— Бывает всякое, господин президент, — сказал неожиданный голос.Президент посмотрел в сторону двери. Шефа Секретной Службы сопровождал капитан морской пехоты Хэдкрафт, командир отряда охраны. Объемистая боевая броня выглядела в Белом Доме неуместно.— Такое не должно случаться, — отрезал президент. — Не здесь. Не с нами.— А что? Вы думали, раз это Земля, то будет по-другому? — спросил капитан с ноткой легкого презрения. — Что ж, добро пожаловать в наш мир, сэр.Президент развернул кресло и посмотрел прямо на морского: пехотинца, которого испепелял взглядом шеф Отделения. Поскольку морские пехотинцы были, в сущности, взяты взаймы у Флота, существовали определенные трения между ними и Секретной Службой, трения, которые противоречили традиции.Морская пехота охраняла американских президентов со времен Джона Адамса. Эта традиция имела более долгую историю и более глубокие корни, чем даже у Секретной Службы. Но Служба всегда рассматривала их в качестве нанятой помощи. Морские пехотинцы всегда несли охрану по периметру, в то время как Служба брала на себя защиту в непосредственной близости.С переходом Морской пехоты во Флот Отделение полагало, что теперь они возьмут на себя полную ответственность за охрану президента. Вместо этого на Флоте проводилась ротация личного состава Морской пехоты и направление его в Подразделение Президентской Охраны. И это породило две трещины в отношениях между Отделением и морскими пехотинцами. Первая касалась затрат, вторая относилась к двойной лояльности.Личный состав американских ББС, отличившийся в боях на Барвоне и Диссе, с безупречным послужным списком, мог подать рапорт с просьбой о переводе в ППО. Срок службы составлял два года и, слава богу, проходил вдали от боевых действий.В случае согласия солдат посылали вместе с их скафандрами обратно на Землю. После короткого «освежающего» курса переподготовки на острове Паррис они принимали присягу в качестве морских пехотинцев Соединенных Штатов, получали новую синюю парадную форму Морской пехоты и направлялись в округ Колумбия.Затем они начинали бегать по девочкам, или мальчикам — в некоторых случаях, смотреть свысока на гарнизонных солдат из Старой Гвардии и в целом начинали расслабляться.Тем не менее они продолжали числиться во Флоте. И личный состав, и скафандры являлись на самом деле займом у Флота. И Федерация не давала Соединенным Штатам ни малейшей скидки. Причиной, по которой из всех глав земных государств только у американского президента охрану несла целая рота ББС, была их чудовищная дороговизна. Скафандры стоили почти полмиллиарда кредитов за штуку и амортизировались дарелами за двадцать лет. Прибавить к этому еще раздутую шкалу жалованья Ударных Сил Флота — и месячное содержание роты выходило примерно как у регулярной войсковой дивизии.Затем была еще и проблема двойной лояльности. Флот фактически не требовал от отдельной личности отказа от своего гражданства, но имел сильное предубеждение против национализма. И клятвы Флота имели приоритет. По законам Федерации, морские пехотинцы все еще подчинялись приказам Флота и несли ответственность только перед Флотом, как и все прочие подразделения ББС.Но морские пехотинцы имели собственное мнение на этот счет. Некоторые из них подали рапорты, чтобы убраться с Барвона, где ад войны в болотах день за днем разъедал душу. Но большинство находились здесь потому, что в своем сердце они оставались американцами и гордились честью охранять главное должностное лицо страны. Но невероятная стоимость содержания подразделения и его двойная лояльность глодала отделение подобно раку.Президент думал про все это, пока созерцал капитана морской пехоты. Капитан был кавалером Серебряной Звезды и Креста Флота. Флот принял Звезду в качестве награды как дань сильному американскому влиянию. Крест являлся эквивалентом Кресту за Выдающиеся Заслуги.Никто не выказывал ему столь явное презрение в течение многих месяцев. Так с президентами себя не ведут. С другой стороны, этот морской пехотинец знал, почем фунт лиха. Он имел право.— Да, — просипел президент.Его гладкий, хорошо тренированный голос пропал после долгих часов разговоров. Он был на ногах почти тридцать шесть часов и чувствовал себя как труп недельной свежести.— Да, — повторил он, прочистив горло. — Думал. Все говорили мне, что и местность, и ситуация были подходящими. Нужно было только попытаться.Скафандры в знак уважения к занимаемому положению носили изображение президентской печати, когда находились не в боевом режиме. Но при надетом фасетчатом шлеме печать не выражала эмоций. Единственный намек давал голос.— Как я сказал, добро пожаловать в наш мир, господин президент. Мы возвращаемся обратно сюда, на Большую Землю, и слушаем разговоры комментаторов и записных генералов о том, как «мобильные боевые средства» и «сфокусированная местность» разгромят послинов. И мы смеемся. И напиваемся.Бойцы ББС много пьют и курят травку, господин президент. Потому что именно нам всегда приходится очищать поле боя после того, как генералы облажались. И даже по сравнению со всеми «мы в заднице» случаями на Барвоне этот заслуживает главного приза.Президент Эдварде поднял руку, останавливая шефа Отделения, который был готов взорваться.— Хорошо. Как, по-вашему, мне следует поступить? Подать в отставку?— Нет, — твердым тоном произнес Хэдкрафт. — Бегство не приносит ничего, кроме клинка в спину. Еще один урок Барвона. Если ты должен что-то сделать, значит, делай. И как бы мало мое мнение ни значило, я считаю, вы должны остаться. И я готов сказать это публично. Но вам лучше учиться побыстрее. Ошибки такого рода могут происходить только однажды.Президент кивнул.— Итак, пора уходить?— Да, господин президент, — сказал шеф Отделения, метнув в морского пехотинца последний свирепый взгляд.— Куда мы направляемся? — без интереса спросило главное должностное лицо страны.— В Кэмп-Дэвид, господин президент, — сказал шеф Отделения.— Но есть одна крохотная проблема, — заметил морской пехотинец. В его голосе слышалась нотка мрачного юмора.— Здесь нам оставаться нельзя. Из-за всех этих мостов генерал Хорнер не может гарантировать, что переправы не произойдет. Но приземления происходили повсюду, господин президент, — раздосадованно вздохнул шеф Отделения. — Только что произошло еще одно в Пенсильвании. Поэтому я не считаю ваше передвижение полностью безопасным.— И не забывайте, — ехидно заметил капитан, — что на пути туда стоит какая-то дивизия. Некоторые из ее солдат могут быть не столь снисходительны к президентским ошибкам, как я.Президент снова поднял руку к шефу Отделения.— И какое решение?— Одеть вас в скафандр, — ответил Хэдкрафт.Президент заморгал от удивления.— Я думал, что скафандр может носить только один человек.— Ну, — сказал морской пехотинец, поднимая руки ладонями вверх, — это долгая история.— Изложите ее кратко, — предложил президент.— О’кей, — вздохнул капитан.Он прошел вперед и присел на край стола совещаний, не спросив разрешения. Президент заметил, что оставшиеся от последней трапезы министра обороны крошки запрыгали по поверхности стола и на некоторое время повисли в воздухе. Он в конце концов сообразил, что, должно быть, включилась антигравитационная система скафандра, чтобы снизить воздействие полутонного скафандра на сравнительно хрупкий стол.— Первым делом надо сказать, что скафандры подстраиваются под владельца, — сказал капитан. — И когда они «застывают» в этой форме, требуется вмешательство господа или по крайней мере мастера-ремесленника индоя, что их изменить. Вот почему мы стараемся удостовериться, что люди будут оставаться примерно в одной и той же физической форме, прежде чем мы станем подгонять к ним скафандры. Вы можете постепенно меняться с течением времени, это не страшно. Скафандр сам подстроится под медленное изменение. Но резкий набор веса заканчивается на самом деле плохо. Так же и потеря. Внутренний слой может расширяться и сжиматься до известной степени, впрочем, так что в целом все в порядке.Но человек может надеть скафандр другого владельца. Если они примерно одного сложения.— Я понимаю это так, что у меня примерно такое же сложение, как у кого-то из подразделения? — сухо спросил президент.Некоторое время скафандр молчал. Президент был уверен, что, если бы он мог видеть лицо офицера, на нем отражалось бы немалое огорчение.— Это не совсем то, о чем мы говорим, сэр, — неохотно продолжил Хэдкрафт, затем остановился.— Что?В конце концов скафандр повторил жест с ладонями вверх. Президент осознал, что это может быть единственный жест, доступный для пользователя боевого скафандра.— Больше половины подразделения выбирается на основании физиологии действующего президента. Мы всегда сознавали, что если дела пойдут хреново, то нам может захотеться одеть подзащитного в броню.— А! — Президент посмотрел на шефа Отделения, который старательно пытался скрыть ошарашенное выражение. — Что скажете, агент Рорбах?Офицер Секретной Службы потряс головой:— Вы, парни, это запланировали?— Послушай, агент! — сказал морской пехотинец с мрачной усмешкой. — «Рассчитывай на победу, готовься к поражению» — единственный способ выжить на Барвоне. Так что да, мы это планировали. Хотите верьте, хотите нет, мы чертовски серьезно относимся к нашим обязанностям по охране президента.Скафандр не изменил положения ни на йоту, но что-то подсказало агенту Секретной Службы, что его разглядывают. Он кивнул в знак согласия с таким важным пунктом.— Как бы то ни было, — спустя мгновение продолжил морской пехотинец, — у нас есть свободный скафандр. Сержант Мартинес была в отпуске и в ближайшее время не вернется. Место регистрации — Лос-Анджелес.— Я так понимаю, что сержант Мартинес моего размера, — усмехнулся невысокий и худощавый президент.— Да, — ответил капитан. — Это не та проблема.— А какая проблема та?— Ну, есть еще две. Одна большая, другая маленькая.— Расскажите мне сначала про большую, — без тени юмора сказал Рорбах.— О’кей. Эти штуки работают таким образом, что они «считывают» сигналы нашей нервной системы. У них обычно занимает примерно тридцать часов, чтобы полностью настроиться. И управляющая псевдонервами программа установлена в автономном приборе искусственного разума, который считывает не только сигналы наших нервов, но и нашу «персональность». И она построена на совершенно другом алгоритме, чем ПИРы, — продолжал морской пехотинец, указывая на ПИР президента на столе. — Так что «гештальт» Существо, сущность (нем. ).

способен взять на себя контроль над скафандром, если человек внутри ранен, и делать всякие вещи, где у ПИРа имеются ограничения. Типа хирургии, ведения боя и тому подобного.— Постойте-ка, — сказал шеф Отделения. — Вы хотите сказать, что в нем есть самоуправляемый компьютер, имеющий определенную «индивидуальность»? Как он отреагирует на наличие внутри президента?— Мы не знаем, как он отреагирует, — признался командир подразделения.— Нет, — отрезал шеф Отделения. — Не пойдет!— А что, — спросил Хэдкрафт устало циничным тоном, — вы собираетесь везти его через зону приземления в одном из ваших долбаных «Сабурбанов»?— Подождите, — сказал президент. — Остановитесь. Капитан, можем мы… поговорить с этой личностью? Сказать ему, что происходит? Сказать о причинах?— Да, наверное, но я не знаю. Видите ли, мы даже не замечаем гештальт. Эта вещь и есть мы. Вы ведете беседы со своей селезенкой? — риторически спросил он.— Так вы собираетесь поговорить с ним, прежде чем я попытаюсь его надеть?— Да, сэр. И если мы посчитаем это слишком опасным, мы дальше не пойдем, — продолжал он больше для шефа Отделения, чем для президента.Президент поднял руку, чтобы предотвратить протест шефа Отделения, и кивнул.— О’кей, мы попытаемся. Я согласен, что разъезжать в «Сабурбане», с учетом ситуации, не самая хорошая идея. Вы упомянули еще одну незначительную проблему?— У-у, да, — огорченно произнес морской пехотинец. * * * Розелита Мартинес явно была очень сердитой женщиной. Если такая вещь, как экстрасенсорное восприятие, существовала, то президент Эдвардс испытывал именно его. Ярость скафандра передавалась ему по каналу связи, которому предполагалось быть средством незаметного двустороннего общения. Причина ярости гештальта была неоднозначной. Он скучал о своем настоящем владельце. Он ненавидел послинов. Он терпеть не мог «крупных шишек», и один из них сидел в его утробе. Но он любил своего подзащитного. Он обожал подзащитного. Он должен был его защищать. Он был в сильном замешательстве. Он был очень сердит. Он был очень-очень сердит.— Господин президент, — сказал капитан. Голос звучал странно, невероятно четко и без всяких фоновых шумов, обрезанных технологией трансляции.Президент попытался повернуть голову вопреки охватывавшему ее слою желе шлема. Он мог едва шевельнуть головой из-за него, но поле зрения шлема дико прыгало туда-сюда, пока он боролся с «Джелл-О». Фирменное название концентрата желе, торговая марка

. Его метания вызывали головокружение.— Господин президент, — повторил капитан, схватил скафандр и развернул его. Президенту в конце концов удалось стабилизировать поле зрения, и он сфокусировал его на офицере. Вид загромождали десятки непонятных показателей. — Смотрите прямо вперед и шагайте осторожно. Если поле зрения начнет скакать, просто посмотрите прямо вперед и закройте глаза.— Тут всякие показатели, — сказал президент и закрыл глаза, когда поле зрения снова начало двигаться.— ПИР, скажи скафандру очистить вид и уменьшить чувствительность к смещению поля зрения на пятьдесят процентов, — сказал капитан. — Сэр, у нас нет времени приучать вас к скафандру. Мы должны ехать.— О’кей, — сказал президент, борясь с затопляющими его волнами гнева. Он сделал глубокий вдох. — О’кей, пошли.Он собрался было покачать головой, но слой геля внутри не дал этого сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98