https://wodolei.ru/catalog/vodonagrevateli/nakopitelnye/uzkie/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Он тебе сказал, сколько у Анны нашли золота? — спросил я.
Сказал. Ровно три килограмма золотых монет. Как я мог проверить? Получил свою долю, полтора кэгэ, спрятал ее в спальне, за камином. Потом вычислил тебя. Жорж говорит: Вацуру возьмут мои ребята. Я говорю: нет, на этот раз мои. Он согласился. Моих ребят ты оправил на тот свет…
Тарасов качнул головой, то ли сожалея о гибели четырех парней, то ли отдавая дань моей ловкости.
— Жорж как чувствовал, что ты подкинешь бомбу. Потом злорадствовал: у тебя не профессионалы, а шалопаи. Хотел бы я, чтобы он хоть раз встретился с такими шалопаями. У одного только Цончика было двенадцать лет выслуги в ОМОНЕ, это был профессионал высочайшего класса: более полусотни операций по освобождению заложников, в том числе в зонах. Потом парня уволили из органов — ударом кулака убил одного зека, а у того оказались влиятельные родственники, возбудили уголовное дело. Пришлось Цончику снять погоны. Остался работать у меня нелегалом, возглавлял группы по перехвату контрабанды и ворованных вещей. Ни страха, ни боли парень не знал. А ты его грохнул…
Я его понял: он выставлял мне счет.
— В том, что золото у меня увели, тоже твоя вина есть. Играл со мной в кошки-мышки, отвлекал меня и моих патрулей, которые, как идиоты, гонялись за тобой по всему Бирюлево. Если бы не ты, ночевал бы я на даче, и тайник остался бы цел.
Он лгал, но думал, что я ему верю.
И последнее: Вика. — Он сделал паузу. — Разве не знаешь, что с чужими женами заигрывать негоже? Зачем напоил бабу до бесчувствия? Не таскался бы за ней, ушла бы она вчера со мной и осталась бы жива.
Ты все переврал, Тарасов, — сказал я. — Все было не так!
Да ладно! — резко махнул он рукой. — Оправдываться еще будешь… Ты по горло передо мной в долгу. И пока долги не вернешь, будет твоя баба сидеть на зоне до последнего звонка.
Сколько ты хочешь? — спросил я.
Все, что у тебя есть! — зло выкрикнул Тарасов. — Все! Допустим, у Анны было три кило. Значит, у тебя две доли — своя и Влада. Шесть кило вынь да положь. И ни граммом меньше! Ни граммом, Вацура! Торговаться не буду, сдам тебя прокуратуре, навешаю улик, за Жоржа и Вику получишь «вышак». Выбирай! Золота у меня уже нет. Я его продал нумизматам.
Хорошо, — охотно согласился Тарасов. — Я тебе верю. Сколько черные нумизматы дают за генуэзскую золотую монету пятнадцатого века весом в три грамма? Минимум двести долларов? Вот и помножь. Сколько получается? Четыреста тысяч баксов! Будешь платить?
Да, — ответил я, зачерпывая совком из ведра большие куски антрацита и высыпая их в огонь. — Когда Анна будет на свободе, когда она сядет в мою машину…
Нет! — перебил меня Тарасов. — Теперь условия буду ставить я. Все будет по-другому, Вацура. Я скажу тебе, к какому часу и в какое место подъехать. Там будешь ждать меня. К твоей машине подойдет мой человек. Отдашь ему деньги. Он проверит и пересчитает, после чего приведет к тебе Анну. Все! Никаких других вариантов!
Как ты вытащишь ее с зоны?
Это моя головная боль. Предупреждаю; надумаешь меня «кинуть» — живым оттуда не уедешь.
Это я понял. Только еще одна просьба: будь добр, вместе с Анной верни мне паспорт, права и документы на машину.
Хорошо, — не долго думая, согласился Тарасов. — Выпьем, что ли, вина?
Я нехорошо пошутил:
А не боишься разделить участь своей жены? Тарасов усмехнулся и отрицательно покачал головой.
Нет, не боюсь.
Он подошел к буфету, сдвинул стекло и стал перебирать бутылки.
— Вика пила только «смирновку». Я предпочитаю «Довгань». Водку я всегда покупал в одном и том же магазине, и с обратной стороны каждой этикетки «смирновки» есть вот такой текст…
Он взял плоскую бутылку и повернул ее так, чтобы мне был виден текст.
А вот эта бутылка, из которой вы вчера лакали, чужая. Она куплена не мной и не в моем магазине. Это я заметил еще вчера.
И спокойно смотрел, как твоя жена травится?
Во-первых, я не знал, что она травится, — отпарировал Тарасов. — А во-вторых, моей жене бесполезно было что-либо запрещать. Если бы я сказал, что эта водка принесена в дом не мной, Вика назло мне выпила бы ее до дна.
Кто ее сюда принес? — спросил я.
Тарасов, усмехаясь, теребил подбородок. На стеклах его очков отражались языки пламени.
Как интересно ты спросил, словно схватил себя за левое ухо правой рукой. Спросил бы напрямую: кого я подозреваю в убийстве жены?
Допустим, еще час назад ты подозревал меня, — ответил я. — Но насчет водки, надеюсь, у тебя сомнений нет?
Хитрый ты, Вацура, мужик! Эта водка интересует меня меньше всего. Кто сказал, что в ней подмешано снотворное? Ты? А почему я должен тебе верить?
Выпей сто грамм, и поверишь.
Не хочу.
Ты мне не хочешь верить?
— Да, это так. Тебе опасно верить. Ты блефуешь. Ты играешь, и фальшь хорошо просматривается.
Он говорил все медленнее, подходя к главному, что хотел сказать. Я молчал, ковыряясь кочергой в огне.
Ты хорошо подумал, прежде чем согласиться на мои условия? — допытывался Тарасов. — Ты понимаешь, что будет с тобой и Анной, если ты приедешь без денег?
Понимаю. Но с чего ты взял, что я приеду без денег?
С чего? — Тарасов рассматривал этикетку «Довганя». — А с того, что нет у тебя никаких денег. И никогда не было. Лгать, когда тебя почти приперли к стене, было невыносимо, и мне очень хотелось закончить этот разговор, шарахнув Тарасова кочергой по спине.
Ну-ну, — ответил он. — Посмотрим… А теперь запоминай: Харьковское шоссе, гонишь пятьдесят километров до Чехова, проезжаешь его и еще километров пятнадцать в сторону платформы «Луч». За кладбищем будет поворот на проселочную дорогу. Ты должен ждать меня там завтра в шесть вечера. Запомнил?
Харьковское шоссе? — переспросил я. — Что-то я не припомню там никаких женских колоний.
Не о том думаешь, Вацура.
Как я узнаю, что ты действительно привез Анну?
Влад выведет ее из моей машины, и ты сможешь полюбоваться ею в свете фар.
Влад?! — едва не закричал я. — Значит, эта сволочь продаст мне женщину, которую любил? Потрясающе!
Он такая же сволочь, как и ты, — процедил Тарасов. — Ну все, я тебя больше не задерживаю. Скоро подъедет оперативная группа, и тебе лучше находиться отсюда подальше.

20

Я не знал, чем мне заняться до шести вечера следующего дня. На последние деньги я вставил в автосервисе ветровое стекло, заправил бак под завязку, покрутился возле магазина «Охотник», в коммерческом киоске купил ленту «скотч», несколько пакетиков с томатным соком да батон «докторской». Езда по Москве без прав, паспорта и с «сентинелом», спрятанным под задним сиденьем, была равносильна добровольной сдаче властям, и я предпочел провести остаток дня и последующую ночь в глухом подмосковном лесу, постоянно гоняя движок на холостых оборотах и прогревая салон.
С убийственным спокойствием я дождался вечера, и по проселочным дорогам, жуя колбасу, не торопясь поехал в Чехов. Плана, как и денег, у меня не было. Я сам не знал, на что надеялся, но полное отсутствие надежды, как и ее избыток, замораживали нервы, и я ехал на «стрелку» с железной выдержкой безнадежного тупицы, идущего на трудный экзамен.
Кладбище, занесенное снегом, с торчащими поверх сугробов покосившимися крестами навевало смертельную тоску. Я проехал мимо Него, спугнув громадную стаю ворон. Черные птицы, гадя сверху на машину, провожали меня до поворота на проселочную дорогу и успокоились лишь тогда, когда я, остановившись на обочине, заглушил мотор и выключил свет фар.
Откуда Тарасов мог узнать, что денег у меня нет? Это мог знать только Влад. Но он никогда ни при каких обстоятельствах не поставит об этом в известность Тарасова. Может быть, Тарасов интуитивно догадывается, что я вожу его за нос? Дай Бог, чтоб было так.
Пошел седьмой час. Мир вокруг машины погрузился в непроницаемый мрак. Я думал об Анне. Как она выглядит? Похудела, смертельно устала от темноты и сырости помещения, в котором ее держали почти полтора месяца? Как встретит меня?
Я повернулся и взял с заднего сидения полиэтиленовый пакет, набитый пачками прямоугольных листков из газетной бумаги, поверх которых были пришлепнуты ксерокопии стодолларовой купюры. Более дешевой «куклы» мир наверняка не знал. Даже в полной темноте эту макулатуру невозможно было принять за доллары. Приманка для кретинов. Впрочем, можно было бы вообще ничего не готовить.
«Точность — вежливость королей» — это сказано не про Тарасова. Если бы он в самом деле готовил побег и вытаскивал Анну из зоны, я готов был бы ждать сутки, двое, даже неделю. Атут обыкновенный чулан в деревенском доме на дальнем отшибе станции «Луч». От этого дома до кладбища — десять минут езды от силы. Не спешит Тарасов, боится, не верит.
В четверть седьмого, наконец, среди черных стволов деревьев замерцали огоньки фар. Со стороны деревни в мою сторону ехал белый «мерседес» Тарасова. Я завел двигатель, включил дальний свет и вышел из машины. «Мерседес», словно зеркальное отражение, тоже врубил дальний свет, стал притормаживать и остановился. Две машины разделяло не больше тридцати метров.
Я поднял руку с пакетом над головой. «Сейчас, — думал я, — чувствуя, что начинаю волноваться, как школьник перед первым свиданием. Сейчас из машины выйдет Влад с Анной».
Из-за ослепительного света фар я не заметил, как распахнулись двери, и понял, что сближение началось лишь после того, как на фоне двух сияющих солнц показались силуэты Влада и Анны.
Влад, не изменяя своим привычкам, счел необходимым покривляться, как обезьянка перед зеркалом. Не подходя ко мне слишком близко, он сомкнул над головой руки, изображая рукопожатие, затем взял Анну под локоть и повернул ее так, чтобы мне был виден профиль. Затем — спина, затем — опять профиль.
Ты доволен? — громко спросил он, перекрикивая шум вентиляторов.
Где мои документы?
У Анюты в руке… Подними лапку, милая!
Забирай деньги! — ответил я.
Кидай пакет!
Я качнул рукой, подкидывая пакет в воздух. Он сверкнул в лучах, на мгновение исчез из поля зрения и, словно с неба, свалился к ногам Влада. Тот нагнулся, поднял его со снега, раскрыл и надолго подвесил над ним свой массивный с горбинкой нос.
Анна стояла рядом с ним ни живая ни мертвая. «Мерседес» моргнул фарами — кажется, Тарасов терял терпение и торопил Влада.
— Порядок! — крикнул он, обернувшись к машине, и слегка толкнул Анну в спину.
Я думал, она упадет в мои объятия. Но Анна прошла мимо меня, будто не узнала. Я схватил ее за руку, подвел к «опелю» и посадил на переднее сиденье. Самое страшное осталось позади.
Обойдя машину, я сел за руль, выключил свет и повернулся к Анне.
— Ну, здравствуй, — сказал я, замечая, что мой голос предательски дрожит. — Потерпи еще немного, сейчас все закончится.
В ближайшие минуты Анне предстояло еще многое пережить и переоценить. Я взял ее холодную руку и поднес к губам. Она, не шелохнувшись, смотрела на слепящий свет «мерседеса».
Не волнуйся, — прошептал я, увидев, как Влад сел в машину. — Все уже позади.
Все еще впереди! — неожиданно раздался за нашими спинами чей-то неприятный голос, и я, вздрогнув, почувствовал, как мою шею сдавила стальная струна. — Не дергайся, не то выстрелю твоей бабе в голову. Поехали!
Оказывается, я в ком-то сильно заблуждался. Такой репризы в сценарии не было.
Струна врезалась мне в горло с такой силой, что, казалось, кожа вот-вот лопнет и чулком сползет на плечи. Я взялся за рычаг передач и толкнул его вперед.
— Разворачивай, — прошептал над моим ухом голос. Мне показалось, что я уже где-то слышал его. — Гони на Москву, а потом на Быково. Чем быстрее доедешь, тем меньше крови из тебя выльется.
Превозмогая боль, я вывернул руль и надавил на акселератор. Машина, пробуксовывая, медленно набирала скорость. Скосив глаза, я посмотрел на Анну. Казалось, она онемела, она уже никогда не сможет говорить и испытывать простые человеческие чувства. Короткий ствол десантного «Калашникова», просунутый между спинкой сиденья и подголовником, упирался ей в шею. Я поднял глаза. В салоне было слишком темно, и зеркало отражало лишь черный прямоугольник с двумя яркими удаляющимися точками — расстояние между нами и «мерседесом» быстро увеличивалось.
— Ты кто? — с трудом произнес я. Кадык при разговоре двигался, и струна еще больнее врезалась в горло.
— Как, разве не узнал?
Тихий, приглушенный, почти сиплый голос, лишенный оттенков и эмоций, каким читают скучнейшую лекцию скучнейшие преподаватели.
Не узнал. Что тебе надо?
Мне от тебя — ничего. А я же постараюсь выполнить твое самое сокровенное желание и восстановить справедливость. И твоя баба получит полное удовлетворение. Ей уже давно хочется. Правда, ягодка?
«На Быково, — думал я. — Вся история кружится вокруг „Элекс-банка“, особняка Жоржа в районе Быково и дачи Тарасова. Этот тип наверняка гонит меня в особняк Жоржа. Какое мое сокровенное желание он собирается выполнить?»
Мы доехали до первого светофора в Чехове и остановились на красном сигнале. Улицу освещали редкие фонари, и скудный свет едва проникал в салон, но его было достаточно, чтобы я, наконец, рассмотрел узкое, бронзовое от загара лицо человека, сидящего сзади. Лицо сразу же показалось мне знакомым, и я принялся перебирать всех людей, которых знал, сопоставляя его с тем, что увидел в зеркале.
Я слишком долго вспоминал этого человека потому, что перебирал в памяти живых. А надо было искать среди мертвых.

21

— Цончик!! — дико заорал я и ударил по тормозам, едва стартовав от светофора.
Бронзоволицый, не успев ухватиться за что-нибудь, повалился вперед и больно толкнул стволом Анну.
Потише, шляпа! — сказал он. — Раньше мне казалось, что нервы у тебя покрепче.
Откуда ты? — бормотал я, озираясь через плечо назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23


А-П

П-Я