои прикосновения. Будь у меня выбор, я немедленно увез бы тебя ко мне в отель, забыв про ужин. Но, по-моему, это неразумно.
Внутренне Синтия разрывалась надвое: одна ее часть предпочла бы номер в отеле, полагая, что нарастающей в них страсти просто необходимо дать выход. С другой стороны, Синтия опасалась, что даже после этого страсть не угаснет, и не знала, как следует поступить.
Отдернув руку и положив ее на колено, она произнесла:
– Ты прав. Едем ужинать.
Эти слова вырвались у нее слишком поспешно – Расс наверняка понял, какие чувства раздирают ее. Однако он не сказал ни слова. Синтия исполнилась бесконечной благодарности к Рассу, когда он без возражений тронул машину с места.
– Расскажи, как ты жила, – попросил Расс. Прибыв в «Ритц» чуть раньше назначенного часа, они решили посидеть в баре.
Синтия неторопливо отпила глоток мартини из своего бокала. Вырвавшись из тесного салона машины и оказавшись в окружении людей, она почувствовала себя гораздо увереннее.
– Это долгий разговор. С чего мне начать?
– С самого начала. – Рассу хотелось знать все подробности жизни Синтии, о которых умалчивали газеты. – С того дня, как я уехал.
Синтия обвела край бокала кончиком пальца.
– В то время мне казалось, что моя жизнь кончена. Я была так счастлива с тобой, и вдруг ты исчез. У меня возникло ощущение, будто я падаю в пропасть.
Расс понимал, что эти воспоминания причинят Синтии боль, но не отказался от своих намерений. Именно из-за событий, произошедших после его отъезда, Синтия стала иной.
– Что сказала твоя мать, когда ты вернулась домой?
– Прежде я позвонила ей. Мне не хватило смелости явиться домой, не зная, примут ли там меня. Если бы меня отвергли один за другим и ты, и она…
– Я не отрекался от тебя.
– В то время я считала иначе, – возразила Синтия, но тут же намеренно смягчила тон. Сердиться на Расса было бессмысленно. Синтии хотелось только одного: чтобы он понял ее. – Я чувствовала себя совершенно беспомощной. Поэтому сначала я позвонила маме… – она осеклась: мысленно перенеслась в прошлое, в знойный июльский день, и оказалась в телефонной будке, немыслимо грязной по сравнению с чистой младенческой кожей Дайаны.
– И что же ты ей сказала? – тихо спросил Расс.
Синтия вздохнула.
– По правде говоря, ничего. Я расплакалась, и мама все поняла. Я сумела объяснить, где нахожусь, и она приехала за мной через десять минут.
– Тебе следовало позвонить ей пораньше.
Синтия покачала головой.
– Я не могла. Только после того, как целый месяц прожила в одиночестве, я решилась встретиться с ней.
Расс глотнул скотча и несколько секунд гонял в своем стакане льдинку, прежде чем произнести:
– Я хотел, чтобы ты вернулась домой, потому, что знал: мать позаботится о тебе. Но я опасался, что она сделает твою жизнь невыносимой.
– Например, будет пилить меня за глупость?
– Вот именно.
– Этого мама не сделала. Она ни словом не напомнила мне о случившемся. Она решила вести честную игру. После твоего отъезда я совсем пала духом, и мама поняла это. Она окружила меня такой заботой и вниманием, что, когда депрессия наконец миновала, я была готова стать примерной дочерью.
Расс задумался о том, кто ухаживал за Дайаной, пока Синтия избавлялась от депрессии. Пока Расс жил с семьей, Синтия производила впечатление самоотверженной матери.
– Должно быть, ты сразу отняла Дайану от груди и перевела ее на искусственное кормление?
– Я перестала кормить Дайану грудью, когда ей исполнился год.
Это заявление доставило Рассу безмерное удовольствие, но, поразмыслив, он недоверчиво усмехнулся.
– А как отнеслась к этому Гертруда?
Синтия скривила губы.
– А ты как думаешь?
– Должно быть, она считала, что кормление грудью – вульгарный обычай, допустимый разве что для крестьян.
– Почти угадал. – Глаза Синтии погрустнели. – Но когда речь шла о Дайане, ее мнение не имело для меня никакого значения. Дайана – моя дочь. Я всеми силами старалась заботиться о ней. В те дни она была моей единственной отрадой.
Боль вернулась. Расс задумался, не зная, перестанет ли он когда-нибудь ощущать ее.
– Когда ты познакомилась с Мэттью?
– Еще в детстве, задолго до встречи с тобой. Он был на шестнадцать лет старше меня, но вращался в тех же кругах, что и мои родные. Однажды мы с Дайаной – к тому времени ей исполнилось восемнадцать месяцев – отправились в клуб, там я встретилась с Мэттью и разговорилась с ним. Спустя два месяца мы объявили о своей помолвке, а поженились через семь месяцев.
– Зачем вам понадобилось ждать семь месяцев? Чтобы Дайана успела привыкнуть к Мэттью?
Синтия покачала головой.
– Они сразу привязались друг к другу. – Она повертела бокал, стоящий на салфетке. – Просто маме захотелось осуществить все, чего мы с тобой лишили ее, поженившись тайно. Для нас устраивали вечеринки в честь помолвки и перед свадьбой, приемы и ужины. Мама была на вершине триумфа.
– А ты? – спросил Расс. Вопрос был провокационным, но ответ имел слишком большое значение.
Синтия вскинула голову и уставилась на него в упор.
– Ты хочешь знать, была ли я на вершине триумфа? Нет. Радовалась ли я? Да. Выходя за тебя замуж, я не отрекалась от привычного мира. Из-за мамы этот мир сам отверг меня. Но я выросла среди этих людей. Рядом с ними чувствовала себя в своей тарелке. Многих из них по-настоящему любила и до сих пор люблю. Разумеется, мне пришлось дать отпор низким и мелочным людям, но такие встречаются во всех слоях общества. Я окружила себя знакомыми, с которыми мне было приятно общаться. Они вместе со мной собирали средства на строительство музея искусств, создавали общество борьбы с раком, помогали бездомным задолго до того, как благотворительность стала модным занятием. – Она медленно, но решительно покачала головой. – Я не стану извиняться за то, чем занималась тогда и занимаюсь до сих пор.
Некоторое время Расс не знал, что ответить. Ему хотелось упрекнуть Синтию за то, что она развлекалась. В конце концов, пока она брала пирожные с серебряных подносов, он брел по залитым жидкой грязью рисовым полям. Но Синтия проявила пыл и красноречие, защищая собственную жизнь. Поскольку она воспользовалась обстоятельствами и своим положением в обществе, чтобы принести кому-то пользу, Расс не мог винить ее. Он уважал Синтию за верность принципам.
– Доктор Шоу, если не ошибаюсь?
Расс повернулся и оказался перед человеком, лицо которого показалось ему знакомым. За считанные секунды Рассу удалось узнать в нем отца одного из своих учеников. С улыбкой поднявшись с табурета, Расс протянул руку.
– Нелегко узнать человека вне привычной обстановки. Я видел вас только в Коннектикуте, в знакомых местах. И не сразу вспомнил, что Крис родом из Сент-Луиса. Как поживаете, мистер Мейсон?
– Прекрасно, благодарю. Я тоже узнал вас не сразу, хотя долго сидел в компании знакомых, наблюдая за вами и размышляя, где я мог видеть ваше лицо. Никак не ожидал встретить вас так далеко от дома.
– Я приехал сюда на свадьбу, – объяснил Расс. – Вы знакомы с Синтией Бауэр? Син, это Филипп Мейсон, отец одного из моих самых многообещающих учеников старшего класса.
Синтия с улыбкой протянула Мейсону руку.
– Если не ошибаюсь, мы знакомы. – Она нахмурилась, пытаясь припомнить точно, при каких обстоятельствах состоялось знакомство. – По-моему, вы сидели за столиком Грехэмов в Пауэлл-Холле.
– У вас прекрасная память, – заметил Мейсон. – Именно в Пауэлл-Холле. Кажется, это вы устраиваете свадьбу?
– Верно.
Мейсон указал на Расса:
– При чем же тут доктор Шоу?
Синтия ответила с невозмутимостью, потрясшей Расса:
– Он отец невесты.
Синтия никогда не скрывала, что отцом Дайаны был ее первый муж. Но человеку вроде Филиппа Мейсона, который знал Синтию только как миссис Мэттью Бауэр, а Дайану – как Дайану Бауэр, было вовсе незачем знать правду. Выражение, возникшее на лице Мейсона в эту секунду, было неописуемым. Его глаза удивленно вспыхнули, затем подозрительно потемнели, а когда Мейсон открыл рот, чтобы произнести какую-нибудь вежливую банальность, дар речи изменил ему.
Расс, который ценил Мейсона за ежегодный щедрый вклад в фонд школы, сжалился над ним.
– Мы с Синтией поженились сразу после школы. Дайана родилась незадолго до того, как мы расстались.
– Понятия не имел… – пробормотал Мейсон и добавил, обращаясь к Синтии: – Я думал, Дайана – дочь Мэттью.
– Вы не одиноки в своем заблуждении, – кивнула она.
Тон Синтии успокоил Расса – и, очевидно, Филиппа Мейсона, который вновь обрел уверенность в себе.
– Значит, Дайане повезло, если у нее такой отец. Он был одним из лучших учителей в Холлингсе, а теперь стал замечательным директором. Прошу вас, передайте это Дайане от моего имени. – Мейсон повернулся к Рассу: – Вы надолго приехали к нам?
– В воскресенье уезжаю.
– Если у вас найдется время, мы будем счастливы пригласить вас в гости.
– Боюсь, мне будет нелегко принять ваше приглашение – времени у меня слишком мало, а дел – уйма, но все равно спасибо. Крис еще не уехал на Юго-Запад? – Расс пытался вспомнить, как собирался провести лето младший Мейсон. Помнить увлечения каждого из трех сотен учеников школы было нелегко, но, кажется, Крис Мейсон что-то говорил об археологических раскопках в Аризоне.
– Крис уезжает в следующий вторник. Он с нетерпением ждет поездки.
– Пожалуйста, передайте ему привет от меня и пожелайте приятного путешествия.
– Непременно. – Мейсон дружески хлопнул его по плечу. – Надеюсь, вы удачно проведете лето. Поздравляю вас обоих… – он перевел взгляд на Синтию, – со свадьбой дочери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12