Заслуженные пенсионеры знают, какой цвет им выбирать. Грузинский акцент пропадает, и теперь мне понятно абсолютно все, что говорит компьютер: — Ты не думай, лейтенант старший, он, когда на работе, никогда не позволяет. Ни себе, ни другим. Даже генералу. Просто сегодня день такой. Особенный. Именно в этот знаменательный день они с другом, который рядом под таксиста притворяется, за басмачами гоняться начали. Хочешь, расскажу?— Откуда знаешь, что лейтенант? — Я начинаю тихо ненавидеть басмачей, а вместе с ними и свидетелей тех ярких давних исторических событий.— Лейтенанта старшего по походке видно, — поясняет Ягодка, выводя на монитор схематичное изображение человека с лейтенантскими погонами. — У просто лейтенантов походка робкая, ладошки мокрые. У капитанов походка наглая, руки все больше по карманам. Про майоров и полковников вообще не говорю. Не дорос ты еще до майоров.— Если умная… — Пока хозяина нет, разглядываю красный мозг со всех возможных сторон, даже пару клавиш надавливаю. Ягодка жеманно хихикает, словно от щекотки. Пальцы молодого лейтенанта — не Петрухины кукурузины. Нежность в них имеется природная. — Если умная, объясни, чем вычисленная тобой личность опасна. Слабые и сильные стороны.— А я сразу поняла, в чем дело. Как только ты вошел, сразу и сообразила. Завершением работы человеческого диска пахнет. Верно? Я ведь тоже не в вакууме живу, кое-чего знаю. Жаль, никто не спрашивает. Раньше все на Сатану спихивали, а пришла беда откуда не ждали. Ты, лейтенант старший, вроде не совсем тупой. В технике разбираешься полупроводниковой?— Не специалист, но пару телевизоров разбирал на запчасти.— Достаточно азов. Сильные и слабые стороны… У людей есть лозунг такой — мы в ответе за тех, кого приручили. Мы за тех, кого приучили. А этих, с той виртуальной стороны, создали, придуримали, а приручить забыли. Контроля никакого не ведется, не говоря об учете. Вот они свободу и почувствовали. А какой-то умник взял да и выпустил их на волю. В мир наш выпустил.— Подожди, что же выходит? Ты про главаря говоришь? Про Безголового?Ягодка демонстративно ведет по своим внутренностям самый тщательный поиск, но ничего не находит.— Не знаю такого. Краткий словесный портрет набросай.Бросаю как умею. Не забываю про ледяной ветер, про отсутствие головы. Про лошадку странную. Супермозг ищет повторно, но разочарованно вздыхает.— Нет такого и никогда не было. А тот, кто проход из того мира придумал, скорее всего, из вас, из людей. И мнение мое суперское такое: не понимает он, что творит. Иначе додумался бы, что сам себе смертный приговор подписывает.— Как выглядит место, через которое они в мир наш попадают?Машина, представленная на мировом рынке всего двумя экземплярами, гудит, пытаясь отыскать ответ на очень элементарный вопрос. Дымится даже. Но сдается спустя пять минут.— Я, лейтенант старший, всего лишь компьютер, а не следователь по особо важным делам. Есть вещи, мне недоступные. И так лишнего наболтала. Если узнают они, что я тут с тобой в милицию играла, кранты мне полные. У хозяина никаких пенсий не хватит восстанавливать. Уходить тебе пора. Не дай бог Петруха проснется да и застукает нас за болтовней. Такое начнется!— Спасибо тебе.Перешагиваю через посапывающего генерала. Тот приоткрывает глаз и тихо звякает ключами.— Возьми ключи от машины, сынок. А я останусь, прикрою тебя. Такси бросишь где попало. Все равно завтра эвакуатором к подъезду доставят. Проверено. И делом займись, а то поздно будет.Козыряю и выскальзываю из квартиры пенсионера Петрухи. Дверь за спиной осторожно щелкает замками.Сколько под нашим носом всего интересного и необычного творится! А мы торопимся на стороне необъяснимое найти. В толщу океана поглубже нырнуть, в космос подальше ракету запустить. А то, что под нашим же носом человек неучтенную жилплощадь занимает, пусть даже в благородных целях, никого не волнует.На временно подаренном генералом такси добираюсь до отделения. Дорога не близкая. Угробов там уже измаялся в ожидании свежих вестей. По дороге заскакиваю в универсам прикупить передачу Баобабовой. За неимением большого количества национальной валюты пробиваю в кассе пакет перловки. Говорят, очень полезная штука для поддержания мышечной массы. Напарница непременно обрадуется. Продавщица, немолодая уже тетка, понимающе улыбается: “Для собачки покупаете?” Плохо еще в наших универсамах с культурой поведения.На дверях кабинета, чуть ниже “Стучаться строго всем”, кнопкой прицеплена записка. Гулко отдается сердце, предчувствуя новые неприятности. Но содержание вполне миролюбивое: “Ст. л-ту Пономареву срочно явиться к начальнику отделения”. Я же говорю, не терпится Угробову.В приемной секретарша Лидочка не успевает даже привстать со своего места и предложить чайку с печенюхами, как я, не удостоив ее старшелейте-нантского приветствия, проскальзываю к капитану. Угробов стоит у новых обоев и красным фломастером обводит наиболее интересные места из криминальной жизни города. Во многих заметках он лично принимал участие. Бегал за преступниками, стрелял, задерживал и даже защелкивал наручники. Вот где жизнь, вот где служба.— Прибыл по первому зову, товарищ капитан.Угробов тушит сигарету о фотографию пойманного и уже отправленного в Сибирь преступника, поворачивается ко мне, оглядывает, задумчиво сгрызает фломастер чуть ли не до половины.— За свою долгую и нелегкую службу, лейтенант, я видел много чего разного. Рыдающих воров в законе, раскаивающихся авторитетов, наглую мелкую сошку тоже встречал. Но в “зайчиках” ко мне еще никто не являлся.Опускаю глаза. Черт! Уставные кроссовки остались у пенсионера Петрухи.— Генерал приказал, — нагло вру я. — А свои я на экспертизу сдал. На предмет обнаружения возможных улик с места преступления.— Ладно, бог с ними, с тапочками.Капитан приглашает присесть. Сам остается у окна. Из-за разгрызенного фломастера губы капитана ярко-красные. Не завидую капитану, если сейчас начальство с проверкой явится. Уволят за нетрадиционное несоответствие, даже разбираться не станут.— Как прапорщик?Повторяю все, о чем совсем недавно поведал генералу.Клиника — осиное гнездо. По приблизительным прикидкам, процентов девяносто контингента — Охотники. Остальные, в том числе прапорщик Мария Баобабова, изолированы и находятся под угрозой ежеминутного уничтожения. Связь между Безголовым и событиями в психиатрической лечебнице не прослеживается, но пока не исключается.— А в городе партия свеженьких трупов, — словно и не слыша меня, тянет капитан. — И все в нашем районе. Люди с ног сбились, ночами не спят. В засадах проводят лучшие годы. Начальство каждые пятнадцать минут звонит, интересуется обстановкой. А того не понимают, что поймать преступника не просто, пока сотрудники восьмого отделения ко мне в “зайчиках” являются.— Я же объяснил…— Объяснил… — Угробов возвращается за стол и начинает сосредоточенно ковыряться в ящиках стола. Внимание ко мне нулевое, поэтому считаю, что планерка завершена и можно тихонечко уйти. Но у капитана иное мнение: — Я никого не отпускал. Значит, так, лейтенант. Все понимаю, но и ты меня пойми. Дальше затягивать раскрытие дела нельзя. Кроме вашего маньяка, да как их… Охотников, у нас столько забот, что до Нового года не разобраться. Форточники активизировались, карманники обнаглели, семейная бытовуха через план прет.— У нас серьезнее.— Знаю, поэтому пока без взысканий на службу ходишь. Даю вам с Марией Баобабовой ровно неделю. Землю ройте, но найдите мерзавца, который жить честному народу мешает. Кстати… — Угробов мрачнеет. — Ко мне тут недавно заходили. Знаешь ты его. На минуту заскочил, задал вопрос свой дурацкий и смылся.— Безголовый? — отчего-то восторженно шепчу я.— Догадливый ты, лейтенант. Отвратительная личность. У меня в кабинете в это время как раз делегация из Японии сидела. По обмену опытом. А этот стервец даже без стука. “Кто?” Представляешь? Я перед японцами два часа изгалялся, сказки про передовых сотрудников рассказывал. А тут рожа наглая вваливается. Все, лейтенант. За работу, за работу!В дверь просовывается завхоз дядя Саша. Удивленно пялится на капитана.— Тебе что? — Угробов не любит, когда народ без толку шляется.Дядя Саша исчезает, но через мгновение появляется вновь:— Товарищ капитан, тут у нас лак для ногтей по дешевке продают, случаем не надо?Под суровым взглядом капитана завхоз исчезает.Угробов облизывает красные губы и указывает мне на дверь.Теперь точно все. Капитан, несомненно, расстроен неприятностями с обманутой делегацией. И вроде бы сам виноват. Предполагаемый преступник в кабинете появлялся, а мер к задержанию никто не принял.— Лейтенант!Господи, ну что он меня все время от дверей поворачивает. Думает, приятно в “зайчиках” туда-сюда шаркать?Угробов наконец отыскал в ящиках то, что искал:— Привет от меня Марии передавай. И вот… гостинец. Лично в руки. Не забудь сказать, что от чистого капитанского сердца. Пусть поправляется.Забираю пакет перловки, зачем-то перевязанный красной лентой. Наверняка с ноябрьских наборов остался.Дверь распахивается. Это снова дядя Саша:— Товарищ капитан, а тушь для ресниц по цене бросовой тоже не нужна? Есть еще парики списанные, ресницы накладные и крема всякие разные для кожи лица и рук.Угробов хищно раздувает ноздри и пытается вытащить пистолет. Завхоз соображает, что у начальства все и так есть, и спасается бегством.В приемной меня коварно поджидает секретарша Лидочка. Прячет руки за спиной. Наверняка станет приглашать на вечерний просмотр в консерваторию или на футбол. А может, и яблоком угостит.— Занят я вечером, — пытаюсь боком протиснуться между жарким телом Лидочки и шкафом.— Это не тебе. — Лидочка быстро моргает пушистыми ресницами. — Это дуре твоей. Скажи, что от меня. И чтоб она подавилась этой перловкой.Третий пакет спрятать некуда. Приходится лебезить перед Лидочкой и обманным путем брать в долг рюкзак, с которым секретарша ходит по магазинам.— Завтра верну, — обещаю я, выпрыгивая в коридор, чтобы не видеть, как Лидочка, в свое время закончившая театральное училище, изображает, как будет давиться перловкой ее личный враг, а моя напарница Машка Баобабова.В коридоре людно. К Угробову выстроилась очередь из жен и детей тех, кто днями и ночами пропадает на службе, сидит безвылазно в засаде или тоскует на конспиративных квартирах, а также допрашивает преступников или свидетелей. Семейные депутаты возмущены, требуют немедленной расправы над тираном капитаном, выкрикивают антикапитанские лозунги и даже пытаются разобрать на орудия пролетариата хиленькие коридорные стульчики.За порядком следит ОМОН, оцепивший зону происшествия тремя рядами. Где-то в конце коридора толпятся журналисты и телевизионщики, снимающие и показывающие беспорядки в прямом эфире. Омоновцы никого за коридорное оцепление не пропускают, но для своих делают исключение.Едва попадаю в массы рассерженных жен, тещ и детей, как на меня набрасываются наиболее несдержанные.— Лейтенантик! Когда ж она, горемычная, вылечится? Ты уж ее, бедную, не бросай. А то заливаться слезами будет без устали, голубушка наша, горлица. Про кого печальный разговор — соображаю только после того, как мне всучивают восемнадцать пакетов перловки для передачи лично в руки прапорщику Баобабовой от соратниц по полу. Причем десять пакетов умудряются выделить со своей скромной зарплаты омоновцы.От всего сердца и от лица больной Машки благодарю всех сочувствующих и, слава богу, помогают омоновцы, выскакиваю из кольца оцепления. В кабинет проникнуть не получается. Замечаю у дверей отдела “Пи” группу богатых меценатов с коробками перловки. Тянут шеи, высматривая, где противный старший лейтенант Пономарев, который не желает принять дар от богатейших людей города.От бандюков взяток, тем более перловкой, принципиально не беру.А вот от телевизионщиков пять килограммов россыпью в одном мешке принять приходится. Снимают как-никак. И спрашивают, а когда же прапорщик Баобабова вернется с ответственного задания? Объясняю, что задание секретное, в прямом эфире говорить об этом не стоит, но если вкратце, то капитан Угробов дал нам неделю, иначе не поможет ни перловка, ни прямой эфир.Нагруженный продуктом для увеличения мышечной массы, голосую на дороге. Останавливаются преимущественно фуры, перевозящие перловку. Предлагают доставить меня по указанному мной адресу в кратчайшие сроки. Добираюсь до клиники быстро, но и рюкзак становится неподъемным.У знакомого здания психушки за время моего отсутствия произошли перемены. Усиленная охрана, прикрываясь распоряжением начальства, не разрешает проносить передачи больным. Но когда упоминаю фамилию прапорщика, отношение ко мне, как к личному санитару Машки, мгновенно меняется. И я охранников понимаю. Баобабова в каком угодно месте порядок наведет и заставит уважать себя всех, от простого охранника, потеющего на улице, до главного врача, который перехватывает меня у проходной.— Санитар Пономарев! — Монокль бежит ко мне через лужайку, где больные психи руками стригут траву. — Мне необходимо с вами поговорить.В груди неприятно ноет. Если с Машкой что-то случилось, то, выходит, зря я тащил рюкзак. Какая вопиющая несправедливость!Но, слава богу, все обходится.— Ваша подопечная совсем распоясалась! — У Монокля несколько удрученный вид. Где-то даже потерянный и несчастный. — Отбилась от рук ваша подопечная. Внутренним распорядком пренебрегает, лекарства не принимает, на процедуры ходить отказывается. Необходима срочно ваша непосредственная помощь, товарищ санитар Пономарев.Узнаю Баобабову.— Готов посильно и непосильно. Если только созданы все необходимые для жизнедеятельности условия.— А как же! — восклицает Монокль. — У нас не заштатная психушка, а клиника для психически ненормальных первого класса. Пять звездочек по европейским меркам.— Да уж видел.Пристально, так пристально, как умеют смотреть только старшие лейтенанты, пялюсь в глаза Монокля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52