За Добржанским немедленно выставили круглосуточное наблюдение, и уже на второй день «грузчики» в буквальном смысле взвыли, ибо объект был осторожен и пуглив, как профессиональный шпион. В третью ночь караулить у квартиры выпало смене Каргина. Задача была не из простых – ночь, февраль, мороз плюс лабиринты проходных дворов Петроградки вокруг адреса. Оценив обстановку, Эдик совершил две ходки: первую – на близлежащую помойку, а вторую – в ночной магазин. С прогулки он вернулся в неопрятного вида рваном ватнике «а-ля услада бомжа» и с бутылкой паленой, а потому дешевой водки. Отправив задубевших от холода «грузчиков» греться в машину, Каргин зашел в парадную объекта и направился прямиком к его квартире. Здесь он отхлебнул изрядное количество напитка, улегся прямо на придверный коврик и забылся богатырским сном. В начале шестого утра осторожный объект тихонько открыл свою дверь, шагнул вперед и тотчас наткнулся на похрапывающее нечто. Господин Добржанский брезгливо пнул «бомжа» ногой: «А ну вали отсюда, скотина пьяная». Тот, понятное дело, проснулся, с виноватым видом промычал в ответ что-то невразумительное и, подхватив початую бутылку, засеменил на воздух. При этом впереди него понесся тональный сигнал радиостанции, сигнализирующий о выходе объекта. Короче, не проспали, приняли голубчика. А приняв – оттащили, зафиксировали встречу с покупателем, после чего сдали обоих на руки заждавшимся заказчикам. Вроде бы ничего особливо героического в данном случае Эдик Каргин и не совершил, но опять-таки все познается в сравнении. «Вы, нынешние, ну-тко!» А еще Эдику принадлежал патент на разработку незамысловатого, очень дешевого, но зато весьма эффективного «сигнализатора выхода». Именно Каргин первым в конторе додумался собирать на лестнице бачки с пищевыми отходами и, составив их на попа, прислонять к двери объекта таким образом, что каждый раз о выходе оповещались не только поджидающие неподалеку «грузчики», но и жители близлежащих домов. Жаль только, что ныне этот способ приемки канул в прошлое по причине ликвидации самого института сбора пищевых отходов – то, что раньше уходило на прокорм свиньям, сегодня с большей охотой люди поглощают сами.
За то время, пока Эдик Каргин наматывал круги по Арсенальной набережной в ожидании выхода адвоката, в личной жизни Лямина произошло одно немаловажное событие, а именно – примирение с Ириной. Этим утром казалось бы надолго сгустившиеся над головой Лямки тучи были в одночасье разогнаны, причем первый шаг к примирению сделала сама тезка некогда популярной отечественной поп-дивы. Та, помнится, боролась с тучами довольно сложным способом – разводила их руками. Ирочка Гончарова вмешиваться в природные процессы не стала, а просто взяла и позвонила Лямке с работы.
– Иван, привет! Ты сейчас не на линии? Я тебя не очень отвлекаю?
– Не, Ириш… вернее, Ира… – сбился Иван, памятуя о былом запрете на дружески-близкое обращение, – нисколечко ты не отвлекаешь, даже наоборот… Мы сегодня с часа выставляемся, так что я пока еще дома. У тебя что-то случилось?
– Нет. Просто… Просто я вчера весь день думала про нас с тобой, про тебя… Ты очень сильно за субботу обиделся?
– Да ты что! Это я вел себя, как последняя свинья. Мне… мне очень стыдно.
– Не надо, Ваня, перестань. Я уже не маленькая и все понимаю. Ты – взрослый мужчина, – от этих ее слов Лямка аж зарделся от удовольствия, – и для тебя это очень важно. У тебя ведь были до меня… другие женщины?
Иван задумался: соврать, что были, а вдруг обидится? Ответить честно, что не было, – тогда какой же он, на фиг, «взрослый мужчина»?
Возникшую неловкую паузу прервала сама Ирина:
– Прости, я, конечно, не должна этого спрашивать. Вань, ты извини меня, пожалуйста. Ты хороший, а я, наверное, дура. Если ты хочешь, мы можем попробовать… Только не торопи меня с этим, ладно? Я должна сама, понимаешь?…
– Конечно, Ириша. Я все понимаю, ты… ты тоже очень хорошая.
– Давай на этой неделе как-нибудь встретимся, кофе попьем?
– Давай. Вот только ты же знаешь, у нас заранее ничего планировать нельзя. Сегодня – в вечер, а завтра – черт его знает как будет.
– Ничего, я подожду. Ты тогда определись и сам позвони, хорошо?
– Конечно. Слушай, Ириш, а Константин Евгеньевич тебе ничего такого про субботу не говорил?
– Нет, Вань, ты не думай. Я знаю, его многие в конторе ругают или боятся, но на самом деле дядя Костя добрый. Он и о тебе очень хорошо отзывался.
«Да уж, могу себе представить», – подумал Лямин, вспомнив, как на днях полковник Фадеев грозил ему откровенным членовредительством…
Понятно, что после такого разговора Иван пребывал в самом что ни на есть благодушном настроении. Еще бы – пока он ломал голову над тем, как исправить свою столь щекотливую промашку, его подруга взяла и сама выбросила белый флаг. Еще и прощения попросила. Право слово, прямо какое-то «Очевидное-невероятное»! – «Профессор Капица призывает напицца».
Собираясь на работу, Иван уже вовсю мечтал и фантазировал, предвкушая предстоящее свидание с Ирочкой. А выйдя из дому, сменил тему и всю дорогу до «кукушки» размышлял о странностях женской психологии. По результатам этих раздумий Иван пришел к тому же выводу, который он сделал два дня назад, – «сложно с ними, с бабами». Лямка и не догадывался, что примерно два века назад очень схожую мысль высказал лорд Байрон, который писал: «Чувства женщины подобны приливу и отливу, и когда приходит большая волна, только Господу известно, чем это может кончиться».
Между тем лорд Байрон в данном случае был не при делах. Объяснение столь причудливым метаморфозам и трансформациям, произошедшим в юной девичьей головке, было на удивление простым: в понедельник Гончарова пришла в свой отдел и за традиционной утренней чашкой чая поделилась с Ингой Сафоновой потаенными переживаниями по поводу субботних событий. Но вместо того, чтобы разделить негодование подруги в отношении кобелирующих личностей, Сафонова обрушила весь свой пыл на саму Ирину. Смысл ее тирады сводился к двум посылам. Посыл номер раз: «Мужики, они, конечно, подонки и негодяи, у них одно только на уме». Посыл номер два: «Но коль они без этого не могут, то это им обязательно нужно дать, поскольку в противном случае можно запросто остаться и в старых девах, и на старых бобах». Отсюда следовало весьма парадоксальное резюме: «Цену себе знать важно и нужно, но назначать ее следует только после того, как изучишь спрос». Типа смотри, девка, лучше поддайся соблазну – иначе он может и не повториться.
Словом, за каких-то десять минут Инга Сафонова в пух и прах разбила шаткую аргументацию Гончаровой. Шаткую, потому что, во-первых, Ирочке, несмотря ни на что, все равно очень нравился Лямин, а во-вторых, потому, что ее уже давно тяготила собственная несостоятельность в интимных вопросах взаимоотношения полов. Теоретическую сторону, благодаря рассказам подруг и обилию соответствующей научно-популярной литературы, Ирина знала достаточно хорошо, а вот до практики (с пупырышками или без – все равно) дело пока не доходило. А порою так хотелось!..
* * *
В пять минут двенадцатого к немалому удовольствию основательно продрогшего на ветру Эдика Каргина из дверей центральной проходной следственного изолятора «Кресты» соизволил выйти ведущий адвокат адвокатской конторы «Правдин и компаньоны». Информация об этом тут же была передана на оперативный борт с позывными 737. Генрих Семенович замотал на шее элегантный цветастый шарфик, застегнул пальто и, выудив из внутреннего кармана мобильник, принялся давить на кнопки. Именно в этой деловой позе его и запечатлел для потомков Каргин, сделав первый за сегодня опознавательный снимок.
Сомнений в том, что наблюдаемый тип в шарфике и объект «Адвокат» – суть одно лицо (а это, согласитесь, немаловажно), у Эдика не было. Пусть на собственное изображение с несгибайки пятнадцатилетней давности Генрих Семенович походил не шибко, зато на фотке, скачанной из Интернета аналитиками управления, благообразное лицо адвоката имело полное сходство с оригиналом. Кстати, тут же под фотографией имелась и краткая официальная биография Правдина, добытая все из того же Интернета. Из нее следовало, что адвокатский стаж Генриха Семеновича ведется с 1992 года, тема его диссертации звучит как «Адвокатура на страже прав и свобод граждан Российской Федерации», и что на протяжении многих лет господин Правдин (в девичестве – Шенкман) стойко и последовательно отстаивает тезис о введении контроля со стороны властей за соблюдением прав человека в армии, искоренении таких явлений, как дедовщина, преступность и оскорбление человеческого достоинства. Такой вот ужас нечеловеческий!
Понятно, что официальная биография не способна дать полное и исчерпывающее представление о человеке. В противном случае людям было бы очень скучно и неинтересно жить. Другое дело биография неофициальная – вот где настоящая «Санта-Барбара», вот где «Декамерон», «Сатирикон» и им подобное половодье чувств! Именно из нее (биографии неофициальной) при желании можно было почерпнуть, что нынешние громкое имя и общественный вес господин Правдин сделал на беспроигрышном во всех отношениях сотрудничестве с организациями всех мастей правозащитников, а также с комитетом солдатских матерей. В данном случае следование нехитрому принципу «куда фига – туда дым» оправдало себя на все сто, а может, и сто двадцать процентов. Но это что касается стороны «духовной». О материальной же составляющей житейского благополучия Генриха Семеновича многое могли бы поведать оперативники и следаки старой закалки. Правда, начни они рассказывать, то, пожалуй, икалось бы господину Правдину бесперерывно где-то с неделю, не меньше, ибо какой-никакой, но капиталец он сколотил исключительно на защите «жертв милицейского произвола». Тех самых, коих в оперативных делах и милицейских учетах по старинке упорно продолжают именовать не иначе как «члены организованных преступных группировок».
Много было в адвокатской карьере Правдина всех этих малышевских, тамбовских, казанских, воркутинских, пермских и прочих «энских». Почти все они вышли пусть не из шинели Гоголя, но зато из СИЗО и гоголем. И почти всех их Генрих Семенович защищал столь страстно и пламенно, что порой не только непосредственные участники процесса, но даже и конвойные «обливались слезами над его вымыслом». Недаром в местных адвокатских кругах получила хождение поговорка: «Когда говорит Правдин – Геббельс краснеет». Помимо университетских корочек юриста, Генрих Семенович имел еще и диплом психолога, что само по себе является весьма взрывоопасным сочетанием, а уж тем паче для адвоката. Немногим посвященным до сих пор памятен эпизод с задержанием в 1994 году крупного питерского авторитета, защищать которого взялся Правдин. Доказательств стороной обвинения тогда было собрано выше крыши, и, ознакомившись с делом, Генрих Семенович понял, что для его подзащитного единственной возможностью получить условное является банальная дача взятки судье. А тот был известен как человек принципиально неподкупный, что в очередной раз и подтвердил, гордо отказавшись от предложенной суммы в двадцать тысяч зеленых. Между тем лишившаяся атамана братва суетилась, психовала и предлагала два варианта продолжения сепаратных переговоров: либо напрячься и задрать ценник до двадцати пяти, либо для начала проломить судье голову и уже потом потолковать. Причем большинство склонялось именно ко второму, как к более дешевому и практичному варианту. Генриха Семеновича подобное развитие событий категорически не устраивало, и тогда он попросил казначея группировки разменять на деревянные рубли сумму, которую наскребали с подконтрольных кооперативных сусеков. Причем желательно в самых мелких купюрах. Казначей удивился, но деньги разменял. Образовавшаяся сумма с трудом уместилась в коробку из-под телевизора Akai, каковую и подкатили прямо к порогу жилища судьи. Психологический расчет господина Правдина оказался точен – увидев такую кучу деньжищ, вершитель людских судеб мгновенно сломался и, в отличие от достопамятной Нины Андреевой, поступился-таки принципами. Притом что сумма с точностью до одного цента была идентична той, которую ему предлагали накануне. Эх, масштабно мыслил господин судейский, по-государственному, не случайно ныне он занимает довольно высокий пост в российском Минюсте…
Впрочем, всех этих подробностей и нюансов из жизни господина Правдина старший «грузчиков» Эдик Каргин не знал, да и не хотел знать. Для него Генрих Семенович был просто рядовой объект. Столь же обыденный и непримечательный, как, скажем, растратчик казенных денег чиновник Володькин или вор-рецидивист Геша-Кошелек. Ни положительных, ни отрицательных эмоций Правдин у бригадира не вызывал, поскольку времена, когда юный «грузчик» Эдик Каргин к каждому вновь принимаемому объекту испытывал жгучую классовую ненависть, остались в далеком прошлом. В том самом, где проезд пятачок, а докторская колбаса по два двадцать.
Закончив разговор, адвокат спрятал трубу и двинулся по набережной в сторону площади Ленина. Вслед за ним параллельным галсом потянулся Каргин, предварительно озвучив своим «грузчикам» команду «подтянуться». Лавируя между вконец оборзевшими маршрутками, Генрих Семенович перебежал дорогу, дотопал до памятника вождю мировой революции и занял явно выжидательную позицию. По причине ветреной погоды воротник адвокатского пальто был поднят, и эта деталь придавала фигуре господина Правдина потрясающее сходство с былинным киногероем Володей Шараповым. Вот только вместо «журнальчика-Огонечка» в руках у него был импозантный кожаный портфельчик. Эдик отыскал взглядом своих, покуривающих на развалинах остова былого фонтана, голосом передал им объекта и пошел к машине. На данном этапе свою часть работы он сделал: адвоката принял и «грузчикам» показал. Уже из машины Каргин связался со стоявшим на Боткинской экипажем Пасечника, и те переместились к Финляндскому вокзалу.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10