– Что ж, все это было очень интересно, – сказала Ферн, с трудом подымаясь на ноги. – Но теперь, я думаю, Ферн время идти бай-бай.
– Так ты поможешь мне? – снова спросила Рэли, вставая и подхватывая Ферн, качающуюся на своих высоких, очень высоких каблуках.
– Послушай, – сказала Ферн, когда они, пошатываясь, направились к двери. – Ты ничего не сможешь доказать, понимаешь? Ты просто зациклилась на этом.
Уцепившись за дверную ручку, Ферн распахнула дверь и стояла так, шатаясь и держась за нее.
– Это очень плохо, плохо, – бормотала она, пытаясь дотронуться до щеки Рэли, – потому что ты разожгла во мне огонь, парень. Действительно разожгла.
Она верит мне, говорила себе Рэли, когда медленно ехала обратно в отель. Все дело в деньгах. Она не хочет, чтобы я получила свою долю денег сэра Джорджа Дина. Миллион долларов для нее дороже сенсации. Ладно, а как насчет того, чтобы уступить свою долю поместья сэра Джорджа Дина? Ты дашь такую расписку? Но Рэли понимала, что никогда не сделает этого, никогда не согласится ни на что меньше, чем именно то, что составляло ее долю. Во всем.
В своем маленьком бунгало она открыла ящик, достала оттуда одну из принадлежностей отеля – телефонный справочник. «Для миссис Пол Фурнье», написала она на конверте и далее: «Мистеру Роджеру Хортону». Затем название газеты, адрес. И внизу конверта: «Лично и конфиденциально».
«Дорогая миссис Фурнье…» – начала она писать.
ГЛАВА 68
Голос был мягкий, неуверенный. В нем звучала надежда, но и сомнение тоже.
– Это миссис Фурнье, – сказал голос. – Несколько дней назад вы послали мне письмо.
Рэли резко села и открыла рот, пытаясь что-то сказать.
– Вы меня слышите?
– Да, да, – заикаясь, ответила она, – извините. Я рада, что вы позвонили.
– Я не знаю, право, с чего начать, – сказал голос. – Я имею в виду, что тогда, давно, когда это произошло, было много всяких звонков. И все говорили то же самое, что вы написали. Что у них есть информация о Рэли. Я никогда не говорила ни с кем из них. Это делал мистер Фурнье, отец Рэли. И каждый раз оказывалось одно и то же. Никто из них ничего не знал. И раньше, позже все они хотели получить деньги за что-нибудь.
– Что ж, большое спасибо, – сказала Рэли. Она вытянула руку и посмотрела на нее. Рука дрожала уже меньше.
– Но прошло много лет с тех пор, как кто-нибудь связывался с нами, утверждая, что обладает информацией о Рэли, – продолжал голос. – Дело в том, что сейчас я и мистер Фурнье не живем вместе. Это крайне неприятно. Так что, вы понимаете, я должна все обдумать и решить, что делать.
– Как я и писала… – начала Рэли.
– И еще, – продолжал голос, – это не тот случай, когда я могу поделиться с моим женихом, мистером Хортоном. Он бывает очень раздражительным.
Я тоже, подумала Рэли.
– Но, в конце концов, любопытство во мне взяло верх, – сказал голос со слабым смешком. – Но я хотела бы знать, откуда вам известно, что письмо, посланное через мистера Хортона, попадет ко мне. Я хочу сказать, мы пытаемся быть осмотрительными. А вы остановились в «Беверли Хиллз-отеле»… Мы опасаемся сплетен. Ведь ни один из нас еще не свободен полностью.
– Бобби сообщил об этом, – сказала Рэли. – Он и мой парикмахер тоже.
– Ах, вы ходите к Бобби, – теперь в голосе прозвучало облегчение. – Что ж, это все объясняет.
– Я буду весьма признательна, если вы уделите мне несколько минут вашего времени, – сказала Рэли. – Разумеется, когда вам будет удобно.
Ну… не прямо так сразу. Она должна переделать вечернее платье. Оно как-то неловко держится на плечах. Потом обработать воском ноги. Это обязательно надо сделать. Потом у нее целое расписание обедов и чаепитий. Потом, конечно, она должна посетить Бобби. И пока будет находиться у него, сделать маникюр. И педикюр тоже. Потом они планировали совершить маленькую поездку. Она и мистер Хортон. В Санта-Барбару. И она еще должна решить, что надо упаковать.
– Может быть, в четверг, – сказала Бет с неуверенностью в голосе.
– Мне приехать к вам? – спросила Рэли.
– Пожалуй, это не слишком хорошая идея, – сказал голос, и Рэли тут же уловила подтекст. Этот «Беверли Хиллз-отель», Бобби, как бы то ни было, незнакомая особа. Возможно, опасная. Никогда ничего не знаешь в наши дни…
– Почему бы вам не позавтракать со мной? – предложила Рэли. – Я бы пригласила вас на ленч в «Поло Лонж».
– Ах нет, – ответила она, – не стоит. А вдруг то, что вы можете сказать мне о Рэли, расстроит меня? А там я буду перед всеми этими людьми…
– Хорошо, – терпеливо сказала Рэли. – Я живу не в самой гостинице, а в бунгало. Мы можем заказать ленч и посидеть на моей маленькой террасе.
– Думаю, это самое лучшее, – ответила она. Переговоры о том, когда она приедет, заняли еще несколько минут. Теперь я могу представить, как она проводит свои дни, с улыбкой подумала Рэли, повесив трубку. Ох, ей не терпелось скорее увидеть ее. Невозможно поверить, как она скучала по ней до того момента, как подняла трубку и снова услышала ее голос. Четверг, в час дня. Ах, не смогу дождаться. Я просто не смогу дождаться, подумала она блаженно.
Но этого не будет в четверг и не будет в час дня, прочитала Рэли в записке, оставленной телефонисткой в ее ящичке, когда на следующий день вернулась к себе после часов, проведенных в гимнастическом зале Кальтека. И просьба позвонить.
– Я тут думала о нашей встрече, дорогая, – начала Бет Кэрол, когда домоправитель соединил ее с линией.
Ох, только бы не… – подумала Рэли.
– Лучше, если вы придете ко мне, – сказала Бет Кэрол, – я спросила о вас у Бобби, когда встретилась с ним вчера. Должна сказать, что теперь это стало весьма затруднительно, все время надо ждать. Я всегда должна была ждать Бобби, с самого начала, как стала ходить к нему. Но иногда его просто нет на месте. В конце концов, он мог бы хотя бы позвонить. Я хочу сказать, что это такая невоспитанность, как вы думаете?..
– Да, – согласилась Рэли.
– Во всяком случае, – продолжала она, – Бобби говорит, что вы чудесная, милая молодая особа и что вы выросли в Мексике. Так что приходите к чаю, хорошо? В пятницу, я думаю, около четырех. Я люблю чай, а вы? Я хочу сказать, что это никак не помешает тому, что я должна сделать с утра, а у вас еще останется время подготовиться, если вы будете чем-то заняты вечером.
– Прекрасно, – сказала Рэли, – я буду у вас в пятницу в четыре часа.
Только уже выехав в направлении бульвара Уилшир в пятницу, Рэли осознала, насколько она нервничает. Был великолепный день, яркий и ясный, с легким ветерком. Она остановилась на красный свет перед входом в Лос-Анджелесский музей искусств, пропуская вереницу пешеходов. На ступенях музея туристы фотографировали друг друга. Как много должна она сказать ей, размышляла она с беспокойством, когда красный сменился зеленым. О, конечно, о Фисках. Об университете Чикаго. Она взглянула на высокое белое здание «Карнейшн», на колышущиеся пальмы, на школьную площадку для игр. А как насчет Пола? О том, что он пытался убить ее? Сможет она выдержать это? Может быть, это будет несправедливо по отношению к ней? Может быть, Рэли лучше вычеркнуть Пола из сценария? Просто произошел какой-то несчастный случай, но вот, мама, мы снова вместе наконец-то.
Рэли направила свой маленький автомобиль во въездные ворота Фремонт-Плэйз. Назвала свое имя одетому в униформу охраннику в домике у ворот. Подождала, пока он позвонил и уточнил, что ее ждут, можно впустить. Кивнул, поднял шлагбаум, чтобы она могла проехать, и пожелал хорошо провести день.
Она увидела, что здесь повсюду особняки, один за другим на больших зеленых лужайках с зарослями белых и розовых ибикусов и олеандров. Здесь все было по-другому, чем в Беверли-Хиллз, с его мешаниной архитектурных стилей, – каждый хотел жить в соответствии со своей фантазией. Нет, здешние особняки были величественны, подчинены единому замыслу, многое из крупного кирпича, словно их возводили где-нибудь на востоке, где необходима защита от морозных зим, снега и холодных дождей с градом.
Охранник сказал, что на втором повороте ей надо свернуть влево. Вот он, третий дом, с белыми березами перед фасадом. Вот он, поняла она, свернув на подъездную аллею. Припарковала машину. Дом тоже кирпичный, покрашенный в белый цвет, двухэтажный, с мансардой. Садовник подрезал оранжевые ветви бугенвилий, которые образовывали арку над входной дверью. Она посмотрела на дом и проглотила комок в горле. Посидела еще несколько минут, размышляя, как может выглядеть ее встреча с матерью, прежде чем медленно выйти из машины. Подошла к входной двери, окрашенной в изумрудно-зеленый цвет. Кивнула садовнику, который ответно кинул ей. Позвонила в дверной звонок и услышала его треньканье где-то внутри.
Рэли взволнованно смотрела, как начала поворачиваться дверная ручка, услышала голос своей матери с ноткой оживления, когда она произнесла:
– Моя дорогая, я уже думала, что вы заблудились…
Она взглянула в глаза своей матери, такие же голубые, как у нее самой. Она увидела, как выражение приветливости сменилось растерянностью. А затем, почти мгновенно, пониманием.
– Рэли, – выдохнула она, схватившись за горло, – это ты.
– Мама, – сказала она почти с плачем и протянула к ней руки…
– Какая ты красивая, – не переставала бормотать ее мать, когда, вцепившись в ее руку, вела сквозь просторный холл с натертыми полами, потом по красивой винтовой лестнице через большую нарядную гостиную с тяжелыми занавесями и восточными коврами. «Моя крошка, моя крошка», – шептала она, когда они вошли в уютную библиотеку, все стены которой были заставлены полками с книгами, мебелью, обтянутой абрикосовым, бледно-зеленым и светло-желтым ситцем. Здесь стояли редкие антикварные столики с лампами под парчовыми абажурами. От роз в хрустальных вазах исходил нежный аромат.
– Ты такая красивая, – повторила она, глядя на Рэли полными слез глазами. – Я никогда не переставала верить, что этот день когда-нибудь настанет.
– Я люблю тебя, – сказала Рэли, – я так скучала по тебе.
– Ты очень выросла, – сказала мать, не в состоянии оторвать от Рэли глаз. – И поэтому я чувствую себя такой старой.
Рэли взглянула на мать и привлекла ее к себе. Дотронулась до ее руки, до плеча. Ласково провела рукой по щеке.
– Я люблю тебя, – повторила она. – Я так сильно скучала по тебе, мама.
– Я приготовлю чай, – произнесла Бет со слабой улыбкой. – Маленькие сандвичи, ячменные лепешки. Тут неподалеку, на Лэрчмонт, есть английский магазин. Или, может быть, нам выпить? Отпраздновать шампанским. – Она переплела свои пальцы с пальцами Рэли. – Я люблю тебя, мое дитя, я так скучала по тебе.
– Ничего не нужно, – сказала Рэли, – все, чего мне хочется, это быть рядом с тобой.
– Это все Пол, ты понимаешь, – сказала мать, – это он все проделал, из-за денег, конечно.
Значит, она знала, осознала Рэли, по ее спине пробежала дрожь.
– Я была такой неискушенной, – бормотала Бет со слезами на глазах, гладя руку Рэли. – Он был первым мужчиной в моей жизни, единственным мужчиной. Он буквально ошеломил меня. Прежде чем я успела опомниться, мы стали мужем и женой. Теперь так с девушками уже не бывает. Все эти неразборчивые связи, эта свободная любовь. Эти пилюли. Вот почему они думают, что могут все себе позволить без последствий. – Она замолчала и покачала головой, глядя на Рэли. – Моя малышка, – сказала она, – ты и в самом деле здесь.
– Да, мама, – сказала Рэли, и слезы катились по ее щекам.
– Я даже не знала, что существуют контрацептивы, – продолжала Бет, – я думала, что дети появляются на свет из пупка. В самом деле так думала. И наступила наша брачная ночь. Тогда-то я сразу забеременела тобой. Рэли подумала о дате на брачном свидетельстве, хранящемся в зале записей в Пасо-Роблес, сопоставила с датой на своем собственном свидетельстве о рождении. М-да, сказала она сама себе и улыбнулась матери.
– Пол знал, как сильно мой отец хотел иметь внука, – продолжала она, – его, с пятью дочерями, можно понять. Сохранить семейное имя. «Мы сообщим ему, что это мальчик, – сказал Пол, когда ты родилась. – Он никогда не увидит разницу. Он живет там, мы живем здесь. В конце концов, у тебя не такие уж тесные отношения с ним. Мы назовем ребенка в его честь, и он будет присылать нам деньги». – Это было безнравственно, но я пошла на это. Мне было так стыдно, что я больше никогда не видела моего отца до конца его жизни. Я просто не могла предстать перед ним лицом к лицу с ребенком, который был его внуком только по имени. Я даже не была в состоянии говорить с ним по телефону. А Пол, да, он даже не разрешал мне разговаривать или переписываться с моими сестрами. «Ты сболтнешь что-нибудь, – говорил он, – я тебя знаю». Но я-то, моя дорогая, как я могла проделать такое с тобой? С собой? – Смахнув слезы, она испытующе взглянула на Рэли. – Я ничего не смогла бы сама сделать для тебя. Твое выдвижение, твой дебют…
– Не надо, мама, – умоляла Рэли, в то время как голос Бет Кэрол пресекся, плечи затряслись.
– Я думаю, мне нужно немного выпить, – сказала ее мать с неуверенной улыбкой. – В конце концов, мое единственное дитя не каждый день возвращается из небытия.
– Я не помню, что произошло, – так Рэли решила сказать своей матери, когда за окном маленькой уютной комнаты стали сгущаться сумерки. – Я очнулась, когда лежала в изоляторе в деревушке на побережье Мексики. Там жили Фиски, Элеонор и Чарльз Фиски, философы. Какие-то рыбаки отнесли меня туда, потому что там был доктор.
– Пара, которая недавно умерла, – прошептала ее мать, – я читала об этом в газетах. Какая трогательная любовная история…
– Они приняли меня, – говорила Рэли. – Я была настолько испорченным баловнем-кинозвездой, что, возможно, у них иногда появлялось желание выбросить меня обратно в море. Они думали, что у меня амнезия. Но я не знала, что мне делать, и поддерживала в них это убеждение. Несколько лет они опекали меня, а потом послали в университет в Штаты. В Чикаго, где преподавала Элеонор.
– Это был худший период моей жизни, – угрюмо сказала ее мать, наливая себе немного водки в стакан со льдом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70