— Он протянул руку в сторону Вилли. — Дай мне, пожалуйста, этот зуб.— Хочешь ей обо всем рассказать?— Да, как только она немного окрепнет. У нее, видать, отличная психика, иначе она давным-давно уже свихнулась бы от этих Голосов.Вилли нерешительно протянул ему зуб.— Я вообще-то подумал. — Он посмотрел на Модести и продолжил: — Чтобы привести в порядок ее головку, требуется специалист, разве не так?— Верно, — сказала Модести, глядя на Лизу. — Но учти: ей необходимо чудесное исцеление. А доктор Джайлз Пеннифезер — отличный целитель. Маг и волшебник.Десять минут спустя они стали устраиваться на ночлег. Вилли занял позицию у входа в пещеру. Он должен был провести без сна четыре часа. Модести Блейз завернулась в одеяло неподалеку от Вилли. Глубже в пещере, у стены, устроился Джайлз Пеннифезер. Он сидел, по-прежнему держа находившуюся в отключке девушку за руку, и тихо, но бодро рассказывал ей какую-то историю из своего студенческого прошлого:— Его звали Феншо… А может, Кению? Не важно, по крайней мере, что-то в этом роде. Очень странный больной. Имел привычку глотать осколки стекла, болты, гайки. Испытывал к ним странное влечение. Когда его вскрыли, у него в желудке нашли с полфунта металлолома. А когда он еще был жив, я мерил ему температуру и вдруг он схватил термометр, откусил от него большой кусок и проглотил. — Пеннифезер тихо хохотнул. — Господи, представляю, какая у меня сделалась физиономия! А я даже боялся прослушать его стетоскопом, вдруг откусит кусок. Я за него, между прочим, выложил два с половиной фунта.Модести попыталась отключиться, но пять минут спустя откинула одеяло и придвинулась к Вилли, затаившемуся у входа, и взяла его под руку.— Привет, Принцесса, — сказал он.— Привет, Вилли! Все равно я не засну, пока не узнаю, что с тобой случилось.— Это когда они выбросили меня из самолета?— Ну да. Я пыталась вычислить, как развивались события, но запуталась. Мы ведь шли на трех тысячах футов, так что не важно, угодил ты в деревья, в воду или даже в огромный стог сена. Все равно ты должен был разбиться в лепешку.— Я выступил куда удачнее, — рассмеялся Вилли, — хотя, кажется, не установил мировой рекорд. — В его голосе послышалась обида. — Это нечестно, потому что все равно нельзя двигаться со скоростью выше критической, даже если ты начинаешь с двадцати тысяч. Короче, я шел никак не медленней остальных…— Это еще кто такие?— Ну, был такой парень по фамилии Ворсфолд. Хвостовой стрелок в «ланкастере» во время второй мировой. Их подбили над Францией, и он пролетел семь тысяч футов в хвостовой секции. Отделался переломом ноги и нескольких ребер.— А другие?— Были и они…Модести всегда поражалась тому, как Вилли Гарвин запоминал все, что когда-либо слышал или читал. Не было предмета, о котором он не мог сообщить какие-то неизвестные ей сведения, как правило, любопытные до причудливости. Она сказала:— Неплохо, конечно, но этот тип сжульничал. У тебя ведь не было хвостовой секции.— Нет. Но и у Алкмейда тоже ее не было. Он выпал над Германией на восемнадцати тысячах. Самолет загорелся. И парашют его сгорел до того, как он успел его надеть. Тогда Алкмейд решил не дожидаться, пока поджарится, и прыгнул. Падал минуты две. Потом его пронесло по верхушкам елей, запорошенных снегом, и наконец швырнуло в кусты. Отделался вывихом колена и растяжением мускулов на спине.Модести нетерпеливо дернула его за рукав.— Отлично. Но у тебя не было заснеженных деревьев и сугробов. Хватит мучить меня, Вилли. Рассказывай все по порядку!— Ладно. Только снег там как раз был, другое дело, что ты его не видела.— Но снега ведь в тех горах начинаются выше, разве нет?— Ты права. Но за два дня до этого случился обильный снегопад. Помнишь снежные полосы на склонах? Ну так вот… — Вилли осекся. — Нет, лучше я действительно расскажу все по порядку. До того момента, как я выскользнул из смирительной рубашки, я был слишком занят, чтоб испугаться. Я пытался удавить Джако или захватить его с собой в полет. Но когда я полетел вниз, то, признаться, крепко струхнул. — Вилли усмехнулся. — У меня аж ноги побледнели, Принцесса. Короче, когда я начал падать, что изловчился и пошел головой вперед, а руки раскинул в стороны. Сам не знаю, как это вышло. Я был по-прежнему привязан к стулу и свободы действий у меня не было, но я все-таки принял такую позу — на всякий случай.Модести сама нередко пользовалась такой позой, когда совершала затяжные прыжки с парашютом. Это позволяло перейти в почти горизонтальный полет. Иногда удавалось начать двигаться по горизонтали со скоростью сорок миль в час. Вилли между тем продолжал:— Главное, я начал падать уже со скоростью двести миль в час, потому как выпал из самолета. Впереди я увидел заснеженный отрог горы и решил постараться миновать его, прежде чем уж приземлиться раз и навсегда. Трудно сказать, почему я так решил. Наверное, потому что внизу были сплошные камни, и я надеялся, что на той стороне меня ждет подстилка помягче.Модести почувствовала, как он пожал плечами, потом снова заговорил:— Сам не знаю, на что я надеялся. Тогда я не видел никаких снежных заносов, но и двадцать футов снега было бы плохой подушкой. Но ты же сама знаешь, Принцесса, как это бывает. Всегда хочется думать, что вдруг все как-то образуется. Вдруг случится чудо. — Он помолчал и с удивлением в голосе добавил: — И знаешь, чудо в общем-то случилось. Я прошел над отрогом на высоте двести пятьдесят футов и на той стороне увидел…— Снег?— Не просто снег. Огромный нанос! Это поработал западный ветер. Такое скопление снега было только на восточных склонах, потому-то мы и не увидели его из самолета. Знаешь, как порой случается. Снегу выпало несколько дюймов, но ветер начинает сгребать его в гигантскую кучу. В основном, конечно, снег успел растаять накануне или таял теперь. Но там оказалась большая лощина, которая как раз шла вниз точно подо мной. Я летел прямо над ней.Вилли вынул пачку сигарет, предложил одну Модести, потом щелкнул зажигалкой, дал ей прикурить, закурил сам.— Глубокая лощина?— Оказалось, футов двадцать — тридцать. Вообще-то маловато. Если ты путешествуешь со скоростью сто двадцать миль в час, то двадцать с чем-то футов снега плохо смягчат удар. Но тогда мне в голову пришла мысль. — Модести увидела в свете от сигареты его улыбку. — Я ведь падал уже секунд двадцать, так что пора было начать шевелить мозгами. В моем распоряжении оставалась пара секунд. Я по-прежнему летел вперед и решил, что, учитывая мою скорость, мне очень помогло бы приземлиться в снег по касательной, так, чтобы подо мной оказалась подстилка футов в семьдесят — восемьдесят. Это погасило бы скорость до встречи с твердой породой.— Так и вышло?— Не совсем. Для начала я чуть не вывихнул спину, когда сделал быстрый кувырок, чтобы двигаться ногами вперед. А потом почти сразу же я с жутким грохотом приземлился и, сидя на стуле, стал буравить толщу снега. Я продолжал двигаться точно посередине лощины. Я все равно сломал бы себе позвоночник, когда уперся бы в камень, но меня ожидал еще один приятный сюрприз.Модести с интересом посмотрела на него.— Что же?— Ну, признаться, я уже плохо соображал что к чему, потому как чудом не потерял сознание. Глаза чуть не провалились куда-то в череп, кровь ударила в ноги, но я все же не отключился. Стул, конечно, сильно помог. Ножки послужили подпорками для моих ног, а сиденье давило на снег, проделывало нечто вроде квадратного туннеля. Но это я понял уже позже. Потом бабах! — я врезался, но не в камень, а во что-то мягкое, податливое, блеющее.— Овцы?Вилли беззвучно рассмеялся.— Ибо сказано: «Он сойдет как дождь, орошающий луг, как капли, орошающие землю». Псалом семьдесят первый, стих шестой. Было этих овечек два десятка, не меньше. Я знал, что они так поступают, еще когда жил в Йоркшире. Они ищут укрытия и скапливаются под снегом. Но это-то и спасает их, потому что они согревают друг дружку. А от их дыхания в снегу возникает нечто вроде вентиляционной шахты, и потому всегда есть приток свежего воздуха. Так они поступили и на этот раз и приняли в свою компанию Вилли Гарвина. Самое смешное, что при падении я не получил ни царапины, но чуть было не задохнулся, когда выбирался из этого овечьего царства.Модести глубоко вздохнула, лихорадочно подбирая слова, которые соответствовали бы истории. Но услышанное было просто невозможно достойно прокомментировать. Модести только растерянно пробормотала:— Что ж, все правильно. Как говорится, кому суждено быть повешенным…— Похоже, — в тон ей отозвался Вилли, потом помолчал и заговорил уже совершенно серьезно. — Но когда я выбрался, то чуть было не свихнулся. Я подумал, что они и тебя выбросили вслед за мной. Правда, через пять минут я вспомнил, что в самолете они разместили нас по-разному. Меня посадили на стул, вас привязали к креслам. Получалось, что только меня готовили к полету без самолета. Я твердил себе об этом и немножко успокоился. Я решил, что они собирались сохранить тебе жизнь, по крайней мере, на какое-то время и, скорее всего, увезли тебя в Бонаккорд, так что чем скорее я там окажусь, тем лучше.Вилли затушил сигарету о каменный пол пещеры и сказал:— На этом мое везение кончилось.— Тебе и так сильно посчастливилось.— Верно. Но я боялся, что если промешкаю, то все пойдет коту под хвост. Я добрался до фермы в трех милях от места вынужденной посадки, и надо же было случиться, что туда именно в этот день и час пожаловал жандарм на мотоцикле — решил проверить у фермера права на грузовик. А у меня как назло при себе ни документов, ничего… Прежде чем привязать меня к стулу, эти гады вывернули мне карманы. Я начал плести какую-то байку, но в тот день я был не в форме. Жандарм задавал мне вопрос за вопросом и делался все подозрительней. А потом меня забрал. Я провел сутки в кутузке, прежде чем они связались с консульством. Для меня это было хуже всякой пытки.Модести положила голову ему на плечо. Потом, наверное волокита французских властей покажется ей смешной, но сейчас…— Бедный Вилли, — пробормотала она. — Как я тебя понимаю!— Я думал, что вообще рехнусь, — сказал Гарвин. — Только через два дня прибыл какой-то хрен из консульства. Четыре раза в день я принимал решение сбежать, но вовремя спохватывался. Только не хватало, чтобы меня объявили в розыск по Франции… Поэтому я стиснул зубы и терпел. Я внушал себе, что ты нужна им живая и потому у меня еще есть время в запасе. В конце концов мне удалось попросить того парня из консульства связаться с Рене Вобуа, и тогда дела пошли быстрее. Рене помог мне выбраться на свободу и, главное, дал мне денег. Я сел в самолет, отправился в Танжер, на виллу. Решил, что к операции лучше подготовиться как следует, а не лететь на крыльях тревоги и молитвы.Вилли, конечно, поступил правильно. На вилле Модести в Танжере имелось все необходимое для операций самого разного рода и толка. Но Модести поежилась, представив, каких нервов стоила Вилли эта задержка.— Из Танжера я позвонил Тарранту, — говорил Вилли. — Ввел его в курс событий. Таррант страшно ругался. Затем я нанял частный самолет и полетел в Букобу, где встретился с агентом Тарранта, который служил в какой-то геологоразведочной фирме. — Вилли горько усмехнулся. — Это съедало уйму драгоценного времени, но другого способа разыграть партию у меня не было. Я решил, что, если тебе удастся не умереть в первые два-три дня, ты отыщешь способ выбраться из беды.— Они держали меня на наркотиках, Вилли. Хорошо, Джайлз заметил это, и я стала снова соображать только в последние два дня, когда перестала пить их проклятую воду. Если бы ты появился раньше, я бы мало чем могла тебе помочь. — Модести вспомнила сцену в столовой, когда палец Мескиты оказался на спуске винтовки, и добавила: — Хорошо, впрочем, что ты не опоздал на пару секунд.— Вот именно, — сказал Вилли и тяжело вздохнул. — Ты мне расскажи об этой горилле.— Только не сейчас. Я не смогу оказать достойную конкуренцию твоему рассказу о затяжном прыжке. — Модести издала звук, очень похожий на смешок. — Извини, Вилли, но у меня что-то больно веселое настроение. Словно перепила шампанского. Я ведь всего несколько часов назад… — Она сама почувствовала, как изменился ее голос, замолчала, потом продолжила: — Всего несколько часов назад мне казалось, что я осталась совсем одна. Как приятно ошибиться. — Модести ткнула кулаком Вилли в плечо, потом притянула к себе его голову и поцеловала в щеку. — Добро пожаловать назад, Вилли-солнышко. И пожалуйста, больше так не уходи. До чего же мне было плохо одной…Пять минут спустя Модести уже спала, закутавшись в одеяло и положив голову ему на ногу. Прислушиваясь к ее мерному дыханию в темноте, Вилли улыбнулся сам себе и удивленно покачал головой.Вилли Гарвин был человеком, знающим себе цену и вполне высоко ценившим себя и свои способности. Так было далеко не всегда, да и сейчас он был начисто лишен тщеславия, ибо не сомневался: все то хорошее, что в нем было, создала Модести Блейз. Это убеждение Вилли ей так и не удалось развеять. Впрочем, она давно уже оставила все попытки внушить Вилли, что ее заслуга не так уж и велика. Вилли сейчас находился в хорошем настроении и с удовольствием погрузился в размышления о своем везении. Он имел в виду не благополучное приземление с высоты трех тысяч футов, но вообще все, что случилось за последние восемь-девять лет.Он был счастлив, что столь многое для нее значил. Она, собственно, сама только что об этом сказала, но Вилли и без того подозревал, что так оно и есть. Это было самое настоящее чудо, к которому он никак не мог привыкнуть, ибо рассматривал Модести Блейз как нечто особенное, находящееся вне сравнений. Это было его личное мнение, которым он не собирался делиться ни с кем, и ему было решительно все равно, как этот тезис воспримут все прочие представители человечества. Он вовсе не считал, что Модести — само совершенство, что у нее нет недостатков, но он был уверен, что она поистине уникальна и неповторима. Он называл ее Принцессой, и для него это само по себе означало очень многое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38