Нестеров не знал, сколько сейчас получают труженики села, но, судя по зарплате охранников их профильного финансового учреждения, «банковские пейзане» отнюдь не бедствовали: пятьсот баксов с режимом «два через два» – худо ли? Костя Климушкин поначалу от заманчивых предложений отнекивался, а потом решил: «Всё, достали, работаю до первого выговора». Тот, понятное дело, не заставил себя ждать, и уже на следующий день Костя накатал рапорт об увольнении.
Провожали долго и обстоятельно. Сначала в «Аптеке» – излюбленном месте опушников и прочих обитателей общественного дна. Затем, когда пить по предлагаемому прейскуранту стало немыслимо и здесь, переместились в заброшенный сквер рядом с детским учреждением. Поскольку закуски было мало, ее поглощали торопясь и не прислушиваясь к рекомендациям специалистов Минздрава, настоятельно советующим тщательно пережевывать пищу. Рекомендации, касающиеся несмешивания различных алкогольных напитков, также соблюдены не были. Как результат – с утра наличие головной боли и отсутствие всякой другой наличности.
Нестеров открыл глаза, достал из внутреннего кармана бумажник и, внимательно всмотревшись в его недра, печально изрек:
– Н-да, чем ближе день зарплаты, тем труднее до него дожить.
– Александр Сергеевич, вам деньги нужны? – встрепенулся Лямин. – Могу одолжить немного до получки.
– Гусары, Ваня, денег не берут, – назидательно произнес бригадир, после чего с грустью добавил: – хотя… какой из меня, к ебеням (прости, Полинушка), гусар? Ладно, давай стольник.
В плане «стрельнуть до получки» Ваня Лямин был товарищем идеальным, поскольку регулярно получал неплохое вспоможение от своей костромской родни. К тому же Лямка абсолютно не умел отказывать, а посему этим его качеством самым беззастенчивым образом пользовалось большинство сотрудников отдела.
– Пойду хоть водички куплю, что ли, – вздохнул бригадир. Он распахнул дверцу машины, и в салон сразу же потекли струйки дождевой воды.
– Да вон ее сколько. И бесплатно, – усмехнулся Козырев, прекрасно знавший, что в таком состоянии бригадир пьет воду лишь с не менее чем девятипроцентной крепостью.
– Разговорчики в строю! – буркнул Нестеров. – Всем смотреть за выходом. Если кто будет саботировать, отправлю следить на лавочку к подъезду.
– Александр Сергеевич, возьмите хотя бы мой зонтик. Промокнете же насквозь!
– Спасибо, Полинушка. Что бы я без тебя делал с этими двумя обормотами?…
Нестеров выбрался из машины, распахнул над собой цветастый дамский зонтик и, шлепая по лужам, двинулся напрямки через детскую площадку. Спасительный ларек с манящей надписью «24 часа» он заприметил еще на подступах к дому объекта.
Несмотря на непогоду, к ларечному окошечку выстроилась небольшая очередь. Видимо, из таких же, как Нестеров, страждущих. Бригадир встал за основательно промокшим мужиком в потертой джинсовой куртке и не спасающей от проливного дождя неопределенного цвета кепке. Всматриваясь в витрину, он слегка наклонил зонт, и скатившаяся дождевая вода угодила прямиком мужику за шиворот. Тот вздрогнул и резко обернулся:
– Алё, брателло, может, ты мне еще и спинку потрешь?
– Извини, брателло, виноват. А вот спинку потереть не могу – руки заняты.
Мужик, которому на вид можно было дать как тридцать лет, так и сорок, посмотрел на бригадира злым, прожигающим взглядом, ругнулся, однако заводиться не стал. Тем более что в этот момент подошла его очередь. Он попросил бутылку литрового «Менделеева» и, пока продавщица, ворча, отсчитывала сдачу с протянутой тысячи, Нестеров мучительно вспоминал, где мог видеть его раньше. То, что видел, это точно, фотографическая память у бригадира была отменной. Но вот где и при каких обстоятельствах? Тем временем мужик небрежно пихнул в карман ворох бумажной сдачи, поднял воротник куртки и шагнул в дождь. Продолжая вспоминать, Нестеров заплатил за банку пива и двинулся вслед за ним, благо тот шел как раз в направлении дома объекта.
Уже подходя к детской площадке, Александр Сергеевич наконец вспомнил – это была рожа из прошлогодней ориентировки. Ну конечно! За этим человеком они уже работали. Вернее, выставлялись у адреса возможного появления, однако в течение трех дней объект так и не нарисовался, после чего смену перебросили на другую точку. Как же его?… Чекменев… Чибирев… Словом, сибиряк, которого наши искали по просьбе сибирских коллег. Не то вымогалово, не то разбой… Н-да, искать-то искали, но, похоже, так и не нашли. Точно – он! «Пельмень», так его окрестил покойный Антоха Гурьев. «А почему пельмень?» – помнится, спросил тогда бригадир. «Да потому что сибирский», – рассмеялся в ответ Антоха. Кстати, теперь, при ближайшем рассмотрении, оказалось, что у мужика рыхлое и от природы очень красное, как бы малость «переварившееся» лицо. Так что действительно – пельмень и есть.
Нестеров нажал тангенту радиостанции:
– Полина! В вашу сторону идет мужик в джинсовой куртке с бутылкой водки в руках. Видишь его?
– Сейчас, Александр Сергеевич… Да, вижу.
– Не вылезая из машины, приглядите за ним. Если будет заходить в дом, попробуйте сделать адрес. Только аккуратно, если вертлявый – лучше не светитесь. Ясно?
– Ясно. А кто это?
– Потом объясню. Все, конец связи.
Когда бригадир подошел к машине, Полины и Лямки в салоне уже не было. Это означало, что заход Пельменя состоялся и ребята подорвались работать схему «семейная пара». Нестеров забрался на заднее сиденье, смешно фыркая и отряхиваясь после дождевой ванны. Закончив эту процедуру, он с наслаждением всковырнул банку пива и сделал пару затяжных глотков. На лице бригадира немедленно нарисовалась блаженная улыбка, с которой он и встретил возвратившуюся парочку «грузчиков».
– Ну и как успехи?
– Вошел в соседнюю с объектом парадную. Пятый этаж, вторая дверь справа от лифта, квартира 63. Все окна выходят во двор, – отрапортовал довольный Лямин.
Ему очень нравилось устанавливать адреса, изображая юного кавалера Полины. Надо ли говорить, что, в свою очередь, Паша Козырев весьма ревностно переживал каждый подобный случай – в такие минуты ему чертовски хотелось быть на месте Ивана. Особенно после красочного рассказа Лямки о том, как однажды внезапный выход объекта на перекур не оставил ему и Полине иного шанса, кроме как спешно обняться и слиться в весьма продолжительном поцелуе.
– Квартиру срисовали точно? Или плюс-минус два пролета?
– Точно, Александр Сергеевич. Проходом сделали.
– Тогда молодцы. Хвалю.
Нестеров сделал еще один глоток и по мобильнику набрал номер начальника отдела Нечаева:
– Василий Петрович, Нестеров беспокоит.
– Сергеич, давай бегом, я на совещании. Что там у вас? Объект зашевелился?
– Да свои в такую погоду как раз дома сидят, телевизор смотрят. А вот чужие всякие под носом так и шастают.
– Сергеич, давай без этих твоих аллегорий. Я ж тебе говорю – у меня совещание.
– Помнишь, мы в прошлом году по иркутской ориентировке срочную делали? Тогда еще Гурцеладзе из УБОПа канистру коньяка обещал, если мы для сибиряков беглого отыщем…
– Про коньяк что-то такое припоминаю, а вот все остальное… И чего?
– А того, что срисовал я этого товарища. Только что. Представляешь, зашел в тот же дом, где мы сейчас под окнами кукуем. Вот уж действительно: что кругом ходит – то и к нам заходит… Мои на всякий случай адресок срубили. Я вот таперича сижу и анализирую: а вдруг предложение о канистре все еще в силе?
– Понял тебя, Саша. Правильно анализируешь. Сейчас попробую связаться с седьмым отделом, а вы пока за парадняком приглядывайте – может, оно и правда в цвет ляжет…
Минут через пять Нечаев перезвонил. Суть его крайне эмоциональной речи свелась к тому, что «в цвет» действительно «легло», а посему в самом скором времени к «грузчикам» должны подтянуться заказчики с группой технической поддержки и физической подтанцовки. Кроме того, в помощь экипажу начальник уже перебросил смену Пасечника.
– Не догнал?! Это что ж теперь, если сибиряк куда подорвется, нам его тащить, что ли? А как же следопыт?
– Да черт с ним, со следопытом этим. За ним пока все равно ничего конкретного нет, а вот сибиряка твоего они уже полтора года как ищут.
– Он что, в федералке?
– Формально нет. Но там какая-то очень серьезная запутка. Похоже, намеренно не хотят открыто светить свой интерес к нему. Не то чтобы боятся, но опасаются. Потому как там, в Сибири, за него большие люди похлопотать могут. Короче, матерый такой человечище. Так что вы постарайтесь, чтоб все тихо и по уму. Ты ж знаешь, «я скандалов не люблю». Да, и на рожон почем зря не лезьте – не исключено, что он при оружии.
– Вот ведь… ёбтедь. Чего-то при таких раскладах мне и коньяку уже не шибко хочется.
– Поздно, Сергеич. Сам виноват – никто тебя за язык, а вернее, за глаз не тянул. А теперь все: коль прокукарекали «а», надо кукарекать «бэ». Квартиру-то хоть правильно сделали?
– Обижаете, Василь Петрович.
– Смотри, за базар ответишь. Если что не так, двери за свой счет вставлять будешь. Понял?
– Понял, куда ни кинь – везде вилы. Только ты, Василь Петрович, на всякий случай предупреди руоповцев, чтобы они журналистов заморских с собою не тащили. Сам знаешь – примета плохая.
– Вот ведь помянул некстати. Сплюнь.
– Слушаюсь, господин начальник, – рассмеялся Нестеров и действительно сплюнул.
История с «заморскими журналистами» случилась в одна тысяча девятьсот девяносто лохматом году, когда Нестеров по своей субординации еще имел полное моральное и служебное право обращаться к Нечаеву не иначе как «Васька». Именно в это время мировая общественность ввела в массовый обиход термин «русская мафия», а в самой России появились предтечи нынешних УБОПов – оперативно-розыскные бюро. В задачи последних (если кто уже не помнит) входило пресечение на местах этой самой мафии в зародыше, дабы она, зараза, не расползалась по всему свету, наводя ужас на добропорядочных бюргеров и гамбюргеров. Согласно милицейским отчетам и сводкам, пресечение велось более чем успешно. Между тем Запад верить в успехи безнадежного дела почему-то не спешил, либо, как минимум, сомневался. Поэтому, в соответствии с ранее провозглашенным курсом на гласность, в Россию стали приглашать представителей зарубежных общественных организаций и средств массовой информации. Здесь для них устраивали показательные полицейские шоу, в ходе которых на примере «потемкинских малин» Западу показывали, «чьи в лесу шишки». Надо ли говорить, что постановки эти обставлялись с размахом, которому позавидовал бы сам покойный сэр Стэнли Кубрик.
В одной из таких постановочных батальных сцен довелось поучаствовать и смене Нестерова. Тогда на берега Невы с краткосрочным визитом прибыла внушительная делегация сотрудников Интерпола и сопровождающих их журналистов. Причем журналистов даже не заморских, а «заокеанских», то бишь штатников. И не просто журналистов – телевизионщиков. А что самое главное для телевизионщика? Правильно – картинка. Желательно героическая – со стрельбой, мордобоем и финальным торжеством справедливости. Инсценировать стрельбу и мордобой в главке застремались: шутки шутками, но могут быть и жертвы среди своих. Так что решили работать в режиме «реалити-шоу». Прошерстили дела оперучета, подняли агентурные данные и нашли-таки достойные кандидатуры – «малышевского» бригадира очень средней руки по кличке Гвоздь и трех его подчиненных, живущих большой дружной семьей в снимаемой квартире в районе Старой Деревни. Рано или поздно эту компашку все равно следовало брать, так как об их причастности к разбойным нападениям в то время не знал разве что совсем ленивый плюс обслуживающий эту территорию участковый инспектор.
За Гвоздем поставили ноги, и к вечеру первого же дня наблюдения тот привел бригаду «грузчиков» к дому на улице Савушкина. Привел безо всяких эксцессов и приключений, так как за два часа до этого очень конкретно посидел в кафе «Сугроб» в окружении себе подобных маргинальных личностей. От небрежно припаркованной у дома малиновой «восьмерки» Гвоздя потащил молодой разведчик Юра Стрепетов. Первый отрезок пути он исполнил в высшей степени профессионально – вошел в подъезд за объектом, что называется, на плечах и на цыпах. Да и чего ж не войти, если клиент вмазан по самое «мама не горюй»? А вот дальше пришлось попотеть. Времена на дворе стояли тяжелые, перестроечные, о Чубайсе еще никто слыхом не слыхивал – словом, каждая лампочка на счету. В смысле, темно в подъезде, хоть глаз выколи. С трудом ориентируясь в темноте, Юра подорвался вслед за уходящим вверх лифтом, преодолел пяток-другой пролетов и притормозил, вслушиваясь. Лифт остановился на уровне шестого этажа, Гвоздь сделал пару тяжелых шумных шагов вправо, отчетливо рыгнул, втопил кнопку звонка и через некоторое время громко произнес секретный пароль на сегодняшний вечер: «…Конь в пальто… Открывай, сука, свои». Подсветив спичкой номер ближайшей квартиры, Юра произвел в уме нехитрые арифметические действия и получил искомый ответ на поставленный заказчиками вопрос: где сегодня будет чалиться Гвоздь, о чем и поспешил поведать своим боевым товарищам, вляпавшись на обратном пути в собачью какашку.
Через полчаса к дому торжественно подкатил автобус с омоновцами и членами съемочной бригады телеканала GNN. Пока бойцы разминались, а штатники готовили аппаратуру, российский консультант будущего телешедевра сбегал в подъезд и вкрутил лампочки на лестничных площадках пятого, шестого и седьмого этажей. (Предварительно эти самые лампочки с разрешения коменданта здания были вывинчены из мужского туалета главка.) После этого российско-американская ватага бесшумно поднялась к заветной двери. Прозвучала кинематографическая команда «Мотор… Хлопушка…» – и входная дверь была вынесена вместе с косяком к чертовой бабушке и даже еще далее.
Влетающие в квартиру один за другим дюжие молодцы с калашами наперевес, грохот упавшей в прихожей вешалки, хрустящее под тяжелыми ботинками разбитое зеркало, дикие вопли «Всем лежать – всем бояться!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10