Пи”.Голос не подает признаков жизни, из чего делаю вывод — я совершенно нормален. Ненормальна кассета. Генералу слышится одно, полковникам другое. Всем остальным третье. А мне везет больше. Со мной разговаривают.Подключаемся.— Старший лейтенант Пономарев на плеере!— Ну ты сволочь, Пономарев. У тебя совесть есть?— Здесь вопросы задаю я. Назовите себя и место, с которого вещаете. Але, вы меня хорошо слышите?— Слышу, — отвечает после некоторого раздумья голос. — А ты, лейтенант, другим стал. Зазнался?— Не понимаю вас. Если хотите сотрудничать со следствием, сообщите место передатчика. Прием!— Место хорошее. Санитары, правда, звери. Но я не обижаюсь.Кажется, я слегка ахаю.— Догадался, наконец, кто? — Голос хихикает.— Не может быть. Как же так? Вы?— А ты думал — мозги запарились?— Откуда вы…— Оттуда же, откуда всегда. Подожди минуту, санитарки за неважно чем пришли.В ухе слышится грохот металлической посуды, кряхтенье и женское ворчание.— Я на месте. — Голос возвращается. — Какие новости, лейтенант? Судя по тону, очередные неприятности? Или задание слишком таинственное? Баобабова далеко? Привет передавай. Слышал от доверенных лиц — бронежилет новый прикупила?— К черту бронежилет! — взрываюсь я. Полковники заслоняют грудью спящего генерала. Кто знает, что в голове у старшего лейтенанта, болтающего с пустотой. — Каким образом вы со мной разговариваете? До ближайшего телефона двадцать шагов и толпа полковников.— Сие таинство мне неизвестно, — признается Садовник. — Звоню тебе в кабинет, а меня напрямую соединяют. Значит, так судьбой прописано. Лейтенант, у меня мало времени. Да и мелочь заканчивается. С мелочью в нашем департаменте тяжело. Боятся, что глотать и выносить будем. Давай о главном. О работе.Упираюсь лбом в стекло. В том, что Садовник нашел меня в трудную для отдела “Пи” минуту, ничего удивительного. Он нам всегда помогал как мог. Денег, правда, не давал, но морально постоянно находился на нашей стороне. Другой вопрос, каким образом голос Садовника слышен только при включенном плеере? С той самой кассеты, на которую будто бы записаны так называемые песни с летающего над аэропортом пустого “Ту”.— У нас довольно критическая ситуация. Самолет в небе неуправляемый. Команда отсутствует, пассажиров нет. На запросы не отвечает, садиться не собирается. Но ваше присутствие не требуется. Лечитесь на здоровье.В голове шорох раздумий.— Самолет? Тушка?Я ничего не говорил Садовнику о марке аппарата. А газеты в психушках читать запрещают.— Думаешь, откуда знаю? — В голове возникает вопросительный знак. — Забыл, лейтенант, кем я до больницы работал? Мне по штату положено все знать. Дело твое пустяковое. Сам разберешься. Верю в тебя и отдел, моими трудами созданный. Я ведь, собственно, по другому поводу звоню. Пономарев! — В ухе явственно слышатся тоскливые нотки. — Лесик! Вытащи меня отсюда! Надоели утки, санитарки, манная каша и придурки. Вокруг ни одного нормального человека.— Вы ж такой всесильный, — намекаю на членство в неофициальном правительстве Земли.— Мы можем многое, но не все. Ты ж сам мент, понимать должен. Психушка — учреждение неприступное. За взятки не выпускают, а по уму не лечат. В общем так, лейтенант, монетки заканчиваются. И время. Идут за мной.В голове шум борьбы, пыхтенье, звуки укусов и лягания. В какой-то момент Садовник прорывается к телефону:— С самолетом просто. Смотри вокруг, лейтенант. Внимательней смотри. Решение в твоих глазах. И не вся правда в голове. Что ж вы, гады, так больно…Хруст костей и длинные гудки. На пятом гудке приходит тишина, и почти сразу в ухе возникает музыка. Нечто невозможно тягучее и всепроникающее. Тихие колокольчики, грустная волынка и очень неприятный голос, жалующийся на жизнь:— Где же ты, где? Машенька ясная? Где же ты, где? Машенька прекрасная?Не успевает нудная песня дойти до финала, где находится та, кого ищут, как музыка обрывается, и голос, не Садовника, а совершенно чужой и незнакомый, даже мороз по спине, с глубоким продыхом шепчет в ухо:—Кто?С трудом вырываю из уха наушник, швыряю плеер на пол. Трескается пластмасса, разлетаются детали.— Генерал ругаться будет. — Полковник Чуб на корточках собирает остатки некогда рабочего музыкального приспособления. — Вы не волнуйтесь. Мы все прошли через это. Два музыкальных центра, восемнадцать плееров. Это последний. Хорошо по мозгам дает, да? Почище стрельбы в тире. А вам что прислушалось?Ничего не отвечаю. Не могу прийти в себя. Все перемешалось: Садовник, Баобабова, музыка, генеральский плеер.— Где мой напарник?— Напарница? Прапорщик Маша на взлетном поле. Ведет стрельбу по низко летящим целям. Если точнее, пытается сбить преступный самолет. Хотите посмотреть?Как стреляет Машка, я видел не раз. Но на самолет, о котором столько разговоров, взглянуть стоит.— От меня не отставать, особо не высовывайтесь, геройствовать не торопитесь. У нас здесь снайперов полно. На всякий случай. Иногда постреливают, так что не обращайте внимания. Ребята пальцы разминают.Следую за полковником. Снайперам действительно не лежится на месте. Раза два рядом с головой пролетают пули. Полковник на стрельбу не обращает внимания — знает, что в своих солдаты не стреляют. Без особого, конечно, приказа.Выходим на смотровую площадку. Вот оно — взлетное поле. Русское взлетное поле. Широта для души и самолетов.К сожалению, полюбоваться стрельбой Баобабовой не получается. Израсходовав боекомплект, Машка пялится в небо.— Верткий, зараза, — сообщает она, облокачиваясь на перила. — И наглый. Над самой головой специально летает, а попасть не могу. Сейчас на новый круг пойдет. Хочешь попробовать? — Баобабова занимает у полковника патроны, перезаряжает пистолет и сует мне в руки. Я отказываюсь. Головой работать надо, а не огневой мощью.— Вон, вон, вон! — радостно вопит полковник Чуб, тыча в сторону горизонта палец.Невольно отступаю от перил. На нас, абсолютно тихо и беззвучно, летит невообразимая громадина. Огромная серебряная птица, отбившаяся от самолетной стаи.— Стреляй, Лесик! Стреляй, а то уйдет! — кричит Баобабова. Не дождавшись какой бы то ни было реакции напарника, выхватывает у меня пистолет и палит по кабине “Ту-104”. Палит красиво, широко расставив ноги, зажав оружие двумя кулаками. Десять выстрелов за пять секунд. Мировой рекорд, кто не знает.Беззвучная махина стремительно надвигается на нас, кажется, еще немного и врежется в здание, погребая всех, кто внутри, и всех, кто снаружи. Но неожиданно задирает нос и, невероятно изогнувшись, стремительно набирает высоту. Мелькает хвостовое оперение, и глыба, серая на цвет и беззвучная на слух, исчезает в облаках.— Нет, ты видел, лейтенант? Видел? Вертикальный взлет! Монументальное зрелище! Даже не скрипнул. — Полковник Чуб явно не в себе. Трясет меня за грудки, пытаясь рассказать то, чему я и сам только что был свидетелем.Теперь мне все понятно. С такими летными характеристиками просто необходимо посадить самолет во что бы то ни стало. И непременно разобраться в деталях. В технических, конечно. Огромная масса, вертикальный взлет и посадка, завидная беззвучность. Я уже не говорю о двух неделях полета. Такие мелочи, как странное пение, отсутствие экипажа и явно гражданское предназначение, можно обсудить после посадки. А также задать предельно важный вопрос: какого хрена он здесь кружит и не летит на родные аэродромы?К нашей возбужденной компании присоединяется полковник Куб. Оправдывая фамилию, он толст, низок и широк. Диаметр фуражки соответствует ширине плеч.— Товарищи оперативные работники! — Он слегка порыкивает от усердия. — Генерал проснулся и просит на общее построение. По дороге товарищ генерал просил подумать над вопросом: куда делся его личный плеер и чем невосполнимая потеря грозит виновному?Чуб незаметно сбрасывает со смотровой площадки остатки плеера. Я делаю вид, что ничего не замечаю. Мне тоже не хочется отчитываться за поломанную игрушку. С меня еще финчасть не все зарплаты удержала за погубленный в тайге джип.За время нашего отсутствия на месте расположения оперативного штаба произошли серьезные изменения. Спальные места убраны, территория очищена от гражданского населения. Генерал проводит осмотр личного состава. Полковники построены в жиденькую шеренгу, ждут нашего прибытия.Как работники совершенно другого направления, пристраиваемся с Баобабовой в конец шеренги. Машка весело вертит бритой головой. Игнорируя строгий взгляд генерала, перебрасывается с рядом стоящими полковниками шуточками служебного пользования.Для особо недисциплинированных прапорщиков генерал вытаскивает шашку, берет ее на караул и гаркает:— По званию и ранжиру в одну шеренгу… стнвсь!Мельтешат полковники, пытаясь определить на глазок рост, звание и ранжир. По правую руку к генералу не лезут. Боевой начальник горяч сабелькой помахать. Может и не заметить полковничьих погон.Успокаиваются, встав на положенные места, равняются по носкам до зеркального блеска начищенных ботинок.— Рвнясь! Сми…ррна! — Генерал самолично проверяет выполнение команды. Обходит шеренгу сзади. Делает одному особо выпрямившемуся полковнику подсечку коленями. Полковник смешно приседает. Генерал доволен шуткой. Заходит во фронт. Умело, рукояткой шашки, распрямляет точным и сильным ударом кокарду на аэродромной фуражке полковника Куба. Делает шаг в сторону. Останавливается перед могучим, со следами многочисленных оспинок на лице, полковником Зубом. Упирается лбом в его грудь и кричит:— Кому служишь, салага?!— Служу Отечеству! — гаркает полковник, преданно сверля глазами генеральскую седину.— Сколько до пенсии, салага?!Полковник смущается, не в силах в уме подсчитать точное число дней и ночей. Что позволяет генералу, не нарушая устав внутренней и наружной службы, вмазать кулаком по грудине плохо считающего подчиненного. Полковник доволен. Быть замеченным и отмеченным на его тяжелой службе ой как нелегко.Еще один шаг в сторону. Забавно шевелит усами.— Я не понял?! Смирна стоять! Почему не по форме?Баобабова, к которой, собственно, и адресована претензия, хмыкает. Дышит специально всей грудью, нарушая душевное спокойствие шеренги полковников. Вытаскивает из нагрудного кармана нового бронежилета удостоверение. Небрежно раскрывает. Генерал на мгновение теряется, но быстро берет себя в руки. Он понимает, что не в его силах что-то изменить. Прапорщик Баобабова — не полковник. И работает автономно, без учета званий собеседников.— Развели… — что развели, не говорит, но ясно, что не образцовую милицию.Со мной генерал даже мягок. Заботливо застегивает все пуговицы на пиджаке, разводит сильным ударом сапога носки моих кроссовок. Пытается отыскать на футболке следы плохо пришитого воротничка. Брезгливо рассматривает пузыри на джинсовых коленях и жалуется на плохое качество утюгов. После чего, чеканя шаг хромовыми сапогами, генерал марширует к середине шеренги, где, командуя сам себе, выполняет “стой” и “напра-во!”.— Личному составу и временно не посторонним лицам приказываю! Приступить, невзирая на личные жалобы и неприятности, к операции по принудительному возвращению самолета марки “Ту” на посадочную полосу. Прапорщик Баобабова! Старший лейтенант Пономарев! Ко мне!Генерал подходит к схеме “Ту”. Тычет в него шашкой.— Это самолет. Он нам нужен. Живой или разбитый. Но лучше — целый. Высокие технологии, возможно, секретные. Срок, сверим календари, до завтрашнего обеда. Вопросы?— Иди и возьми, — Баобабова нагла до неприличия. Но я с ней согласен. Отдавать невыполнимые приказы умеют только генералы и чуть выше.— Есть вопрос, — опережаю генерала, который желает воспользоваться шашкой по прямому назначению. — Почему мы?— Ну как же! — Генерал мгновенно добреет лицом. — Кто еще способен, кроме вашего отдела так называемых “Таинственных сообщений от истерического населения”, проделать такую работу? Капитан ваш, Угробов, как только о происшествии услышал, сразу мне позвонил. Предлагаю, сказал, своих ребят, — генерал смотрит на Баобабову и поправляется. — И девчат, конечно, в помощь. Они, то есть вы, такую заковырку любят. Любите же?— Угробов негодяй, чтоб погоны его! — красиво возмущается Баобабова,— Кстати, о погонах, — вспоминает генерал, оборачиваясь к топчущимся рядом полковникам: — Приказываю в целях обеспечения безопасности скрыть знаки различия.Полковники, выполняя повеление начальства, быстро заклеивают погоны скотчем. Сам генерал секретность не соблюдает, игнорируя собственный приказ.— Товарищ генерал, может, лучше группу захвата послать? — предлагаю я.— Посылали, но не получилось. — Генерал прислоняется ко мне так близко, что чувствуется запах пороха, оставшегося на его усах со времен прошлой войны. — Я так считаю, сынок. Ребята из спецназа все реалисты. А мы имеем дело с неизведанным. Думаешь, я не понимаю, что с самолетом что-то не так? Думаешь, старик совсем из ума выжил?— Нет, товарищ генерал, не совсем.— И правильно. Я как только увидел его, сразу о вашем отделе вспомнил. Старые генералы ничего не забывают, сынок. Ни плохого, ни хорошего. — Генерал косит глаза на грудь, где у него на самом почетном месте болтается значок “За отличие в пат-рульно-постовой службе”, который ему Баобабова подарила в честь успешного завершения операции в тайге. — Я вам не приказываю. Я вас прошу. Дело сложное, может, и живыми не вернетесь. Не зря же специалисты из группы захвата оценили успешность операции как нулевую.— Маловато. Плюс минус один процент.— А вам с прапорщиком больше и не надо. И согласись, сынок, кому как не вам разбираться с самолетом, который порхает, словно воробей, хотя весит, как десять тысяч полковников после посещения полковой столовой? Пойми, сынок, у людей билеты на руках, а улететь не могут. Да и мы тут засиделись.Баобабова, присутствующая при перешептывании с генералом, вздыхает и согласно кивает. Ей не привыкать рисковать бронежилетом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52