— Бой Чёрного Ниндзя с Псом-Демоном! — объявил Олег, вставая в картинную бойцовскую позу. — Потерпите, Николай Александрович, это недолго.
Валя бежала ему навстречу по галерее, повизгивая от ярости.
— Я тебе дам «недолго»!
Высоко подпрыгнула, метя противнику ногой в грудь. Но удар пришёлся по воздуху.
Олег легко перемахнул через перила, пружинисто приземлился и, неестественно высоко подпрыгнув, оказался на галерее с противоположной стороны.
— Это у меня шузы на пружинной подошве, — похвастался он. — Лично изобрёл. Я же гений. Сейчас песню по второму разу запущу. Момент. Слова классные, с сайта списал.
Щёлкнул пультом и запел вместе с саундтреком:
— «Фукай, фукай мори-но оку-ни…»
— Я тебя все равно достану! — крикнула Валентина, бросаясь по галерее вдоль стены.
— Всё, надоела, — пожаловался Олег. — Петь мешает.
Снова нажал на кнопку, и у фандоринской ассистентки под ногами провалился люк. Валя полетела со второго яруса, ударилась о металлический шкаф и растянулась на полу.
Вскрикнув, Николас кинулся к ней.
Помощница лежала ничком, неловко подвернув руку. Кажется, жива, но без сознания.
— Отрубилась? — равнодушно спросил сверху Олег. — Туда ей и дорога. Хоть поговорим спокойно.
Он взялся за трос, грациозно соскользнул вниз — широкие рукава кимоно взметнулись диковинными красными крыльями.
Фандорин попятился и выставил вперёд кулаки, хоть это было совершенно бесполезно. Странный человечек непонятно какого возраста не доходил ему и до плеча, а все же Николас был полностью в его власти.
О том же заговорил и Олег:
— Бросьте, Николай Александрович. Вам со мной не справиться. И потом, я ничего плохого вам не сделаю. Я только подонков в ноль вывожу, а хороших людей не трогаю. В тот раз не дал нам доктор по душам поговорить. А ужасно хочется. Мне кажется, вы единственный, кто сможет меня понять. Вот скажите, как по-вашему: легко это — быть старше всех на свете?
— А… а сколько вам лет? — спросил Фандорин, опуская кулаки.
— Скоро тридцать. Неважно, сколько. Важно, как ты жил. А я жил очень интенсивно. И спал всего по два часа в сутки. Так что мне тысяча лет, Николай Александрович. И прожил я их в полном одиночестве. Папа у меня смешной, славный, я его очень люблю, но он как ребёнок. Всё в кубики играет, вольный каменщик. Папа ко мне прислушивается, во всем со мной советуется. Ведь я — гений. Меня обожает, пылинки сдувает, только поговорить с ним по-настоящему нельзя. Я для него не человек, а драгоценная фарфоровая статуэтка. Вы комиксы Фрэнка Миллера знаете? Там у всякого мерзкого урода, который по ночам девочек насилует и убивает, обязательно есть какой-нибудь могущественный папаша. Папаша в курсе, но прикрывает сынулю, потому что тот — единственный свет в окошке. В моем случае, правда, не совсем так.
Во-первых, папа, святая душа, про мои забавы ничего не знает. А во-вторых, никого изнасиловать я не могу. — Олег горько засмеялся. — Гипофиз подкачал. Папочка, бедный, платит бешеные бабки за гормональную терапию, все надеется внуков иметь. Зря. Покойник Коровин за десять лет добился только того, что у меня пушок на верхней губе наметился и яйца в мошонку опустились. Обычно у мальчиков это происходит до трехлетнего возраста, а у меня в двадцать два. — Он снова хохотнул, но теперь уже зло, ядовито. — Да если б я и мог девок трахать, нипочём не стал бы. Фу, гадость: мокрое, склизкое, пахучее. — Олега всего передёрнуло. — Хорошо, мамочка у меня померла. А то не знаю, как бы вынес её поцелуйчики. Что за мерзость — другого человека слюнями мазать.
Он опять гадливо поёжился, а Фандорин подумал: тут не только с гормонами неладно, с психикой тоже проблемы.
— Значит, вы убивали «подонков» ради отца?
— А ради кого ещё? — удивился Олег. — Единственный человек, которому нужен такой урод, как я. Он за меня жизнь отдаст, буквально. Эх, рассказать бы вам, как изобретательно проворачивал я «чудеса»! Особенно, когда папа мне реанимобиль подарил. Столько новых возможностей открылось! Удобная штука: можно с мигалкой гонять, правила нарушать. Оформлен чин чинарем, приписан к Центру физиологии мозга. У меня там компьютерный центр, лаборатория, гримерка. Могу превращаться хоть в ангела, хоть в дьявола, хоть в Красную Шапочку. К Рулету вашему я Спайдерменом нарядился. Перчатки на липучках, тапки с присосками — чтоб по отвесной поверхности ползать. Голливуд отдыхает. Эх, жалко, не видел никто. Какое кино можно было бы снять! Реалити-шоу нового типа, ей-богу. Зрители все поумирали от восторга.
Он рассмеялся, довольный своей шуткой, и вдруг всплеснул руками:
— Хотя постойте! Один эпизодик все-таки заснят для потомства. Называется «Допрос партизана в гестапо». Показать? — Он стал рыться среди коробок с дисками, сваленных на столе. — Снято студией «Лузгаев-продакшнз». Рабочее название «Грязный папочка и зелёная папочка». Черт, куда я его задевал?
— Я понимаю, почему вы … устраняли врагов вашего отца. Но зачем вы убили всех, кто имел отношение к рукописи? Неужели она того стоит?
— Чего «того»? — Олег обернулся, забыв о диске. — Жизни нескольких вредных насекомых? Вконец сколовшегося наркомана, который грабит на улице людей? Подлого хапуги Лузгаева? Рублевской стервы Марфы Захер? Или, может, алчной старушенции Моргуновой? Какой тонкий, изящный этюд я для неё подготовил! Хотел, чтобы рассказала обо всех, кто к ней являлся с разными кусками рукописи. Увы, не рассчитал эффекта. Гикнулась старушка. — Молодой человек брезгливо поморщился. — А что до рукописи… Папе так хотелось её получить. Он никогда не жалел для меня игрушек. Что ж я, отцу родному приятное не сделаю? Между прочим, когда рукопись расползлась по всей Москве, это я посоветовал папе вас ангажировать. Посмотрел на вас тогда в коридоре, послушал, как вы с Морозовым объясняетесь, и понял: этот докопается. Вроде дурень дурнем, Паганель какой-то, но видит то, чего другие не видят. И мозги не с правой резьбой, как у всех, а с левой. Ах, как приятно поболтать с человеком, перед которым можно не прикидываться! Вы спрашивайте, спрашивайте, а то время-то идёт. Охране надоест доктора ждать, припрутся сюда, и разговору конец. У Коровина-то в груди иголочка торчит. Как у Игорька. Так что номер с инфарктом не пройдёт. И возьмут меня под белы рученьки. В тюрьму, конечно, не посадят — я окажусь психически невменяемый. Но от общества, как говорится, изолируют, причём надолго. До тех пор, пока папа не вытащит, а это, я думаю, минимум полгода-год.
Олег рассмеялся, а Николас подумал, что скорее всего именно так и будет. Через какое-то не слишком продолжительное время врачи, соответствующим образом простимулированные Сивухой, дадут заключение, что больной излечен, опасности более не представляет. И убийца выйдет на свободу. У нас в стране с сыновьями больших людей ничего особенно плохого случиться не может. То-то Олег так благодушен. Знает, что бояться ему нечего.
— Значит, первые две части рукописи Аркадию Сергеевичу отправили вы?
— А кто ж ещё? Теперь вся рукопись в сборе, папина мечта осуществилась. Первую часть мне отдал Рулет, а я ему за это вручил баян с таким ломовым концентратом, что улетишь — не вернёшься. Вторую часть я получил от героя-партизана. Хоть пыток он и не выдержал, все равно вечная ему слава. Третью гениально добыли вы — у меня не получилось. А четвёртая, последняя, вон она. — Олег достал из ящика синюю кожаную папку и подмигнул. — Херувимская. Тут я без вашей дедукции обошёлся. Между прочим, чисто взял, без мокрухи. Я же не зверь человека просто так мочить, если он ко мне по-доброму.
— А Игорь? — спросил Николас. — Он ведь вам помогал. Зачем же вы его убили?
Помогать-то помогал, но больше по мелочи. Он после истории с иконой малость не в себе был. «Не убий» — и баста. Перестарался я тогда, в часовне. — Олег прыснул, , но объяснять ничего не стал. — Игорек научил меня массе полезных вещей. Махать руками-ногами, стрелять и прочему подобному. Но он тупой был, терминатор с дистанционным управлением. Все основное я делал один. Однако к литагентше Захер я взял его с собой. Знал, что баба железная, не труханет, как Лузгаев. Придётся как следует трясти, тут без профессионала не обойдёшься. — Молодой человек скривился. — Ну и вышла лажа. Марфа эта, сука, в лицо мне плюнула своей гнойной, мерзкой слюной. — Он передёрнулся. — Ненавижу, когда хватают потной рукой, или плюются, или собака подбежит и лизнёт! Мне папа один раз сдуру щенка подарил. Так я его… Ладно, неважно. Дело прошлое. Этот, — Олег кивнул на мёртвого Зиц-Коровина, — как увлечётся чем-нибудь, тоже всё слюной брызгать начинал. Потом минут по сорок губкой оттираешься. И ещё трогал все время. То обнимет за плечо, то по волосам погладит. А у самого ладони липкие… Гадость! — Психопат сконфуженно улыбнулся. — Короче, когда сучка эта в меня плюнула, я малость сорвался. Со мной это бывает. Правда, нечасто… В себя пришёл, только когда Игорек меня оттащил. Крестится, бормочет: «Сатана, сатана!» А тут ещё, как назло, коллектор нашли. Ну, Игорек сопоставил и с перепугу ноги сделал. Помощничек… Ничего, если я «Фукай мори» ещё раз заведу? Уплываю от этой песни.
Он нажал кнопку на пульте, и японская песня заиграла снова, а Олег запел:
— «Фукай, фукай мори-но оку ни шла мо китто окидзари-ни сита кокоро какуситэру ё…». «Фукай мори» это по-японски «густой лес», «чаща», — объяснил он. — Песня будто обо мне написана. Там про одинокое сердце, которое сохнет и ржавеет в тёмном-претемном лесу. И ещё про время, которое вдруг взяло и свихнулось. Прямо как у Шекспира: «The time is out of joint». Мой случай. Это я — вывихнутый сустав времени.
Морщина перерезала чистый лоб. И Николасу стало жалко этого калеку с его вывернутыми набекрень мозгами. Представить только: время идёт, меняется жизнь, взрослеют или стареют окружающие, а ты от них отстаёшь, и с каждым годом всё больше. Твои ровесники оторвались вперёд, ты остался один в глухой чаще. Как это, наверное, горько и обидно. Поневоле начнёшь всех ненавидеть. Можно не сомневаться, что врачи признают этого преступника психически больным и без усилий Аркадия Сергеевича.
— Уф, от души наговорился. Впервые в жизни. — Олег растроганно шмыгнул носом — совсем по-детски. — Умолкаю. Пора и честь знать.
Фандорин завздыхал и по привычке профессионального советчика с ходу прикинул, как наименее болезненно разрешить ситуацию.
— Я думаю, нужно поступить так. Не будем дожидаться охраны. Следует немедленно позвонить Аркадию Сергеевичу и всё ему рассказать. Он придумает, как обойтись без наручников: Во-первых, существует добровольная явка. Во-вторых, вы ведь, действительно, страдаете тяжёлым заболеванием мозга. Я понимаю, что рассказать такое отцу непросто. Но ведь вы совершили все эти… ужасные вещи ради него. Он поймёт и простит. Если вам тяжело, ему могу позвонить я. Хотите?
— Спасибо, Николай Александрович. Но лучше я сам. — В глазах Олега сверкнули смешливые искорки. — Папочка, действительно, ужасно расстроится. Ещё бы! Человек, которого он нанял отыскать рукопись, оказался преступником. Сначала убил доктора, потом попробовал убить больного ребёнка, единственного сынулю.
У Фандорина от изумления отвисла челюсть. Он подумал, что ослышался.
А Сивуха-младший покатился со смеху.
— Вы правда поверили, что я добровольно в психушку пойду? Чтоб чужие дядьки и тётки трогали меня руками, щупали, мяли, совали ложку в рот, держали в общей палате? Чтоб санитары меня под душ Шарко затаскивали? Да я лучше сдохну. И потом, разве могу я так сильно огорчить папу? Нет-нет, я никого не убивал. Это всё вы. Вы и убили-с, как сказано в романе писателя Достоевского. Молчите, молчите! — поднял он руку, видя, что Николас хочет что-то сказать. — Минутку. Дайте реконструировать ситуацию…
Он сел на стол, подпёр рукой подбородок, приняв позу мыслителя, и уставился на Николаса, который всё не мог прийти в себя.
— Есть, готово! Дело было так. Вы вступили в преступный сговор с Игорем, профессиональным киллером, который по собственной инициативе уничтожал врагов своего босса. С какой целью? Это ясно: он хотел прибрать папулю к рукам, собирался шантажировать. Это одна история. Другая связана с нечистоплотным частным сыщиком Н.А. Фандориным. Получив от депутата А. С. Сивухи задание найти рукопись Достоевского, вы при помощи злодея Игоря разработали дьявольский план. Убивали людей, имевших отношение к рукописи, а Игорек прятал трупы в ту же яму — чтобы папе было трудней отвертеться. Но по счастливой случайности захоронение было обнаружено, планы преступников были сорваны. Героические работники правоохранительных органов сработали оперативно, и Игорек психанул — пустился в бега. Тогда ваша помощница и сообщница по вашему приказу и на глазах у свидетелей убила беднягу отравленной иглой. Понимая, что земля горит у вас под ногами и боясь, что депутат А.С.Сивуха до всего докопается, вы с вашей телохранительницей проникли на территорию клиники, чтобы взять меня в заложники. Вы знали, что ради сына папа согласится на всё. Ваша девка убила доктора. Тем же способом, что Игоря. Потом стала гоняться за мной по лестнице, упала, свернула себе шею. (Шею я ей потом доверну, не проблема.) Ну вот и всё. По-моему, довольно складно. Кое-какие детали пока не проработаны, но это мы с папой и юристами после обмозгуем. Что скажете, Николай Александрович, разве я не гений?
Он смотрел на заворожённо слушавшего Нику с торжествующей улыбкой. Можно было не сомневаться, что всё произойдёт именно так, как описало это маленькое чудовище. Вполне правдоподобная, а главное очень удобная версия. Волки будут сыты, а овцы… Но кого волнуют овцы?
— А что же вы про себя не спросите? — вкрадчиво спросил Олег. — Неужели не интересно?
У него была такая тонкая, хрупкая шея. Казалось бы, сдави её как следует — и дух вон. Но Фандорин видел, как этот хилый на вид парень позабавился с непобедимой Валентиной — будто кошка с мышью. Посопротивляться, конечно, можно. Однако исход известен заранее.
— И так ясно, — сказал он сухо, чтобы не дай Бог не дрогнул голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26