Журналист, разговаривавший с Робертом Уэллсом и его женой Джессикой, сообщил, что был первым горе-вестником и что в течение пяти минут мать и отец во весь голос рыдали и не могли сказать ни одного слова. Но он с упорством бульдозера донимал их и наконец кое-что вытащил. Родители со слезами на глазах рассказывали о доброй, трудолюбивой девушке, которая, несмотря на свое увлечение спортом, вполне прилично закончила школу, да и в университете учится неплохо. Едва сказав «в университете», они снова разрыдались, осознав, что больше уже нет никакого университета, что их дочь стала третьей жертвой безжалостного Дорожного убийцы.Старший брат Дарси, Бозли, или Баз, Уэллс работал программистом в местном отделении «АйБиЭм». «Дома, — сказал он, — у нее не было постоянных поклонников, но ее любили, она была популярна, и у нее было много друзей». Насколько было известно родителям, и в университете у дочери не было постоянного друга. Они сказали, что недавно к ней обратились с просьбой об интервью из журнала «Спортс ЮЭсЭй». Они, вроде, готовили материал о подающих надежды молодых спортсменках. Кажется, интервью было назначено именно на тот вечер, когда Дарси убили. Имени журналиста Уэллсы не запомнили. Газетчик по собственной инициативе позвонил в нью-йоркскую редакцию «Спортс» и там ему сказали, что ничего не знают о планах подготовки такого материала."Таким образом, — заключал автор газетную публикации, — вполне можно допустить, что Дорожный убийца, чтобы не вызвать подозрений у своих будущих жертв, выдает себя за сотрудника «Спортс ЮЭсЭй».«Что да, то да», — подумал Олли, проглядывая статью.Он сидел в машине рядом с Кареллой. Минут десять назад они выехали из участка и сейчас направлялись в сторону центра. Хейз устроился сзади. Ему не нравилось, что Олли занял его обычное место, но в то же время Ко-релле он не завидовал. Недаром тот опустил окно. Ему сейчас необходимо проветриться.— Слушайте, — Олли принялся читать вслух. — «Если суть дела действительно в этом...»— В чем в этом? — осведомился Хейз.— Кто-то прикидывается репортером из «Спортс», — пояснил Олли и вернулся к чтению. — «Если суть дела действительно в этом, то полицейским, которые, похоже, совершенно не знают, что делать, стоит принять это во внимание. А может, им посоветовать всем молодым спортсменкам в университетах и колледжах не раскрывать объятия всяким репортерам и обозревателям».Альф Мисколо из Восемьдесят седьмого уже отпечатал и размножил по поручению лейтенанта Бернса циркулярное письмо во все университеты и колледжи города и теперь раздумывал, не стоит ли его разослать и по школам.— Тут еще кое-что есть, — продолжал Олли. — Этот парень, вроде, вспомнил, что от него не советов полиции ждут, а беседы с папочкой и мамочкой. Слушайте. "Под конец нашего разговора миссис и мистер Уэллс снова разрыдались. От их горя гудели провода, связывающие наш город с Коламбусом, штат Огайо, и это горе разделяем мы все, и это горе обретает голос: «Отыщите Дорожного убийцу».— Нет слов, — проговорил Хейз.— На соседней странице, — продолжал Олли, — фотографии двух других. Выглядят они на этих чертовых столбах прямо-таки как рождественские украшения. Вообще, вся эта дрянная газета заполнена историями об убийствах. Тут есть даже ссылки на легавых из Нью-Йорка, которые расследовали убийства, совершенные бандой «Сыновья Сэма», и на парня, который писал о них в тамошних газетах. Заголовок «Психологическое сходство». Странно, что они не вспомнили Джека Потрошителя. Если уж после этого наш клиент не забьется в нору, тогда и не знаю, что его может загнать туда. Хорошо еще, родители не вспомнили имени. Иначе Кори Макинтайра из Лос-Анджелеса просто по стене размазали бы.Олли сложил газету и швырнул ее на заднее сиденье. Упав на колени Хейзу, она соскользнула на пол.— Ладно, дай срок, и они все забудут, — проговорил Хейз.— Хочешь быть полицейским, — не унимался Олли, — ну так и иди в полицейские. А если ты репортер, то заткни рот и не суйся не в свое дело. Ты хоть помнишь, куда мы едем? — спросил он Кареллу.— Помню, не беспокойся.— Вы по каким гаражам уже прошлись?— У меня тут список, — откликнулся Хейз.— Тот, куда мы едем, совсем недалеко от ресторана прямо за углом.— Да, мы, по-моему, все объехали в радиусе пяти кварталов.— А нужный, наверное, пропустили, Рыжий?Хейз не любил, когда его называли Рыжим. Уж лучше Лефти. А еще лучше Большой Бык.— Меня зовут Коттон, — ласково напомнил он.— Дурацкое имя, — парировал Олли.В душе Хейз с ним согласился.— Пожалуй, я все же буду называть тебя Рыжим, — настаивал Олли.— Хорошо. А я буду называть тебя Филлисом.— Филлисом? А это-то ты откуда взял? Филлис? Тут можно припарковаться, — обернулся он к Карелле.— Вижу.— Это я на всякий случай. Если вы, ребята, умудрились не найти гараж рядом с рестораном, то кто знает, может, и парковку провороните.Карелла остановился. На тот случай, если какому-нибудь чересчур ретивому патрулю придет в голову пополнить дневную добычу штрафных талонов, он поставил на крышу мигалку. Все трое вышли из машины, и Карелла запер дверцы. От приятелей из Шестьдесят первого он слышал историю о том, как у них увели машину прямо от винной лавки, пока они допрашивали хозяина по поводу недавнего вооруженного ограбления.— Так, где это мы? — осведомился Олли. — Ресторан на углу Альстер и Саус Хейли?— Альстер и Баус.— Ладно, неважно. В любом случае танцевать надо оттуда, от ресторана. Пойдем на угол, ближайший к Джефферсон, а там разойдемся и будем прочесывать подряд все гаражи с обеих сторон. Ведь он сказал: «На углу, около Джефферсон». Так?— Так-то так, — откликнулся Карелла. — Но «на углу» может означать что угодно.— На углу — это на углу. Как, Рыжий, прав я?Хейз поморщился:— Олли, я же сказал тебе, что не люблю, когда меня называют Рыжим.— Ну а если я буду называть тебя Коттоном, это тебе понравится?— Да.— Ладно. Только, скажу тебе, если бы у меня было такое дурацкое имя, то лучше бы меня называли как-нибудь иначе. Что скажешь, Стиви-малыш? Я прав?Карелла промолчал.Детективы двинулись по улице к ресторану.— Шикарное местечко, — заметил Олли. — У этого малого куча денег, если перед тем, как придушить, он угощает здесь своих девчонок. Ну как, ребята, пошли со мной? Я покажу вам, как надо находить гаражи.Они прошли квартал от угла, потом еще полквартала к северу, в сторону Джефферсон. В этот гараж Карелла с Хейзом вчера заходили. Тогда они разговаривали с коротышкой пуэрториканцем по имени Рикардо Альбареда, который не мог вспомнить ни девушки в бордовом платье, ни мужчины в темно-коричневом костюме, с коричневым галстуком и в коричневых башмаках. Мало того, они, благодаря приметливому официанту, дали и другие приметы: рост метр семьдесят пять — метр восемьдесят, вес семьдесят килограммов, карие глаза, шатен, усы. И все равно Альбареда ничего не смог вспомнить.Он и сегодня был на дежурстве. Обычно он работает в дневную смену, но вчера ему пришлось подменить заболевшего друга. Вернулся домой только в два ночи, а к восьми снова на работу, так что устал страшно. Все это он выложил детективам на своем странном англо-испанском наречии.— Послушай-ка, — начал Олли, — ты работаешь в этом поганом гараже, понимаешь по-английски? И эти двое здесь были, и я хочу, чтобы ты сию же минуту вспомнил это, иначе я всю душу из тебя вытрясу. Ясно?— Если я умею вспомнить их, то умею, — сказал Альбареда. Передернув плечами, он посмотрел на Кареллу.— Мы его вчера целый час допрашивали, — сказал он. — Не может вспомнить, что тут поделаешь?— То вчера, а то сегодня, — пояснил Олли. — И сегодня здесь, — он повернулся к Альбареде, — детектив Олли Уикс, а он не любит, когда ему говорят нет, если только не хотят нарваться на неприятности. Можно, например, загреметь только за то, что плюешь на тротуар.— Я не был плевать на тротуар.— Вот как дам тебе сейчас по зубам, так ты кровью захаркаешь весь тротуар, а это нарушение закона.— Слушай, Олли, — начал было Хейз.— Рыжий, не вмешивайся! Итак, — снова повернулся он к Альбареде, — вчера, без четверти десять. Девушка в бордовом платье, сегодня ее фотографию напечатали все газеты, ее убили, это ты понимаешь, идиот? И с ней был мужчина, примерно вдвое старше ее. С усами, вроде твоих, ясно, Панчо? А теперь давай, вспоминай.— Я не упоминал никого с такими усами, что у меня, — сказал Альбареда.— А как насчет девушки в бордовом платье?— И ее не упоминаю.— Что, у вас было так много девиц в бордовом без четверти десять? И что ты делал в это время, Альбареда, что даже не заметил девушку в бордовом? Разглядывал «Плейбой» в туалете?— Да мы тут имеем много девушка в бордовом, — как бы извиняясь, сказал Альбареда.— И все они были здесь без четверти десять? Ну, эти, в бордовом?— Нет, не в тот вечер. Я вообще говорю.— А кто еще с тобой был здесь вчера? Или только ты один, латинос несчастный?— Два. Нужно было три, но...— Ну да, ну да, твой приятель заболел и пошел домой. Так кто еще здесь был?— ...поэтому нас было два.— Почему поэтому?— Потому что еще один, другой, должен был быть, но он тоже заболел.— Прямо-таки эпидемия, а? И что же с вами всеми приключилось, болезные вы мои? Ну ладно, кто с тобой дежурил вчера?— Анибал.— Анабелла?— Анибал. Анибал Перес. Он всю дорогу в ночную.— Ах, в ночную? А у тебя есть его телефон?— Si, есть.— Ну так позвони ему. Скажи, чтобы он пошевелил задницей и через десять минут был здесь, а то я его повешу на фонарном столбе.— Он далеко жить, в Маджеста.— Пусть возьмет такси. Или, может, он хочет, чтобы к его подъезду подали полицейскую машину?— Иду звонить, — поспешил Альбареда.Перес приехал через сорок минут. Вид у него был совершенно растерянный. Что за переполох? Он посмотрел на Альбареду, может, тот подскажет, потом перевел взгляд на полицейского, который оказался ему наиболее симпатичным, к тому же он такой же толстяк, как и сам Перес.— В чем дело-то? — спросил он.— Ты был здесь вчера без четверти десять?— Si, да.— Говори по-английски, — загремел Олли, — ты в Америке. А моих двух друзей видел?— Нет.— Он наверху был, когда они пришли, — вмешался Альбареда.— Ну и гуси вы, — повернулся Олли к Карелле, — даже не почесались посмотреть, нет ли здесь кого еще. Ладно, Панчо, — видно, Олли забыл, что и Альбареду называл так же, — теперь ты внизу, а нам нужно знать, не видел ли ты вчера без четверти десять или около того молодую девушку с мужиком лет сорока, шатена с карими глазами и усами, вроде как у твоего приятеля?— Si.— Я же велел тебе говорить по-английски. Итак, ты их видел?— Да.— Девятнадцатилетнюю девушку? В бордовом платье?— Да.— И мужика лет сорока в коричневом костюме?— Да.— Так, ладно, уже кое-что. А какая у него была машина?— Не помню.— Но ведь это ты выводил ее?— Я.— Так что это была за машина?— Не помню. У нас здесь полно машин. Я вывожу их, я загоняю их, а вы хотите, чтобы я помнил, что это за машина.— Эй, парень, сбавь-ка тон, ты со мной говоришь, ясно, Панчо?— Да, сэр.— Так-то лучше. Стало быть, не помнишь?— Нет.— Но это была большая машина или маленькая?— Не помню.— Вы прямо два сапога пара. Где вы тут квитанции держите?— Что?— Квитанции, квитанции. Ты что, хочешь, чтобы я говорил по-испански? Или здесь все-таки Соединенные Штаты?— Пуэрто-Рико это тоже Соединенные Штаты, — с достоинством возразил Перес.— Это ты так считаешь, — рычал Олли. — Когда у вас ставят машину, вы выдаете билетик, так? И там вы проставляете номер машины, причем и снизу, и сверху, так? А потом вы отрываете нижнюю часть и отдаете клиенту, и он предъявляет ее, когда возвращается за машиной, так? Пока все ясно. И эта штука, которую вы даете клиенту, называется квитанцией. Так, поехали дальше. Верхнюю половину билета вы кладете в ящик, и когда клиент возвращается со своей половиной, вы их складываете и сразу видите, на каком этаже машина. Итак, где квитанции?— Ага, — произнес Перес.— Ну, слава Богу, дошло. Так где же?— В кассе. Вам нужны вчерашние билеты?— А о чем еще мы, по-твоему, говорим? На этих билетах вы ставите печать, верно? А на печати время — когда поставили машину, когда взяли. Ну так вот, мне нужны все билеты, которые вы выдали между восемью и без четверти десять. Не очень трудно, а? Вообще-то этим должны были заняться мои друзья еще вчера, но лучше поздно, чем никогда, итак? Ладно, пошли смотреть билеты.— Они у кассира, — предупредил Перес.Кассиром оказалась негритянка лет тридцати. Она подняла голову навстречу детективам, когда те вошли в ее маленькую конторку. Олли подмигнул Карелле и сказал:— Привет, крошка.— Я тебе не крошка, да и никому другому.— Так ты хочешь сказать, что ты не сладкая моя?— Ладно, в чем дело?— Полиция, мисс, — вмешался Хейз и показал жетон. — У нас есть основания думать...— Нам нужны корешки квитанций за вчерашний вечер, — пояснил Олли. — От восьми до без четверти десять.— А мы их не раскладываем по времени.— А как раскладываете?— По номерам на билетах.— Ладно, тогда давай все билеты, мы сами их перешерстим.— Здесь? — удивилась кассирша. — У меня работа.— У нас тоже, — отрезал Олли.Они сидели часа два. Сначала разложили квитанции между собой, отсеяв сначала те, где время парковки было от половины восьмого до восьми, а потом те, где отмечалось время отбытия, где-то между без четверти десять и десятью. В конце концов у них оказалось три корешка с номерами:«Шевроле» — 38L47232;«Бенц» — 604J29;«Кадиллак» — WU3200.— Ну, теперь дело в шляпе, — сказал Олли, откинувшись на стуле. * * * Эйлин Берк не нравилась эта работа. Прежде всего ей не нравилось быть не собой. Далее, ей не нравилось жить в чужой квартире. И наконец весь этот маскарад не нравился ей потому, что нельзя было встречаться с Бертом Клингом. Это Энни ее предупредила, что пока она играет роль Мэри Холдингс, о Берте лучше забыть. Если насильник увидит ее с незнакомым мужчиной, то вполне может почуять ловушку. Так не пойдет. Эйлин была наживкой. А если крыса учует, что сыр прогорклый, то ее и след простынет.Квартира Мэри была обставлена, на взгляд Эйлин, в викторианском стиле с элементами Петера Лорре. То есть в каком-то смысле она напоминала замок графа Дракулы, только без его теплоты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31