Практически никто из покойных друг с другом по жизни не пересекался. В долг не просили, сами не давали. Установлено также, что головы от вышеназванных тел отделялись неизвестным, предположительно острым, предметом. Места преступлений расположены хаотично и никакой классификации не поддаются.Угробов, желая подтвердить слова полковника из министерства, поворачивается к карте города и шикает на электрика. Товарищ с типичным лицом постового сержанта карабкается на стремянку, ковыряется в проводах, несколько раз замыкает на себя контуры, но в результате героических усилий и стиснутых зубами контактов на карте вспыхивают огоньки.Информация достоверна. Красные лампочки натыканы по карте без всякого смысла. Тут больше, а тут чуть меньше. А здесь, в лесопосадках, в самых криминальных местах, вообще ни одного.— Неужели нет никакого мотива? — удивляется прапорщик Баобабова, рассматривая фотографии обезглавленных граждан.— Почему же? — морщится полковник. — Есть одна зацепка. Только одна. Но, боюсь, вам, товарищ прапорщик, она не понравится. Причина весьма, э-э, необычна. Именно благодаря этой причине мы намерены передать дело о городском маньяке в ваш секретный отдел, который зарекомендовал себя с самой лучшей стороны при раскрытии таинственных дел. Выдержите ли вы возложенную на вас с лейтенантом ответственность?— Начхать! — фыркает Баобабова. — У нас все таинственное только в цирках происходит. Выкладывай, полковник, а то мы еще утренний чай не допили.Полковник долго мнется, смущенный наглостью прапорщика в армейских ботинках и с улыбающимся амуром на плече. С сомнением поглядывает на нас, на Угробова, на притихших работяг. Строители задирают большие пальцы к плохо побеленному потолку, где мается под напряжением электрик.— Первая необычность, я бы сказал, странность уголовного дела заключается в том, что все убитые были лысыми.В наступившей тишине капитан Угробов складывает из “Криминального вестника” бумажную треуголку и протягивает головной убор Баобабовой.— Прикройся.— Идите вы к черту! — Баобабова слегка бледнеет, слегка возбуждается. В задумчивости перекидывает ногу на ногу, отчего бледнеют и возбуждаются полковники из министерства. Со стороны строителей доносятся улюлюканье и свист.— Лейтенант, что скажете?Капитан поглаживает прыщик и одновременно пытается отыскать в карманах сигареты. Трудно капитану без курева.Что я могу сказать? Ситуация серьезная. Еще в подземном переходе я почувствовал, что ввязываюсь в весьма сомнительное криминальное дело. А новые обстоятельства, доложенные аппаратчиками из головного предприятия, подтверждают еще не окончательно сложившуюся теорию. Работа действительно как раз для нашего отдела.— Идет поголовное, в буквальном смысле, истребление лысого генофонда города. — Тщательно подбирать слова в данном случае меня заставляет нервная Баобабова, натягивающая подаренную Угробовым треуголку на самые уши. — Мы сделаем все, что в наших силах. Постараемся.— Ваши первоочередные мероприятия? — интересуется полковник, внимательно рассматривающий новый баобабовский бронежилет.— Составим поголовный, простите, конечно, за каламбур, список всех лысых жителей города. Проведем разъяснительную работу среди населения. Попросим капитана Угробова приставить к каждому охрану.— Загрузим в вагоны и вывезем в Сибирь, — добавляет Машка.— Или купим всем парики, для камуфляжа, — не остаюсь в долгу я.— Изымем у населения все стригущие предметы.— Поднимем картотеки на предмет обнаружения лиц, осужденных или привлекавшихся за баловство с отрезанием голов.— Закроем все парикмахерские и предъявим претензии к производителям шампуней.Баобабова вопросительно смотрит на меня. С моей стороны больше предложений нет. И так на год вперед работу себе накаркали.— Молодцы, — кивает капитан, заворачивая в оторванный кусок “Криминального вестника” найденные в карманах табачные крошки. Затянувшись пару раз, Угробов пускает бычок по кругу. Полковники курят не в затяжку, чем вызывают недовольство строителей. Досмаливает самокрутку Баобабова, нервно обрывая крепкими зубами обслюнявленную газету. — Если вопросов нет, можете идти работать.Капитан Угробов тяжело вздыхает, жалостливо поглядывая на Баобабову.— Ты вот что, лейтенант, побереги ее. Прикрой в случае чего. Верю, справитесь. Верю, оправдаете. А шапочку, Мария, оставьте себе. Дарю на память.Мы с Машкой встаем и, не прощаясь, покидаем гостеприимный кабинет капитана.— Гадская работа, — в коридоре Баобабова дает волю эмоциям. Колотит кулаками слабые стены, по которым мгновенно расползаются трещины. Немногочисленные опера, вышедшие в коридор покурить, благоразумно прячутся в своих кабинетах, оставляя испуганных посетителей наблюдать за буйством самого оперативного из всех оперативных прапорщиков восьмого отделения. Парочка вызванных свидетелей тут же изъявляет желание чистосердечно признаться в убийстве Кеннеди.— Разберемся, — мычу я, стараясь быть все время за спиной напарницы. Машка во время взрыва эмоций плохо себя контролирует. Может по стене и промахнуться. Потом ходи с синяками неделю.У двери нашего отдела останавливаюсь, пропуская Машку вперед.— Я сейчас, — обещаю я, поглядывая на расположенные в непосредственной близости двери с двумя нулями для служебного пользования.— Лешка, ты только быстро, — почти умоляет Баобабова, с тоской поглядывающая на пустой отдел.— Мигом, — это только в кино да в плохих книжках герои месяцами вовсю гуляют и никуда по нужде не ходят.Мягко скольжу по вытоптанному линолеуму, стараясь не наступать на рваные места. Примета такая. Как наступишь на рвань, так и жди птеродактиль, который в архив до конца жизни не сдашь.Закрываюсь на щеколду, становлюсь в исходную позицию. Только собираюсь мигом, как из вентиляционной решетки вываливается горсть лепестков ромашки.Пятясь назад, верчу головой, забыв, для чего такого я приперся в туалет.Дверца за спиной захлопывается с неприятным хрустом. Гаснет лампочка. Самостоятельно спускается вода.Из-за решетки на меня смотрят чьи-то глаза. И продолжают осыпаться лепестки.— Алексей Пономарев?Я знаю, этого не может быть. Садовник в психиатрической лечебнице. Этого просто не может быть. Но ромашка… Лепестки… И знакомый хриплый голос:— Успокойся, лейтенант.— Это вы? Но как?— Долгая история, лейтенант. Сердце подсказало, что помощь тебе нужна.Глаза за гипсовой перегородкой моргают. На плиточный пол падают три лепестка. Наверное, Садовнику трудно пропихивать их через узкие дырочки вентиляции. Как он сам туда забрался, меня вообще не волнует.— Захочешь, и не туда залезешь, — ухмыляются глаза, подслушивая мои мысли.— Что вам нужно? — Растерянность от неожиданного появления Садовника постепенно пропадает.— Мне? — удивляется Садовник. — Это тебе, лейтенант, нужно. Думаешь, если с самолетом все гладко прошло, то и с трупами без проблем? Ах, молодость, молодость!— Один раз вы нам помогли, — напоминаю я про все те ситуации, в которые мы с Машкой вляпались благодаря стараниям сумасшедшего Садовника. — Чуть не погибли из-за вас. А с головами, будьте уверены, разберемся. У нас достаточно сил и опыта, чтобы разыскать маньяка.— Конечно, — миролюбивость Садовника не знает границ. — Найдете. Верю. Несчастного бомжа, на которого спихнете свои неумелые поиски. Знаю я вас. А настоящий преступник продолжит резать головы.Глаза за вентиляционной решеткой ворочаются, устраиваясь поудобнее.— Слушай, лейтенант. Не время для старых счетов. Над Землей нависла опасность. И никто, кроме вашего отдела, не способен спасти несчастный мир. С моей помощью, разумеется. Подожди, не перебивай. Здесь тесно и душно. А мне надо многое сказать.Закрываю рот и слушаю внимательно. Садовник, хоть и обладает способностью втягивать отдел “Пи” в неприятные ситуации, тем не менее на деле показал, что в мировом равновесии сил он и его товарищи играют не последнюю роль.— Это не просто убийства, лейтенант. Помнишь тот ледяной ветер в переходе? Не хмурься. Я там был, все видел. Вспомни мужичка с балалайкой, которому ты мелочи пожалел. Я видел и слышал все, что видел и слышал ты, лейтенант.Сжимаю виски. Голова раскалывается от боли при одном воспоминании о конском топоте и холодной силе, швырнувшей меня, как слепого котенка, мордой в пол.— Сила, о которой ни ты, ни подружка твоя, ни даже наш бравый капитан Угробов не слышали, идет к нам. С каждым мгновением близится час встречи. Земля на волоске от гибели. Это тебе, лейтенант, не зеленопузые пришельцы, которые на свой страх и риск, нарушая галактические законы, пытаются урвать кусок пожирней от слаборазвитой планеты.— Понимаю, — шепчу я. — Представители Зла придут в наш мир, чтобы поработить наши души.— Дурак, — рявкает Садовник из-за вентиляционной решетки. — Начитался, лейтенант, желтых газет и кино иностранного насмотрелся. Добро, Зло! Это все в прошлом. Забудь. Господи, до чего тесные у нас вентиляции!— Мне нужны подробности.— Будут и подробности, и факты, и комментарии. Внештатное земное правительство, представителем которого, как ты знаешь, являюсь я, уполномочило меня связаться с тобой и получить предварительное согласие на сотрудничество. Согласишься — станем работать дальше.— Мы с Пономаревой убиваться будем, а вы в шахте вентиляционной отсиживаться, как всегда? Ваша помощь заключается только в глупых словах. Материальная база отдела никудышная, финансирование никакое. Хреновое у вас внештатное земное правительство.— Помогали, чем могли. Были трудности, не спорю. Все исправим, лейтенант. Но не ожидал от вас такой неблагодарности. Однако не будем о плохом. У меня ноги затекли. Согласны вы с нами сотрудничать, как прежде?— У меня есть выбор?— Ответ, достойный внеочередного звания, — ухмыляются глаза Садовника. — Выбор есть всегда. Или работать, или наблюдать со стороны.— Лучше работать.— Вот и ладненько. Возвращайтесь в свой отдел. Очень скоро мы встретимся.В вентиляционной шахте запыхтело, завозилось, глаза погасли. И только лепестки ромашки продолжают медленно падать на коричневую плитку сантехнического узла.Вылетаю из подсобного помещения с двумя нулями для служебного пользования. С возможной поспешностью заскакиваю в отдел с гордой табличкой “Стучать строго всем”.За поваленным столом меня встречает засада, состоящая из Баобабовой и капитана. Оба при взведенном оружии, с решительно настроенными лицами.— Что за странные игры, старший лейтенант Пономарев? — Угробов зол, и палец его того и гляди нажмет на курок.Осматриваю кабинет. Весь пол покрыт ровным слоем лепестков. Витает запах весеннего сада. За окном миролюбиво ревут бульдозеры, устраивая на свалке гонки на выживание.Пожимаю плечами, так как ничего не понимаю. К засевшим за столом товарищам не приближаюсь. В процессе мирных переговоров устанавливаю, что капитан был вызван в наш отдел по телефону голосом, принадлежащим, по определению самого Уг-робова, самому молодому и неопытному работнику отделения. Моим голосом. Возражения не принимаются.— И что же я говорил?Усыпанный ромашками пол и недавняя беседа с Садовником заставляют меня ничему не удивляться.— Обещал представить дополнительные улики по делу маньяка. — Угробов чертыхается, засовывая пистолет в кобуру. Баобабова следует доброму примеру, но из-за стола не вылезает. Только торчит поверх крышки бумажная треуголка.— Раз обещал, значит, представлю.Театральным жестом распахиваю дверь. Я не знаю, почему делаю так, а не иначе. Называйте это чутьем сотрудника отдела “Пи”.В дверях топчется почтальон с тощей сумкой через плечо.— Пономаревы здесь живут?Предъявляю раскрытые корочки.— Вам бандероль, — сообщает почтальон после тщательного ознакомления с удостоверением. — Заказная, ценная, с уведомлением. Отправитель пожелал остаться неизвестным. Подпишитесь здесь и здесь. И за доставку заплатите, пожалуйста.Требуемую сумму занимаю у капитана. Своих нет, а последнюю заначку отдал старой цыганке. Почтальон пересчитывает мелочь, вынимает из тощей сумки здоровый пакет.— А станцевать?Под стволами пистолетов остряк отказывается от желания посмотреть, как танцуют сотрудники отдела “Пи”, закидывает сумку через плечо и, бросив напоследок: “Хамы”, растворяется в воздухе.— Начинается! — шепчет со своего места Машка, поправляя газетную треуголку.— Ерунда какая-то, — не верит глазам капитан, выбегает в коридор убедиться, что ерунда имеет место быть. Возвращается хмурый и недовольный.— Что у вас происходит, Пономарев? — Капитан, как лицо официальное и при погонах, верит только фактам и чистосердечным показаниям. — Полы, простите великодушно, цветочками застланы. Посетители шустрые. Письма странные.— Это от Садовника.В отдел прилетает непонимание, складывает легкие крылья и с любопытством взирает на вытянутые лица капитана и прапорщика.— Ему же, если память не изменяет, срок дали с Принудительным лечением.— Я только что с ним разговаривал, — вскрываю конверт. На настойчивую просьбу Угробова рассказать о знаменательной встрече не обращаю внимания. Не в Кремле встретились. Но когда к уговорам присоединяется Машка, а у нее доводы одни — ствол в ребра, раскалываюсь. Вкратце довожу до слушателей основные тезисы. Баобабова сидит на полу, обхватив голову руками. Угробов задумчиво стоит у окна, любуясь прекрасным летним днем. А может, ячитает, сколько ему осталось до пенсии. Много.— Силы, которой еще на Земле не было, — повторяет капитан. — Это что же, лейтенант, кранты всем нам? Мы с бандитизмом никак справиться не можем, а с непонятными природе явлениями и тем более. Как смотришь?Я никак не смотрю. Для заключения у отдела “Пи” слишком мало информации. Надеюсь, Садовник позаботился о том, чтобы увеличить ее объем. Из конверта выпадает несколько исписанных листов. Один падает рядом с прапорщиком. Долг Перевешивает отчаяние. Машка рассматривает лист и выдает заключение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52