Пистолет упал на землю. Молния прорезала ночную тьму. Раздался оглушительный удар грома.Он потащил ее в глубину прохода, где было совсем темно, мимо мусорных баков, туда, где, возвышаясь в метре над землей, у стены стояла платформа, на которую опоражнивают содержимое баков. Сейчас она пустовала. Он легко приподнял ее и швырнул на платформу. Рука ее медленно потянулась к отворотам бот, где был спасительный браунинг.— Не вынуждай меня пускать в ход нож.Она выхватила пистолет и уже начала поднимать его, когда он ударил ее.Она тут же выронила пистолет, а рука инстинктивно прижалась к щеке, на которой пламенем полыхал пожар. Пальцы тут же намокли, и она подумала было, что это просто дождь, но влага была липкой и густой, и она поняла, что это кровь. Он порезал ей щеку, кровь текла из щеки! И тут ее охватил страх, какого она еще никогда не испытывала.— Ну вот, умница, — сказал он.Снова сверкнула молния, и снова ударил гром. Теперь она ощущала нож у себя под платьем, не смея шелохнуться. Он словно дразнил ее, легонько поддевая ножом колготки. Она вся сжалась от ужаса, ожидая, что вот сейчас он снова пустит в ход нож, и на этот раз будет хуже, будет гораздо больнее. Раздался звук рвущегося нейлона. Он разрезал колготки, обнажив под ними пояс. Убедившись, что на ней сегодня много чего надето, он рассмеялся.— Ага, поджидала меня? — все еще смеясь, сказал он и одним ударом разрезал пояс и трусы; теперь ничто не защищало ее от ночного холода, раздвинутые ноги дрожали, на лицо падал, смешиваясь с кровью, дождь и смывал кровь со щеки, которая все еще горела после удара. Ее глаза широко раскрылись от ужаса, когда он прижал лезвие ножа к влагалищу и спросил:— Ну как, Мэри, хочешь, чтобы я и здесь немного поработал?Она отчаянно затрясла головой: «Нет, пожалуйста, не надо». Сначала из горла вырвались какие-то нечленораздельные звуки, затем ей все же удалось выговорить:— Нет, пожалуйста. — Она беспрестанно дрожала, ощущая, как нож медленно скользит по телу вверх и снова упирается в горло.— Не надо, пожалуйста, не надо, довольно.— Значит, не надо? А что надо? Может, ты хочешь, чтобы я тебя трахнул?Она снова затрясла головой: нет, нет, не надо. Но вслух сказала: «Убери нож».— Стало быть, ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, а, Мэри?«Нет, ни за что», — пронеслось в голове.— Да, — сказала она.— А ну-ка, скажи это вслух, Мэри.— Убери нож, — сказала она.— Вслух!— Да, трахни меня.— Хочешь от меня ребенка, а, Мэри?«О, Господи, да ни за что, — подумала она, — ни за что, никогда».— Да, — сказала она. — Я хочу от тебя ребенка.— А вот и врешь, — рассмеялся он.Где-то совсем близко ударила молния, и тут же страшный грохот расколол небо надвое.Она все знала. Знала, как выцарапывать глаза, как ослепить этого подонка, как взять в рот и внезапно изо всех сил укусить. Она знала это и многое другое, от чего насильнику ой как не поздоровится. Но к ее горлу был прижат нож.Нож упирался в ложбинку, и она буквально слышала, как отчаянно бьется пульс. Он полоснул ее по лицу, она чувствовала, что щека все еще нестерпимо горит и из глубокого и длинного пореза не переставая течет кровь. Дождь поливал ее лицо и ноги, юбка задралась до самой талии, спиной она ощущала холодный мокрый бетон платформы. Тут она почувствовала, как он входит в ее стылое тело, и испугалась, что он порвет ей все внутри, словно нож не к горлу приставлен, а бесчинствует там, внизу.Она дрожала от стыда, страха, и бессилия, ей было больно, она зарыдала, она умоляла его остановиться, но боялась кричать, потому что тогда нож вонзится ей в горло с такой же неизбежностью, с какой владелец ножа вонзился в нее саму. И когда по его телу пробежала последняя дрожь, а кончик ножа мелко-мелко запрыгал на горле, когда он обмяк, она подумала только: «Ну вот, наконец все. Кончил». И стыд жаркой волной снова нахлынул на нее, и она испытала чувство чудовищного унижения и зарыдала еще сильнее, презирая саму себя. В этот момент ей ясно открылось, что никакой она не полицейский на задании; лежит она здесь, в темноте, вся одежда порвана, ноги раздвинуты, и внутри чья-то сперма. Нет. Не полицейский, а испуганная жертва, беспомощная, поруганная женщина. Накатила немыслимая боль и тоска, и она изо всех сил зажмурилась.— Ну, а теперь отправляйся делать свой аборт, — сказал он и откатился в сторону.Где, интересно, пистолет, то есть пистолеты?Она услышала его поспешно удаляющиеся шаги.Она лежала, не открывая глаз, и боль ощущалась во всем теле, и сверху, и снизу.Она еще долго лежала.А потом, спотыкаясь, вышла на улицу и из ближайшей будки позвонила в полицию.С очередным ударом грома, уже не слыша его, она упала без чувств на землю. Глава 12 Энни пылала жаждой мести.Зная, что случилось с Эйлин накануне вечером, представляя, как лежит она в разодранной одежде, истекая кровью, под дождем в этом проклятом закоулке, она только одно себе твердила: «Этого сукина сына надо остановить, и дай ей Бог выдержки не пристрелить его, когда попадется, даже не узнав его имени». О том, что произошло с Тедди Кареллой вчера днем в кабинете у Филипа Логана, она не знала; она и со Стивом-то была едва знакома, помнила только, что сидел там за столом в инспекторской Восемьдесят седьмого, когда она впервые там появилась, полицейский, похожий на китайца. Но если бы она знала кого-нибудь из них, если бы знала, что Тедди вчера прошла свое боевое крещение, сочла бы, что все сходится, только Эйлин пришлось куда круче, чем Тедди.Сержант Мерчисон позвонил ровно без десяти восемь, через пять минут после того, как патрульная машина Восемьдесят седьмого приняла вызов и обнаружила Эйлин, без сознания лежащей на тротуаре около телефонной будки. Энни молча выслушала Мерчисона, поблагодарила его, надела плащ и вышла на улицу. Гроза кончилась, но дождь упорно лил. К тому времени, как она добралась до больницы, на щеку Эйлин уже наложили двенадцать швов. Дежурный врач сказал, что ей дали успокоительное и сейчас она спит. Пусть ночь побудет под наблюдением, ведь когда ее доставили в больницу, она была в шоковом состоянии. Доктор не разрешил Энни пройти в палату, как она ни настаивала. Энни пошла домой, и на всякий случай, было уже почти десять, набрала номер ГЦО. Никто не ответил. Тогда Энни позвонила по домашнему телефону Полли Флойд, директора организации, с которой она уже разговаривала вчера. И здесь никто не подходил. Она упорно повторяла звонки до полуночи и, не добившись успеха, попыталась заснуть. Но так и промаялась до утра.В девять она снова позвонила в ГЦО, но там по-прежнему никого не было. И в девять пятнадцать, и в девять тридцать. Тогда она в очередной раз набрала домашний номер Полли Флойд. Насчитав десять гудков, Энни уже собиралась повесить трубку, но тут Полли наконец подошла к телефону. Энни сказала, что им нужно встретиться на работе у Полли. Та ответила, что по субботам они не работают, все закрыто. Энни настаивала. Полли отнекивалась.— Нет, откройте, — твердила Энни, — и пусть там к одиннадцати соберутся все ваши сотрудники.Полли наотрез отказалась. Энни сделала глубокий вдох.— Мисс Флойд, — сказала она, — сейчас в больнице находится офицер полиции, доставленный туда вечером с ножевой раной на лице. Пришлось наложить двенадцать швов. Я могу, конечно, отправиться к прокурору и получить ордер на обыск, но предупреждаю, если вы заставите меня это сделать, вам же будет хуже. Поэтому предлагаю...— Это что, шантаж?— Считайте, как угодно.— Хорошо, я постараюсь собрать людей.— Спасибо, — Энни повесила трубку.ГЦО помещалось над дышавшим на ладан книжным магазином, на третьем этаже шестиэтажного здания. Энни пришла туда около одиннадцати. Небольшая приемная, в которую вела дверь с матовым стеклом, могла бы, пожалуй, сойти за контору какого-нибудь частного детектива, если бы не плакаты на стенах. На плакатах были представлены в увеличенном изображении различные стадии развития эмбриона. По верхнему обрезу каждого плаката тянулась надпись «Главная Ценность Общества». Буквы были выведены красным и выглядели словно капли крови. Полли Флойд сама напоминала зародыш на поздней стадии развития, крохотная с красным личиком и красной кожей на руках, постриженная под мальчика блондинка, которую, кажется, не только никто никогда не целовал, но даже и не хотел поцеловать. Впрочем, тут Энни могла ошибаться, в конце концов, вчера до двенадцати ее не было дома, а утром ей понадобилась целая вечность, чтобы доползти до телефона.По всему виду Полли можно было сказать, что она глубоко уязвлена. Едва Энни появилась в приемной, как она начала толковать о полицейском государстве и честных гражданах, которым приходится...— Весьма сожалею, — сказала Энни тоном, ясно свидетельствовавшим, что ни о чем она не сожалеет. — Но, как я и сказала вам по телефону, дело срочное.— Но какое отношение имеет ваш полицейский к нашей организации? Если его ударили ножом...— Ее.— Пусть так, и все равно...— Где ваши люди? — прервала ее Энни. Они стояли в приемной вдвоем, окруженные зародышами на картинках. Полли даже пальто не сняла. Очевидно, она считала, что свидание не затянется.— Они у меня в кабинете.— А сколько у вас человек работает?— Четверо.— Включая вас?— Нет, кроме меня.— Мужчины есть?— Один.— Вот на него-то мне и хотелось бы посмотреть.Действительно, для начала надо именно это — посмотреть.Уходя из дома полчаса назад, она позвонила в больницу справиться о состоянии Эйлин и, если возможно, поговорить с ней. Их соединили. Голос Эйлин звучал слабо и сонно. Она сказала, что чувствует себя неплохо, насколько это возможно, конечно. Ее описание вчерашнего бандита в точности совпало с описанием, которое дали предыдущие жертвы: белый, за тридцать, метр девяносто ростом, весом восемьдесят килограммов, шатен, голубые глаза, шрамов и татуировки нет.А в кабинете Полли Флойд Энни обнаружила чернокожего лет шестидесяти, костлявого, ростом примерно метр семьдесят, с карими глазами, прикрытыми очками в роговой оправе и с редкими кустиками седых волос по окружности совершенно лысого черепа.Помимо него, в кабинете было три женщины.Энни попросила всех сесть.Полли остановилась у самой двери. Ей явно не нравилось это вторжение на территорию ГЦО, а еще больше — на ее собственную территорию.Энни спросила собравшихся, не знакомы ли им следующие имена: Лоис Кармоди, Терри Купер, Патриция Райан, Вивьен Шаброн, Анджела Феррари, Сесили Бейнбридж, Бланка Диас, Мэри Холдингс и Дженет Рейли.Да, все собравшиеся слышали эти имена.— Все они в разное время делали взносы в вашу организацию, — продолжала Энни. — Верно?А вот на этот вопрос ответить никто не смог.— Сколько у вас вообще вкладчиков? — спросила Энни.Все посмотрели на Полли Флойд.— Прошу прощения, но это наше внутреннее дело, — ответила она, все еще не отходя от двери. Пальто она так и не сняла. Руки сложила на груди.— А у вас есть список вкладчиков? — поинтересовалась Энни.— Есть, но эти сведения имеют конфиденциальный характер.— Кто имеет доступ к этому списку?— Все мы. Все наши сотрудники.— Как же насчет конфиденциальности?— На сотрудников это не распространяется.— Пожалуй, — заговорил чернокожий мужчина с кустиками седых волос, — это не совсем...— Так или иначе, — перебила его Полли, — полиции до этого списка не должно быть никакого дела.Энни повернулась к мужчине.— Извините, сэр, я не запомнила вашего имени, — сказала она.— Элиезер Фитч.— Люблю библейские имена, — улыбнулась Энни.— Моего отца звали Элайджа, — улыбнулся в ответ Фитч.— Итак, мистер Фитч, мы говорили о списке...— Чтобы вы там ни расследовали, — опять вмешалась в разговор Полли, — мы не заинтересованы в огласке.— В огласке?— Да, в огласке. Мы не хотим, чтобы ГЦО хоть в малейшей степени была связана с нападением на полицейского.— Которое, — подхватила Энни, — является преступлением третьей категории и карается заключением сроком от трех до пятнадцати лет. Изнасилование же...— Изнасилование? — красное личико Полли вмиг побледнело.— Изнасилование, мисс Флойд, является преступлением второй категории, и за него можно получить двадцать пять лет. Наша сотрудница была вчера вечером изнасилована. Помимо этого она получила ножевую рану, мисс Флойд. И у нас есть серьезные основания предполагать, что человек, на нее напавший, изнасиловал также девять других женщин, восемь из которых делали взносы в ГЦО. И я хочу знать...— Я уверена, что эти взносы не имеют ничего общего...— Откуда такая уверенность, Полли? — спросил Фитч.К Полли Флойд вернулся естественный цвет лица.Бегло посмотрев на нее, Фитч снова перевел взгляд на Энни.— Мы продаем список наших вкладчиков, — сказал он.— Кому? — живо спросила Энни.— Любой ответственной организации, которая...— Полли, ты же знаешь, что это не так, — сказал Фитч и опять повернулся к Энни. — Список мы представляем любому, кто делает достаточно приличный взнос.— А какой взнос считается приличным?— Не меньше ста долларов.— Стало быть, если я переведу вам сто долларов и попрошу показать мне список...— Вы получите его немедленно.— При условии, — вмешалась Полли, — что вы сообщите нам, зачем он вам нужен.— Это так, мистер Фитч?— Мы посылаем его всякому, кто участвует или хотел бы участвовать в движении защитников жизни. Достаточно проявить серьезный интерес к этому движению, запросить список и выслать чек на сто долларов. И все.— Ясно, — сказала Энни.— У нас же не такая организация, как «Право на Жизнь», — как бы оправдываясь сказала Полли. — За нами нет гигантских корпораций и фондов. Мы только начинаем, нам всего два года, и приходится использовать любые способы, разумеется, в пределах морально допустимого. Думаю, что, предоставляя этот список тем, кто хотел бы работать с нами, ничего дурного мы не делаем.— Сколько списков вы выслали в этом году? — спросила Энни.— Понятия не имею, — сказала Полли.— Не больше десяти, — уточнил Фитч.— Все здесь, в городе?— Большинство. Но не все.— А в городе сколько?— Не знаю, надо посмотреть записи.— А имена и адреса у вас есть?— Конечно.— Хотелось бы взглянуть на них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31